Читать книгу "Сапфировая королева - Валерия Вербинина"

Впрочем, сначала, наверное, нам стоит объясниться по поводу названий городских улиц.

Когда французский герцог только приехал в эти края, он увидел здесь несколько кособоких домишек, грязь вместо тротуаров, животных, которые бродили, где попало, и горстку жителей, которые оставались тут просто потому, что им некуда было деться.

Будь французский герцог русским, допустим, графом, он бы пожал плечами и сказал что-нибудь вроде:

– Ну что ж, если они так живут, значит, им так нравится.

Или:

– Видно, бог судил им всю жизнь быть бедными. Нехорошо вмешиваться в божественный промысел!

После чего отгрохал бы себе в самом красивом месте дворец о четырех этажах в смешанном барочно-египетском стиле с колоннами из хрусталя, обнес бы прилегающую территорию высокой-превысокой оградой и зажил бы себе припеваючи, не думая о том, что творится за пределами огороженной территории.

Однако, как уже сказано, герцог был французом. К тому же у себя на родине он уже имел возможность наблюдать, что может произойти с жителями любого дворца, если за них решат взяться те, что существуют за оградой.

И герцог принялся за дело.

По его указке мостили улицы, расширяли гавань, сажали деревья, привлекали новых жителей, и через какие-то десять лет это место было уже не узнать.

Что же касается улиц, то названия им герцог давал лично. Он не любил названий вроде «улица Кузнецов», где сегодня живут кузнецы, а через полвека будут одни ювелиры и золотых дел мастера. Нет, он давал названия странные, порой даже экзотические, но такие, которые звучали красиво и ласкали слух.

– Ваша светлость, – возражал ему некий русский граф, состоявший при нем в заместителях, – ну зачем называть какую-то грязную канаву улицей Босолей? Пардон за мой французский… Какой смысл?

– Смысл в том, – отвечал герцог, – чтобы люди поверили, что эта улица солнечная, чтобы они захотели увидеть ее именно такой и чтобы они постарались ее такой сделать. Потому что, месье, как вы называете вещи, так они себя и ведут.

И грязная канава, как и предсказывал мудрый герцог, превратилась-таки в солнечную улицу, широкую, нарядную и красивую. Именно на ней наш знакомый Леон Валевский и столкнулся с Наденькой Русалкиной.

– Здравствуйте, Леонард! – сказала Наденька и бог весть отчего порозовела.

Леонард не порозовел, но немножко смутился, потому что прежде все его мысли были только о том, как бы поскорее покинуть благословенный город О., а в присутствии Наденьки мысли потекли куда-то не туда, совсем в другом направлении. Молодой человек невпопад ответил на ее вопрос, куда он идет и что собирается делать, и смутился еще больше.

– Идемте к нам обедать, – пригласила его Наденька. – Брат будет рад поговорить с вами о стихах. И я тоже, – добавила она.

При слове «стихи» Валевский малость закручинился, но, подумав, что Наденька тоже будет за столом, решил, что ради этого можно и потерпеть.

– А после обеда, – продолжала Наденька, – я пойду по знакомым. Стану вербовать новых членов.

– Куда? – изумился Валевский, зачарованно глядя на рыжеватые колечки волос возле ее маленького уха.

Наденька удивленно вздернула брови:

– Конечно, в наше общество, Леонард! Ведь теперь нам не хватает всего пяти человек, чтобы власти дали нам помещение.

Тут ожил персональный ангел-хранитель Валевского и стал изо всех сил тянуть его за собой – к библиотекарю, за чемоданом и прочь из города. Леон открыл рот, чтобы извиниться, сослаться на несуществующие дела и уйти. Уже начало фразы готово было сорваться с его языка, но он поглядел на оживленное лицо Наденьки, в ее блестящие глаза, подумал о том, как же ей, должно быть, невыносимо жить с ее братцем, – и сдался.

Через полчаса Валевский сидел уже в гостиной Русалкиных и смотрел, как Наденька, озабоченно хмуря брови, составляет список знакомых, которых можно попытаться заманить в общество любителей российской словесности. От взора Леона (который в силу своей специфической профессии обладал чрезвычайной наблюдательностью) и в прошлый раз не ускользнуло, что мебель в гостиной вся старая, потрепанная и, в общем-то, должна производить довольно безрадостное впечатление. Но на самом деле тут было необыкновенно уютно. Всюду вышитые салфеточки, нигде ни пылинки, старые часы важно тикают – тон-тон-тон, в шкафах книги, книги, множество книг, и только в одном шкафу – куклы, старые игрушки, шкатулочка с бисером, немного фарфора и несколько хрустальных бокалов. Вошла кошка, старая, беспородная, но тоже уютная, поглядела на Валевского загадочным кошачьим взором и бесшумно скользнула на кресло. Потом появился Евгений Жмыхов, басом осведомился, когда будет обед, и, получив ответ, отошел к окну. В дверь метнулся Русалкин, блеснул стеклами очков, схватил руку Леона и пожал, объявил, что скоро будет, и куда-то убежал.

– Слышали, Наденька, что в городе творится? – спросил студент.

Его кузина удивленно подняла голову от списка.

– Нет, а что?

– Ах, Наденька, – улыбнулся Евгений, – а еще говорят, что женщины – первые сплетницы! Груздя арестовали.

– Неужели? – изумилась Наденька. – Макара Иваныча? За что же?

– Говорят, он краденое сбывал, – пожал плечами студент. – Впрочем, не говорят, а так оно и есть. У меня на курсе у одного студента родителей обворовали, так он не стал ждать действий полиции, а сразу же пошел к Груздю и предложил ему деньги, чтобы вещи вернуть. Вещи не то чтобы ценные, но для семьи дорогие. Ну, Груздь поломался да и назвал адресок лавочки, где они должны были появиться. Тоже его, кстати, только там другой человек сидит, якобы лавочка ему принадлежит, а сам Груздь ни при чем. В общем, мой товарищ у него все и выкупил. То есть почти все. Вот такая история.

– И что же, его все-таки поймали? – спросил Валевский с любопытством.

– Да никто его не ловил, – усмехнулся Евгений. – Говорят, баронесса Корф велела учинить обыск и его арестовать, а де Ланжере очень за свое место боится и не смеет ей перечить.

При одном упоминании имени баронессы Валевский почувствовал, как у него пропал аппетит. «Она что, полагает, если бы я и впрямь украл парюру, то отнес бы ее к старому мошеннику? – подумал Леон. – Это же опасный мерзавец, прикончит ни за грош… И в самом деле ведь убивал несколько раз, если правда то, что Карен мне о нем рассказывал».

– О чем вы тут говорите? – поинтересовался Русалкин, входя в комнату.

– О баронессе Корф, – отозвалась его сестра. – Ты ее видел? Скажи, она очень красивая?

– Обыкновенная, я бы сказал, – пожал плечами Аполлон. – Мне, Наденька, такие лица не нравятся.

– А Женя говорил, она красивая, – вздохнула Наденька.

– Да, – помедлив, согласился студент, – но что-то в ней есть… натянутое, что ли… не знаю даже, как точнее передать.

– А почему баронесса с мужем разошлась? – с любопытством спросила Наденька.