Читать книгу "Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца - Михаил Ишков"

Мне и моим товарищам носить сержантские треугольники не довелось. А в 43-м этот злосчастный приказ отменили, присвоив таким вот, как мы, офицерские звания. Так я и стал младшим лейтенантом…

Переход на легендарный СБ был воспринят нами с огромным энтузиазмом. Первый в СССР цельнометаллический бомбардировщик-моноплан с гладкой обшивкой и двумя моторами «М-100» мощностью по 750 лошадиных сил, созданный под руководством А. Н. Туполева в 1934 году, прекрасно проявил себя в Испании, развивая с полной нагрузкой скорость чуть меньше 400 км/ч, недоступную франкистским истребителям. Республиканцы любовно называли его «Катюшкой» в честь героини популярной оперетты.

Боевые действия выявили и весьма существенные недостатки СБ, главным из которых являлось отсутствие протектиро-ванных бензобаков и системы их заполнения инертным газом, что при малейшем попадании гарантировало пожар. Бомбовая нагрузка в 500 килограммов также не могла удовлетворить запросы военных, да и новые модификации немецкого истребителя «Мессершмитт-109» уже достигли скорости, необходимой для успешного перехвата СБ.

Конструкторам удалось существенно усовершенствовать свое творение. Новые моторы «М-103», на 210 «лошадок» мощнее прежних, позволили увеличить грузоподъемность в три раза. Установили телефонную связь между членами экипажа, правда, микрофон, висевший на груди, улавливал шум работавших двигателей, чем создавал существенные помехи. Порой разобрать, что говорит тебе штурман, было практически невозможно. Так же проблематично было нащупать этот самый микрофон, чтобы поднести его ближе ко рту – одна рука занята штурвалом, другая контролировала газ. Ларингофоны, решившие эти проблемы, появились уже во время войны.

При неработающей внутренней связи штурман имел возможность управлять действиями летчика посредством трех разноцветных сигнальных лампочек, означавших «лево руля», «так держать» и «право руля». Эта схема оказалась настолько удачной, что ее использовали на всех отечественных и поставляемых в СССР по ленд-лизу бомбардировщиках.

Тем не менее сохранилось и доставшееся в наследство от «ТБ-3», не имевшего голосового СПУ, весьма архаичное средство общения между собой членов экипажа, лишенных возможности визуального контакта, – пневмопочта, аналог современного SMS-сообщения.

Нужно, например, снизить высоту полета или существенно изменить курс, штурман пишет на бумаге послание пилоту и словно в конверт кладет его в специальную гильзу, которую, в свою очередь, вставляет в приемное отделение трубы, проложенной вдоль всего фюзеляжа. Далее, установив стрелку указателя на выбранного адресата, в нашем случае пилота, необходимо повернуть кран, открывающий доступ в систему «забортного» воздуха. Все – сообщение доставлено. Осталось только сигнальной лампочкой поморгать: «загляни, мол, в «почтовый ящик»…

Новинкой, должной значительно облегчить управление самолетом в сложных метеорологических условиях, стал авиагоризонт. К сожалению, полностью довериться этому прибору было невозможно из-за его непредсказуемого поведения. Летишь при хорошей погоде, ровно удерживая самолет, смотришь – авиагоризонт крен показывает или вообще перестает реагировать на любые эволюции. Выручал уже хорошо знакомый нам «Пионер», по которому в основном и ориентировались. А действительно безотказный авиагоризонт впервые я увидел только на американских «Бостонах».

Но заставить самолет лететь быстрее так и не удалось, несмотря ни на какие усилия, – крыло, спроектированное для скоростей до 450 км/ч, обладало слишком большим профильным сопротивлением и непреодолимо тормозило машину, изо всех сил цепляясь за воздух. По этой причине в 40-м году было принято решение отказаться от дальнейшего производства хорошо освоенных летчиками СБ… Но мы даже не подозревали об этом и продолжали свою подготовку – в летных частях оставалось довольно значительное число этих машин, ресурс которых позволял их дальнейшую эксплуатацию…

Оттепель в 41-м началась гораздо раньше, чем обычно. Из-за растаявшего снега загородные дороги превратились в одну сплошную лужу, и мы, чтобы не промокали сапоги, ежедневно смазывали их рыбьим жиром.

В конце февраля, стоило земле достаточно подсохнуть, начались полеты. Каждый отряд получил в распоряжение свой собственный аэродром, что заметно ускорило процесс. Это стало возможным благодаря наличию достаточного количества полей, пригодных для посадки наших СБ, тем более что фронтовой бомбардировщик и проектировался для подобной взлетно-посадочной полосы.

Вначале пришлось трижды слетать на «Р-6», двухмоторном самолете с архаичным гофрированным покрытием, имевшем скорость в пределах 180-200 км/ч. Иначе как «гробом» данное чудо техники мы не называли, проклиная «тот день и час, когда сели за баранку этого пылесоса». Да, именно за баранку, а не штурвал. Крутишь ее… а самолет вначале совсем не реагирует… затем нехотя начинает крениться в требуемую сторону, причем с ускорением, угрожая перевернуться. Впопыхах «рулишь» в обратную сторону, но и теперь он отзывается не сразу… Это была машина с крайне замедленной реакцией, тугодум.

После такой «воздушной акробатики» мы со скрытой тревогой ожидали знакомства с «Катюшкой». Еще бы, учебный самолет, по идее, должен быть проще в управлении, чем боевой. Но наши опасения, к счастью, не оправдались. СБ оказался простой и удобной в управлении машиной, прощавшей даже довольно грубые ошибки пилотирования, легко выполнявшей виражи с креном до семидесяти градусов без потери высоты. Взлет и посадка не вызвали ни у кого из нас никаких затруднений.

Единственным существенным недостатком, затруднявшим управление СБ, был плохой обзор из пилотской кабины, находившейся как раз между двигателями, поэтому, чтобы осмотреться по сторонам, приходилось качать самолет из стороны в сторону.

Пятнадцати полетов на «спарке» оказалось достаточно, чтобы выпустить нас самостоятельно. Один за другим утюжили «Катюшки» летное поле, выполняя полеты по кругу то в правую, то в левую сторону. Левый круг давался мне лучше.

Получив базовые навыки, мы перешли к более сложным упражнениям, осваивая полет на одном двигателе. Многим летчикам моего поколения это умение спасло жизнь. Надо сказать, очень сложная наука, не терпящая ни малейшей невнимательности. Неработающий мотор создает большое аэродинамическое сопротивление, и самолет постоянно стремится развернуться в его сторону и, перевернувшись через крыло, беспорядочно рухнуть на землю. Конечно, из соображений безопасности один из двигателей не выключали полностью, а просто убирали на нем обороты. Возможности запуска моторов в воздухе на отечественных самолетах не имелось…

Полеты по приборам, боевое применение и групповую слетанность мы не отрабатывали совершенно. Для первого не хватало времени, для второго – штурмана, третье – по месту службы. Нас, воздушных извозчиков, стремились выпустить как можно быстрее, порой принося качество подготовки в угоду количеству строевых пилотов. Совсем скоро за это также пришлось заплатить страшную цену, исчисляемую человеческими жизнями…

Тем не менее за все время учебы в Энгельсе не было ни одного летного происшествия. Предпосылки, конечно, периодически возникали. То на развороте скорость потерял, то уклонился при заходе на посадку, не учтя боковой ветер… Причина одна – человеческий фактор. А вот техника не отказывала ни разу, что внушало доверие к управляемым нами машинам.