Читать книгу "Искупление вины - Евгений Сухов"

– Почти восемь дней, господин майор.

– Восемь дней, – задумчиво протянул Гемприх-Петергоф. – Для войны это весьма большой срок. Может, радист работает под диктовку?

– Никак нет, господин майор! Отсутствует знак, что группа работает под контролем русской контрразведки.

– Уже хорошо, но напрашиваются вопросы, где они были раньше, почему не выходили на связь, почему не отзывались на позывные? Я, конечно же, доверчивый человек, но ведь не до такой же степени!

– Господин майор, вы полагаете, что группа работает под диктовку русских, несмотря на отсутствие знака?

– Дорогой мой Филипп, мы с вами работаем в «Абвере» и имеем полное право не доверять.

– Что же делать в таком случае? Может, стоит прекратить связь?

– В эту группу я слишком много вложил… Давайте не будем торопиться. Прекратить связь мы всегда успеем. Сделайте вот что, дайте Филину еще одну телеграмму, пусть объяснит, почему он так долго молчал. Если мы почувствуем, что радист действительно работает под диктовку русских… тогда решим, что делать дальше. Когда радиосвязь? Завтра вечером?

– Так точно, господин майор.

– Выполняйте! Мне тут еще лилии полить нужно. Эти цветы очень нежные, а русская зима на них скверно влияет.

Обер-лейтенант Голощекин молча вышел из кабинета.

Фамилия Голощекин в дореволюционной России была именитая, с глубокими традициями. Начало роду положил Карл-Филиппо Голощекинотано, приехавший из Флоренции в Россию еще при Петре Первом. Бедный скульптор, каковых в Италии было множество. Единственное, что его отличало от прочих, это большое честолюбие. Карл-Филиппо решил попытать удачи в далекой и загадочной России и, как показало время, не прогадал. Начал он с того, что ваял замысловатые сказочные фигурки, которые так нравились дамам дворца, а через год, заручившись поддержкой светлейшего князя Меншикова, Карл Голощекин построил близ Воронежа медеплавильный завод. В родной Италии он отливал скульптуры полководцев и императоров, которые не всегда находили место на площадях, большей частью пропадали во дворах богатеев, сделавших заказ. А в России он отливал пушки, внося свой посильный вклад в победу над шведами. Его продукция пользовалась невероятным спросом, и еще через пять лет он вошел в число основных поставщиков императорского двора.

Последующие поколения Голощекиных народились хваткими, мастеровитыми, у них получалось все, за что бы они ни брались. Занимались строительством и архитектурой, привлекая в Россию лучших специалистов. Перед самой революцией семья Голощекиных владела пятью металлургическими заводами, имела на Волге свой флот и торговала пшеном по всему миру.

После революции все имущество было потеряно, за исключением нескольких фамильных драгоценностей, которые удалось скрыть от таможенников при переходе границы. Начинать приходилось практически с нуля. Отец Филиппа выехал с семейством в Берлин, на тот момент самый крупный центр русской эмиграции. Тогда еще крепкий мужчина, он попытался открыть ресторан русской кухни, заняв деньги под большие проценты. Но дело прогорело, и пришлось отдавать последнее, что было ранее поделено между родственниками. Вспомнив о своем математическом образовании, едва не ставшем делом всей жизни, Голощекин-старший пошел в русскую гимназию преподавать алгебру. Филипп был отправлен в кадетский корпус, созданный еще генералом Деникиным, где прошел полный курс обучения. Затем поступил в Пражский университет, там на способного русского студента обратила внимание разведка «Абвера».

