Читать книгу "Легенда Португалии - Наталия Полянская"

Здесь повеяло неожиданным уютом: несмотря на то, что цвет стен, казенный, светло-бежевый, наводил на мысль о строгой официальности происходящего, остальное настраивало на миролюбивый лад: фотографии на стенах (бравые полицейские обнимаются друг с другом и скалятся на фотографа от широты веселой португальской души), аккуратные папочки на стеллажах (с непонятными надписями, такими безобидными с виду, но, возможно, повествующими о кошмарных преступлениях), фикус в кадке (ухоженный) и кофеварка на отдельном столике (весело мигает лампочками). Женя вошел, оглядел это все, отметил почему-то, что на самой большой полицейской фотографии какая-то беда с фокусом, и поинтересовался родственниками.

Судьба оказалась милостива к уставшему и разозленному герою: один из полицейских, высокий, плотный, в овальных очках, прекрасно говорил по-английски.

– Мануэл Гонсалу, – представился он, – сержант полиции Коимбры. Бэзил Чесноков, – он выговаривал имена очень тщательно и при этом заглядывал в свои бумаги, – и Льюдмила Чеснокова – ваши родственники?

– Моя сестра и ее муж. В чем они провинились?

– Осквернение общественной собственности и культурного наследия, – принялся загибать пальцы Гонсалу, – отказ заплатить штраф. Сопротивление при аресте… правда, незначительное.

Что натворили эти идиоты? Написали слово из трех букв на стене университета?!

– У них нет с собой паспортов, но мы поняли из их объяснений, что они граждане России. Это так? Вы будете звонить российскому консулу?

Только консула нам тут и не хватало, подумал Женька.

– Я не понял. Что именно они сделали?

– Сеньор Чесноков, будучи пьян, попытался залезть на церковь.

– Куда залезть? – ошеломленно переспросил Женя.

– На церковь Святого Креста на центральной площади.

Ну конечно.

– Он хотел долезть до верху, цепляясь за статуи и резьбу. Мало того, что это очень трудно, так еще и противозаконно. К счастью, мы появились достаточно быстро и убедили его спуститься. Но он отказался платить штраф за нарушение общественного порядка, а затем немного сопротивлялся, когда мы предложили пройти с нами. Сеньора Чеснокова, – он выговорил русскую фамилию даже с каким-то удовольствием, – пыталась помешать нам забрать мужа, и мы забрали и ее.

– Приключения итальянцев в России, – пробормотал Ильясов себе под нос, а у сержанта спросил: – Они были совсем пьяны?

– Нет. Немного. Мы напоили их кофе, и они позвонили вам. Сеньор Чесноков говорит, что у него нет денег. Вы будете звонить консулу в Лиссабон или же оплатите штраф?

Женька представил, как сейчас полицейские начнут искать номер посольства, как поднимут несчастного, ни в чем не повинного консула среди ночи, как он трагически распрощается с женой и поедет в Коимбру, и раньше утра все равно не доберется, – и передернул плечами.

– Я оплачу штраф, разумеется.

– Прекрасно. Вам сразу выдать… преступников, или пусть еще посидят? – Гонсалу, кажется, еле сдерживал смех. Конечно, в Коимбре обычно тишь да гладь, а тут такое развлечение.

– Надеюсь, они за решеткой сидят? – кровожадно спросил Женька.

– О, нет. За решеткой у нас сегодня занято, там воришка и два студента, не в первый раз ловим. А сеньоры Чесноковы сидят в той комнате под присмотром моего помощника. – Сержант указал на дверь в углу. – По правде говоря, они забавные, и я бы их отпустил, но закон есть закон.

– Это правда, – согласился Женька. – Dura lex, sed lex[14]. Давайте, где подписать?

Он подмахнул какую-то бумажку, заплатил положенную сумму и прошествовал к двери. В комнатушке, оклеенной одинаковыми для всех участков плакатами «Их разыскивает полиция», сидели Вася и Люся и пили кофе. Зять, как обычно, вещал. Молоденький полицейский завороженно слушал.

– …А потом прикармливаешь и садишься ждать. Мотыля бери. Ферштеен? – Тут Вася увидел Женьку и обрадовался так, что чуть чашку с кофе не опрокинул. – О, Женюрик приехал. А я, слышь, этому молодому болвану рассказываю, как правильно на рыбалку ходить. Прикинь, какой глупый – не знает, что такое мотыль!

– Василий, – холодно сказал Ильясов, – дуй на выход, или я за себя не отвечаю.

– Да ладно, чё ты, – забормотал зять, немного сникнув, – я не виноват же совсем.

– А на церковь не ты лез?

– Ну, я, но так я же…

– Ничего не желаю слушать. На выход. – Женя развернулся, не в силах любоваться на виноватые лица.

Сержант Гонсалу посмеивался.

– Они ничего, ваши родственники, – сказал он. – Ни по-английски, ни по-португальски толком не говорят, но как-то объясняются. Мы с ними уже и политику обсудили, и страну, и рыбалку, и портвейн, и еще, – он, смакуя, повторил слово по-русски, – да-ча!

«Взаимопроникновение культур, мать вашу». Женя кивнул, не зная, что ответить приятному сержанту.

– О, Мануэл! – возник рядом Вася. – Слышь, ты это, не пропадай теперь, да? Давай я тебе телефончик напишу. Во. – Он схватил первую попавшуюся бумажку с сержантского стола, написал на ней московский номер и сунул Гонсалу. – И ты мне свой напиши… Женюр, как будет по-английски номер телефона?

– Phone number, – процедил Ильясов.

Сержант посмеялся, написал на карточке свой номер и отдал Васе; зять просиял.

– Ну вот, заезжай теперь, не стесняйся. На дачку съездим, я баньку затоплю. И если чего починить тебе надо в твоем отделении, так починим! А?

Ильясов не выдержал, взял Васю за локоть и подтолкнул к двери.

– Давай, поехали, дипломат.

– До свидания, – вежливо сказала сержанту Люся. Она, кажется, напугалась гораздо больше мужа и теперь вела себя тихо.

– Adeus[15], – ответил Гонсалу, все еще улыбаясь.

На улице было прохладно, очень тихо и влажно – около полуночи прошел легкий дождик, и мостовая блестела, будто натертая воском. Пахло какими-то цветами, теплыми камнями и почему-то свежим хлебом: видимо, дальше на улице располагалась булочная, и там уже начали работу.

– Воздух свободы! – провозгласил Вася, останавливаясь на пороге полицейского отделения и разводя руками. – Какой он… забористый!

– Это портвейн, который ты пил, забористый, – буркнул Женя. – Или чем ты накачался? Коктейлями? Водкой, национальным русским напитком?!

– Женюр, ты это… – сказал зять, внезапно смущаясь, – извини нас. Кто ж знал…

– Ты лез на церковь – и не знал, что нельзя?

– Дак это… так получилось… все он виноват.

– Садись в машину. Люсь, и ты. Нечего тут торчать, я спать хочу.