Читать книгу "Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс"

Питер отвел взгляд, смиряя себя:

– Я только что был у Ричи. Не думаешь, что мы перед ним в долгу? Мы совершили большую ошибку. Он даже отсидел за ту несчастную дозу, что нашли у него дома.

– А по чьей вине?

– Частично по моей.

– Мы съездим к Ричи, когда будем готовы. А сейчас помалкивай об этом и будь с ней помягче, пока ей не станет лучше.

– Я буду с ней помягче?

– В этом доме еще как будешь. Я свое слово сказал, больше повторять не стану. Как дети поживают?

В углу мерцал телевизор, но никто его не замечал. Тара спустилась в гостиную, закутанная в махровый халат и по-прежнему в темных очках, от ее влажных волос пахло шампунем. Села на диван, продолжая сушить полотенцем концы волос.

– Питер, я хочу как-нибудь увидеть Ричи, – сказала она. – Не мог бы ты это устроить?

– Не к чему с этим торопиться, – встряла Мэри.

– Всему свое время, – поддержал ее Делл.

– Нет, это нужно сделать. Он узнает, что я вернулась, – сказала Тара, глядя на Питера. – Я обязана все объяснить ему, как объяснила тебе.

– Ему не к спеху, – сказал Делл. – Так давно это было.

Тара встала:

– Мама с папой привели в порядок мою комнату. Пошли, Питер, хочу показать тебе, как она выглядит.

– Я с вами, – встрепенулась Мэри.

Но Тара нежно заставила ее сесть обратно:

– Нет, мам, я хочу показать ему сама. А вы оба оставайтесь здесь.

Питер поднялся, чтобы следовать за Тарой наверх, но прежде Мэри наставила на него глаза, как два предупреждающих пушечных жерла. Когда брат и сестра оказались в ее комнате, Тара закрыла дверь и жестом пригласила его сесть на кровать.

– Помнишь, какой была эта комната, когда я ушла?

– Очень милой.

– Нет, поточней. Помнишь точно, какой она была?

– Более или менее.

Она подошла к стене у окна:

– Помнишь, что было здесь?

– Постер?

– Хорошая попытка. Постер с огромной бабочкой. Голубой бабочкой. А вот там тоже был постер. Какой?

– Joy Division.

– Ты гадаешь. Они мне не нравились. Вон там был постер фильма «Пропащие ребята»[21]с клятвой в вечной преданности Дэвиду, которого сыграл Кифер Сазерленд. Но еще у меня висел постер The Cure; тут стоял двухкассетник, там лежал плеер; здесь – задрапировано тонкими легкими шарфиками, на столбике нанизана куча дешевых браслетов. Железки, ну, знаешь, выпрямители для волос, щипцы – возле настенной розетки; можно было дом спалить. Там – «мартенсы» с флуоресцентными шнурками, мои любимые. Старая вертушка, твой подарок. И много кожаных ремней, я их носила с белыми дедушкиными рубашками, а за дверью висела мягкая фетровая шляпа и еще другая, с голубой кожаной лентой – подарок Ричи, там – пробковая доска с приколотыми на ней сухими розами и клочками бумаги с отрывками стихов, и я могла бы повторить каждую строку на каждом клочке.

– И что ты хочешь этим сказать? Что помнишь собственные вещи лучше, чем я?

– На старом ковре, который сейчас заменили, было пятно от туши, которую я пролила; занавески были не подрублены внизу, а подколоты булавками, потому что я не успела их удлинить, как собиралась. Я легко могу продолжить. Я хочу сказать, что все это, все эти вещи составляли мою жизнь и я все помню, словно это было лишь вчера.

– Ну так что? У тебя прекрасная память.

– Потом мы пойдем в твою комнату. Посмотрим, кто из нас лучше помнит твои вещи.

– Все продумала, да?

– Спорим, что я выиграю!

Это «спорим» было любимым словечком Тары до ее исчезновения. Она так часто говорила, с ранних лет.

Она присела на кровать рядом с Питером и взяла его за руку:

– Хочу сказать тебе пару вещей, прежде чем ты поспешишь делать какие-то выводы. Во-первых, я знаю, мама и папа думают, что у меня с психикой не в порядке, поэтому они так ласковы со мной. Я также знаю, что ты думаешь: я, мол, или психически больна, или прикидываюсь спятившей. Отлично, я и не ожидала, что ты отреагируешь по-другому, и уверена, было бы то же самое, поменяйся мы ролями… Боже, я столько думала, прежде чем рассказать тебе то, что рассказала. Я понимала, как рискую. Мне пришла в голову идея с кругосветным путешествием, но я знала: хотя такая история более приемлема, меня очень быстро раскусят, поскольку в жизни нигде не была, кроме одного-единственного места. Так что решила рассказать правду, будь что будет… Сейчас я сообразила, что, возможно, лгу себе по каким-то глубинным, смутным психологическим причинам. С людьми такое случается, ведь правда?.. Пожалуйста, учитывай это. Что я выиграла, рассказав тебе эту историю? Было бы проще сказать, что я убежала. Скажи я так, было бы намного меньше проблем. Я бы вытерпела гнев и ругань, которые бы обрушились на меня. Но, рассказав тебе, я сильно рисковала. Я не ждала, что ты поверишь мне, Питер. Понимаешь? Не ждала, да это мне было и не нужно. Я рассказала историю и не ждала, что ты или кто другой поверит мне хоть на секунду.

– Ну, – сказал Питер, – тут мы с тобой сходимся.

– Питер, я в большой беде. В большой. Что мне нужно, так это помощь. То, что я говорю тебе, – чистая правда. Я и сама этому не рада. Меня не было шесть месяцев, и я вернулась как только смогла, а когда вернулась, все изменилось. Изменилось так невероятно, что я даже не осмеливалась идти домой. Я следила за домом и три дня ночевала под открытым небом. Ни с кем не разговаривала. У меня не было денег. Взгляни на эти пять фунтов с портретом Веллингтона. Купюра была у меня в кармане, но ее нигде не принимали. Я голодала и чуть не замерзла до смерти, но не могла постучать в дверь, потому что была в ужасе. В ужасе! Мама и папа постарели. Но я быстро поняла, что только три человека на свете могут помочь мне. Мама, папа и брат. Мне больше некуда идти. Ты поможешь мне, Питер? Поможешь?

Питер пристально посмотрел на Тару. Она была прежним подростком. Но он видел и паутину морщинок. Она протягивала ему купюру, словно этим можно было купить его веру. Казалось, сделаешь совсем небольшое усилие – и поверишь ее словам, и увидишь в ней шестнадцатилетнюю девчонку, худенькую и оголодавшую; но стоило моргнуть, и просыпался здравый смысл.

– Я помогу тебе. Но ты должна будешь сделать то, что я скажу.

Она кивнула.

– Готова ты увидеться кое с кем?

Она снова кивнула:

– Я это предвидела. Но согласна.

Он взял ее за руку:

– Хорошо. Сейчас мы спустимся, и все будет тихо-мирно. Родители очень переживают.