Читать книгу "Александра: единожды солгав - Алла Демченко"

Глава 16

Саша лежала на диване. Слова Степанкова звучали все тише и тише до тех пор, пока она не ощутила полную свободу. Саша видела Степанкова и так же четко видела свое тело на диване, но это тело не было ее частью. А потом стало страшно. Саша, какой — то частью мозга помнила слова Степанкова, но они начали терять смысл. На смену словам, в которых она растворилась, пришедшая темнота. Начала оживать, превращаясь у вязкую смолу. Саша окончательно запуталась в паутине. Двигаться стало невозможно. Она прилипла к темноте.

— Двигайся вперед, не стой, двигайся — настойчиво требовал невидимый голос. — Саша, я сейчас тебя верну обратно, если ты не будешь делать того, что я тебе говорю.

И вот тогда, превозмогая тяжесть, душа рванула вперед и…

Впереди была темнота, но это была другая темнота, ограждающая пространство. Со всех сторон долетали мелодичные голоса. Так разговаривает только любовь. В таком блаженстве она могла б находиться вечно. «Может это и есть рай? Может, я увижу бога или хотя бы ангелов? Господи, где же я?»

— Саша двигайся вперед!

Тон, не терпящий возражения, мешал насладиться чувством покоя, защищенности и блаженства. Повинуясь, душа опять рванула вперед. Теперь бесконечная боль сопровождала каждое движение, темнота вокруг извивалась, тоннель зиял черной пустотой. Маленькая душа маленького человечка, подгоняемая невидимой мощной силой, летела в неизвестность. Свет, к которому все стремятся, ударил со всех сторон. Стало холодно и опять страшно. Радоваться рождению не было сил.

Душа маленькой девочки громко закричала. Кричать она не собиралась. Она сразу хотела всем рассказать и доктору, и акушерке, даже притихшей санитарке, что есть другой, вечный дом и там каждого ждут, но ангел больно ударил по губам и голос такой, понятный всем, пропал, а вместо него родильный зал наполнился заливистым детским плачем. «Я родилась, — догадалась Саша, пройдя такое мучительное испытание».

Дальше события пролетели со скоростью света, замедляя определенные моменты. Она отчетливо увидела торт, стоящий на столе. Прямо по средине кулинарного шедевра красовалась одна единственная свеча. Свеча ей очень нравилась. Девочка протянула ручки, чтобы достать свечу, но оказалось ее желание считалось неприличным. Так вести в этом мире нельзя. И только, когда появилась четвертая свеча, торт медленно начал разваливаться.

Удар, пришелся по голове. Небо кружилось перед глазами. Мужчина взял бездыханное тело матери и бросил в багажник. Саша хотела кричать, но ни губы, ни язык не слушались. Боль, пронзившая сердце, была невыносимая, как изначально обрушившаяся темнота.

— Я умираю. Я умираю, — Саша прошептала одними губами, — Очень больно.

— Дыши, слышишь меня, дыши! Дыши!

Саша хотела спросить, кто такой Стрельников, но длинная фамилия завязла в мозгу. Выговорить не получалось. Черная паутина медленно оплетала ноги.

— Жива?

— Не дышит, — мужчина прикоснулся холодными руками к ее шее, проверяя пульс. — Открывай багажник.

Саша чувствовала, как ее бездыханное тело небрежно бросили в багажник.

— Посмотри, что с ребенком? Быстрее, что ты возишься?

— Жива, только без сознания.

— Это даже к лучшему. Пересади ее.

Мужчина потянул девочку за платьице и как тряпичную куклу усадил на переднее сидение.

— Ты, все помнишь?

— Помню.

— Минут через десять вызывай ГАИ и «скорую». Вначале «скорую».

Последнее указание мужчина дал на ходу, садясь в красную «ауди». Машина рванула с места. В багажнике было тесно. Заболело все тело и даже… душа.

— Саша, открой глаза! Саша открой глаза! — Степанков легонько хлопал ее по щекам.

— А как же мама? Где мама? — последнее, что она хотела спросить, перед тем, как душа оторвалась от земли.

Сонные, слипшиеся веки, открывались с трудом. Саша никак не могла понять кто она на самом деле толи маленькая Настя, тили она Кристина или еще кто — то третий, кого она забыла.

Ее никто не торопил и не останавливал, но события сами проносились перед глазами на бешеной скорости. Запомнить или рассмотреть Саша уже ничего не могла. И только оглянувшись вокруг, заметила подбирающуюся к ней черную паутину. Страх сковал каждую клеточку, она не могла не то что бежать, а даже сдвинуться с места.

— Саша открой глаза! Меня твой Стрельников убьет!

И теперь она поняла, кто такой Стрельников. Стрельников — это любовь. И только осознав это чувство, чьи — то руки, ухватив ее под мышку, потянули вверх, к солнцу, куда не могла долететь паутина. Это и есть Стрельников.

— На счет один — просыпаемся, — мягкий голос обволакивал тело, которое стало ощутимым.

— …Три, два, один! Открываем глаза, — голос был настолько повелительным, что глаза мгновенно открылись. Саша в недоумении осмотрелась. Ноги и руки были немыми и не послушными.

— Где я? — тихо, одними губами прошептала Саша.

— Дома. Уже дома. Лежи не двигайся. Воды дать?

Саша отрицательно мотнула головой. Тело, налитое свинцом, ничего не хотело. Даже воды.

— Ну, как?

— Ты прав, Степанков. Крышу может точно снести. Если б не Павел, я бы не смогла вернуться. Знаешь, моментами было сказочно хорошо. Где это было?

— В утробе матери. Утроба она сродни раю, в нашем понятии. Душе хорошо от знаний и она еще свободна. Но стоит ей родиться — начинается мучения. Она — то, по — прежнему, знает, зачем пришла в этот мир. Но попадает под контроль разума, в его, так сказать, неволю. Ладно, ты давай поспи, потом послушаем запись.

— Юра, я боюсь. Мне кажется, я закрою глаза, а там меня ждет эта мерзкая паутина. — Саша готова была расплакаться.

— Закрой глаза. Расслабься. Твои руки становятся…

Это было последнее, что слышала Саша, перед тем как окунуться в спокойный сон. Степанкову хватило сил добраться до рядом стоящего кресла.

Вернувшись с работы, Стрельников застал мирно спящих Сашу и Степанкова.

Ужин никто не приготовил…

Они в который раз слушали запись. Детский голос, звавший маму, принадлежал четырехлетней Насте. В нем было столько боли, горя и отчаяния, что Саша не смогла сдержать слез.

— Спасибо тебе, Юрочка. Видишь, интуиция меня не подвела. Я знала, что женщин было две. И душа той не может успокоиться. Она хочет, что бы я все исправила.

— То есть, ты хочешь, сказать, что мать Насти, Кристина — просит прощения в своей дочери?

— Нет. Настина мать — Кристина жива. Помощь нужна той другой. Она выдавала себя за Кристину.

— И где она теперь? — задал вопрос Стрельников.

Он уселся верхом на стул и с интересом следил за разговором. Все эти сеансы: полеты туда и обратно, свет, тьма, любовь и все это в двадцать первом веке! Дожили до средневековья! Если б собеседники не относились так серьезно к происходящему, он бы подумал, что ему все приснилось. Степанков, доктор наук, профессор, без тени сомнения обсуждал бредовое, иначе не назовешь, перемещение во времени. Стрельников помассировал виски и сложил руки на спинке стула.