После годичного обучения в Берлине Филипп Голощекин влился в так называемую русскую группу, которой руководил прибалтийский немец Гемприх-Петергоф. Русскому сообществу он представлялся иначе – господин Петергоф, что должно было указывать на его благородное происхождение. В школе он преподавал разведывательное дело и однажды обмолвился о том, что за два года до начала войны дважды побывал в Москве в составе дипломатической миссии. Вкратце рассказал о том, что по линии матери в Петергофе осталось имение, в котором большевики разместили коммуну. От былого великолепия ничего не осталось, но вот часть античных статуй каким-то невероятным образом сохранилась, и он лелеял надежду, в память о матери, умершей незадолго до войны, восстановить родовое гнездо. Правда, этими приятными хлопотами, связанными с обустройством усадьбы, он займется позже, когда большевики будут отброшены за Урал. Судя по тому, как разворачивались события на Восточном фронте, ждать майору предстояло недолго.

Радиослужба «Абверкоманды-104» была одной из сильнейших на северо-восточном направлении и включала в себя целую сеть радиостанций, предназначенных для пеленгаций раций и радиофицированных групп. Кроме того, имелась еще и специальная радиостанция для проведения радиоигр, которым адмирал Канарис придавал большое значение.

Чтобы попасть в отдел связи, требовалось специальное разрешение. У входа стоял крепкий караульный, и Голощекин, показав ему пропуск, прошел в служебную комнату и устроился за своим столом. Рядом сидела штабсфельдфебель Кристина Шварцман и внимательно вслушивалась в эфир. Вчера вечером русские открытым текстом сообщили о том, что линию фронта в районе поселка Вдовий Яр попытался перейти старший лейтенант Красной армии: блондин, тридцати лет, крепкого сложения, ниже среднего роста. Следовало арестовать человека с такими приметами. Странность заключалась в том, что на их сторону так никто и не перешел, а дальнейшего радиоэфира не последовало. Напрашивался вывод, что сообщение являлось какой-то тонкой игрой русской контрразведки. Хотя существовал и второй вариант – русского перебежчика могли пристрелить где-то на передовой.

Обер-лейтенант надел наушники и, услышав позывные Аверьянова, быстро отстучал сообщение. Оставалось дождаться ответа.

Вошел лейтенант отдела связи. Выглядел он несколько взволнованным. Положив на стол расшифрованную радиограмму, доложил:

– Получили радиограмму из центра «Абверкоманды-104».

Радиограмма была запечатана в конверте, как того требовали инструкции, предназначалась лично начальнику Управления Вологодской области. Расписавшись в получении, майор Волостнов дождался, когда лейтенант выйдет, а потом оторвал край конверта и вытащил дешифрованную радиограмму. Внимательно прочитал:

«Мазу. Чем именно занимаетесь в настоящее время? Почему не выходили на связь в установленные сроки? Имеются ли у вас какие-нибудь трудности? Петергоф».

Нужно было срочно составить текст, который мог бы успокоить немецкую разведку. Придумать подходящую причину, из-за чего задержался выход в эфир. Например, это могут быть погодные условия. В это время года в Вологде невероятно ветрено. Подумав, майор Волостнов быстро набросал текст:

«Петергофу. В наши планы вмешалась ветреная погода. Во время десантирования нас разбросало в разные стороны. Встретиться в условленном месте не удалось. После истечения контрольного времени каждый добирался до станции Бабаево самостоятельно. Встретились через день. Обсудили дальнейший план действий. Еще через два дня встретились на почте со связистом, он помог нам устроиться на частной квартире в Вологде. Некоторое время пережидали. Присматривались. В Вологде происходят активные перемещения военных. Наблюдали маршевые полки, двигавшиеся в сторону железнодорожного вокзала. Переждав три дня, вернулись к месту выброски, где была запрятана радиостанция. Оттуда же передали первое радиосообщение. Место глухое, добираться до него сложно. Наше частое появление здесь может вызвать ненужные вопросы у жителей близлежащего поселка. Нами было принято решение перенести рацию поближе к железной дороге, в район Ватланово. Там же в лесу спрятали рацию. Место надежное, но добираться до рации далеко. Поэтому радировать каждый день невозможно. Предлагаем проводить радиоэфир в среду и в воскресенье, в шесть часов вечера. Маз».