Читать книгу "Дворцовые тайны - Кэролли Эриксон"

Я же улыбалась. Улыбка не сходила с моего лица и в этот день, и на следующий, а когда Анна, столкнувшись со мной, обожгла меня сердитым взглядом, я заулыбалась еще шире. Мне казалось, что праведные — вознаграждены, нечестивые получили по заслугам, что тем, кто заранее сажал Анну на трон и награждал короля наследником, придется повременить.

Джейн Попинкорт мертва!

Она погибла во Фландрии, за тысячи миль отсюда. Эти вести дошли до нас как раз в то время, когда двор готовился к традиционному летнему путешествию. Рассказывали, что приближенные одного фламандского вельможи, среди которых находилась и Джейн, перебираясь из замка в замок, подверглись нападению разбойников с большой дороги. Во время стычки почти все женщины были убиты.

— Как вы думаете, ее изнасиловали? — шепотом спросила Бриджит.

Анна Болейн отвернулась, словно не хотела даже думать о таких ужасах.

Другие фрейлины, большинству из которых не довелось лично знать Джейн, только ахали и охали, а Энн Кейвкант не потрудилась даже притвориться взволнованной.

— Конечно, мне жаль, если она страдала, — заявила она, — но, признаться, Джейн никогда не была одной из нас. Она всегда держалась особняком, одевалась по своей фламандской моде и ни с кем не дружила.

— Может быть, она стеснялась, — заметил кто-то, — она плохо говорила по-английски.

— Нет, — настаивала на своем Энн. — Она вовсе не была стеснительной. Просто она была слишком гордой и смотрела на нас на всех свысока. Такое ужу нее было отношение ко всем англичанам.

— Так вот почему она вернулась в свой Мехелен[47]?

— Нет, — заявила Бриджит тоном всезнайки, — она вернулась, потому что…

— Потому что должна была, только и всего, — прервала ее Анна. — У нее были личные причины, чтобы оставить двор, и мы не имеем к этому никакого отношения.

При этих словах Анна бросила на Бриджит весьма выразительный взгляд, требуя от той сдержанности.

«Помолимся о ее душе и понадеемся на то, что она не мучилась перед смертью, — сказала наша благочестивая королева Екатерина, узнав о гибели Джейн. — Она была моей подругой добрых два десятка лет, вступив в мою свиту сразу же после нашей с королем свадьбы. Она всегда была мне верна, и я сохраню ее образ в своем сердце. Давайте же почтим ее память тем, что не будем рассуждать о вещах, которые мы уже не в силах изменить или исправить».

Больше о гибели Джейн я ничего не слышала, но обстоятельства этой смерти казались мне странными, чтобы не сказать подозрительными, и я вдруг засомневалась, что речь шла о случайном нападении разбойников. Король, как я заметила, вообще ничего не сказал о кончине фламандки, хотя, если верить слухам, они когда-то были любовниками и, значит, в свое время она много для него значила. И она знала его секреты, в том числе тайну его связи с матерью Анны Болейн. А поскольку Его Величество сделал все возможное, чтобы правда об этом никогда не выплыла на свет, Джейн была вынуждена, по словам Бриджит, покинуть двор, став богаче на целый сундук полновесных золотых монет.

Чувствовалось, что новость о том, что Джейн больше нет, сильно расстроила короля, но была ли тому причиной их давняя любовь или нечто другое, мне узнать не удалось. Наш государь вообще ненавидел любые разговоры о смерти и не желал даже думать о ней. Он так и не смог перебороть тот страх, который поселился в его душе во время последнего поветрия потницы, и с трепетом ждал возврата болезни. Королева Екатерина как-то призналась мне, что он до сих пор носит на шее мешочек с живыми пауками, дабы отогнать от себя недуг.

Я вспомнила, что Джейн весьма туманно говорила о своей будущей жизни, когда уезжала из Англии. Она упоминала лишь о том, что едет домой. Последний же час на английском берегу она провела, запершись с королевой. Никто не смел тогда нарушить их уединение. О чем они говорили? Вспоминали прошлое? Или обсуждали собственное будущее?

Почему-то я была почти уверена, что случившееся с Джейн как-то связано с делом об аннулировании королевского брака и с внезапным отъездом кардинала Кампеджио.

Как же обеспокоены и встревожены мы были в то лето — лето 1529 года. Одни боялись того, что потница обязательно вернется, другие — что войска императора Карла высадятся в Англии, чтобы встать на защиту королевы Екатерины. В городах и селах собиралось ополчение: люди разных сословий вооружались ржавыми мечами и кинжалами, а порой и простыми вилами, которые, как говорят, стали символом крестьянской войны в Германии. Самый воздух, которым мы дышали, полнился всевозможными слухами, задувал ветер перемен, грозящий разметать прежний порядок и унести с собой прочь привычные жизненные ценности.

Я съездила в Вулфхолл, чтобы навестить свою семью, но столкнулась лишь с неловкостью и взаимным напряжением. Я не решалась заговорить о Кэт, юном Генри и бедняжке Джоне, похороненном в общей могиле в Уолдрингэме вместе с другими умершими от потницы детьми. Казалось, мое присутствие в нашем фамильном поместье не очень желательно, особенно если сравнить отношение моих родителей ко мне с тем шумным, теплым приемом, который был оказан Неду. Мои родители не могли им нахвалиться и без конца повторяли, как быстро он богатеет (Нед и в самом деле одевался все лучше и лучше, возвысившись при кардинале и добившись того, что на него обратил внимание сам король, удостоивший моего брата несколькими поручениями). Они умилялись, глядя на Неда, и твердили, как он хорош собой, как далеко он уже продвинулся при дворе и как высоко взлетит, уж будьте уверены! Я только кивала и улыбалась, но старалась не поддерживать такие разговоры.

— Когда же мы будем праздновать твою свадьбу, Нед? — спросила как-то раз моя мать с широкой улыбкой. — Я слышала, что ты начал подыскивать себе невесту из хорошей семьи…

— Он не торопится связывать себя узами брака, — грубо прервал ее мой отец. — У Неда есть важные обязанности при дворе. Пусть себе женится, когда у него будут красивые дома и собственные земли, конюшня с прекрасными скакунами и сундуки с золотом под кроватью.

Я ушам своим не могла поверить — они говорили так, как будто бы Кэт и дети никогда не существовали. Я знала, что Неду удалось быстро расторгнуть свой брак с Кэт, но разве это зачеркивало все те годы, когда Кэт была частью нашей семьи, годы любви и заботы о детях? Моя мать была прекрасной бабушкой для Генри и Джона, она искренне любила их, а теперь стерла из памяти.

Пока я слушала разговор моих родителей, мне хотелось громко закричать, обвинить их в бесчувственности, а Неда — в немыслимом жестокосердии. Я оказалась отрезанной от своей семьи, потому что не могла вот так взять и выкинуть из головы Кэт, томившуюся в обители Святой Агнессы, и Генри, подвизающегося в учениках у лучника, не могла перестать думать о них с любовью, а о своем отце — с горечью и ненавистью.