Читать книгу "Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник) - Тим Саймондс"

– Нисколько не сомневаюсь, что для логического ума самоочевидна даже связь между старыми армейскими сапогами и турецкими банями. Однако я был бы очень признателен, если бы вы объяснили мне, во имя Господа всемогущего, что именно позволил вам обнаружить тот… э… крепкий поцелуй, который вы запечатлели на губах трупа. Вот уж не ожидал…

– Мой дорогой сэр, – жестко парировал Холмс, – в свое время то, чего вы от меня ну никак не ожидали, могло заполнить куда больше жестяных коробок, чем дешевая десятишиллинговая писанина, которую вы успели накропать. – Смилостивившись, он сменил тон на более миролюбивый: – Говорю вам, мы угодили в лабиринт столь запутанный, что ничего подобного из нашей практики я и назвать не могу. Напомните, пожалуйста, как вы истолковали раздражение кожи у нее на лице.

– По всей видимости, его оставила жесткая щетина убийцы, – ответил я. – Что же еще?

– Гипотеза очень оригинальная и, кстати, вполне имеющая право на существование. Однако я хотел бы обратить ваше внимание на два момента. Первое: почему щеки жертвы явственно пахли мастикой? И второе: если ваше предположение верно, почему у нее на верхней губе нет обычного для женщин пушка? Я убедился в его отсутствии, когда сдул лавандовую пудру и стер с губ помаду крепким, как вы изволили выразиться, поцелуем. Дав объяснение этим странным обстоятельствам, вы раскрыли бы тайну исчезновения мужа миссис Бэррингтон.

– Тайну исчезновения ее мужа? – изумился я. – Но что связывает убитую с капитаном Бэррингтоном? Уж не намекаете ли вы на то, что она была его любовницей и он убил ее, опасаясь разоблачения, а затем бежал за границу?

Мой друг покачал головой:

– Будь это правдой, мы бы уже закрыли дело. Натравили бы на беглеца мистера Хораса Харкера из Центрального синдиката печати[35]или огольцов из «нерегулярной армии Бейкер-стрит». Можно было бы разместить объявление в лондонской «Дейли телеграф» и предложить щедрое вознаграждение за информацию о местонахождении капитана. – Холмс строго посмотрел на меня: – Уотсон, мы должны как можно скорее раскрыть это дело, потому что смертельная опасность угрожает человеку, которому вы симпатизируете.

– Кому же это? – не понял я.

– Миссис Бэррингтон, конечно.

– Миссис Бэррингтон? – Я изумленно уставился на друга. – Но с чего бы кому-то желать ей зла?

Холмс поморщился:

– Не сейчас, Уотсон. Скажите лучше: эта новомодная фотографическая камера, которую презентовал вам принц, – вы умеет ею пользоваться? Способны вы продемонстрировать чудеса магии?

– Пользоваться, конечно, умею, – ответил я не без гордости. – А что касается чудес…

– Тогда сегодня же вечером отправьте во дворец от моего имени письмо следующего содержания: «Ваше Высочество, после неожиданного возвращения Зографского евангелия нас больше ничего не держит в Вашей стране. В самое ближайшее время мы намерены вернуться в Англию. Перед отъездом позвольте попросить Вас о небольшом одолжении. Нельзя ли устроить, чтобы ваш военный министр позировал перед камерой, каким он запомнится нам навсегда – в маскарадном костюме победителя конкурса Шерлоков Холмсов».

– Отличная идея! – обрадовался я. – Какой чудесный сувенир на память о нашем пребывании на Балканах! Я покажу эти фотографии моему редактору. Они пригодятся для оформления новой книги, которую я назову «Дело о болгарском кодексе».

– Как вам будет угодно, Уотсон, только вместе с фотоаппаратом не забудьте прихватить свой револьвер.

Последние слова, равно как и замечание по поводу опасности, которая угрожает жизни миссис Бэррингтон, стали для меня полной неожиданностью. Я и не думал, что все обстоит настолько серьезно. До сих пор происходящее представлялось мне скорее странным, даже невероятным, нежели рискованным.

Пока я осмысливал просьбу Холмса, мой друг продолжал:

– Я приготовил для вас еще одно важное задание. Нынче же ночью поезжайте в посольство и, даже если застанете сэра Пендерела Муна в постели, заставьте его подняться и отправить срочную телеграмму с оплаченным ответом директору мюзик-холла «Тиволи». Мне требуется выяснить одно обстоятельство.

– Какое? – полюбопытствовал я, откладывая в сторону свой цанговый карандаш.

– Кто был звездой программы этого мюзик-холла два года назад, в первой половине апреля?

На следующее утро посольство переправило нам в отель ответ директора мюзик-холла. Я поспешил с телеграммой к Холмсу. Он сидел в оконной нише, попыхивая большой сигарой, в красных турецких туфлях без задников и с загнутыми носами, которыми постояльцев снабжал отель. Обращенный спиной ко мне, он смотрел на кладбище за окном, надгробия которого представляли собой лежащие на земле плиты без крестов, стел или обелисков. Между ними сидели целые семьи, пришедшие навестить покойных. Многие принесли с собой клетки с птичками.

Не оборачиваясь, Холмс указал мне через плечо на кресло, а затем на столик, где лежали сигары в фольге.

– Угощайтесь, Уотсон. Это подарок принца, самого необычного государя во всем христианском мире. Не волнуйтесь, они не начинены взрывчаткой. И пожалуйста, налейте себе чая.

Холмс развернул стул, чтобы видеть меня.

– Судя по тому, что вы явились ко мне с утра пораньше, да еще в полной растерянности, я делаю вывод, что пришел ответ из Лондона.

– Да, Холмс. Вы хотели узнать, кто был звездой мюзик-холла «Тиволи» два года назад, в начале апреля. Но, хоть убейте, я не понимаю…

– Почему я заинтересовался мисс Вестой Тилли?[36]

– Да, почему, Холмс? – спросил я, изумленно глядя на него. – Как вы…

Холмс хохотнул и крутанулся на вертящемся стуле, явно довольный. Потом вскочил.

– Позже, Уотсон, позже! А теперь допивайте чай… Или лучше бросьте его. Пора ехать к миссис Бэррингтон. Мы близки к развязке.

Устроившись в экипаже, мой друг, судя по отрешенному взгляду, опять ушел с головой в свои мысли. Это случалось всякий раз, когда он напрягал все силы для раскрытия преступления. Очевидное для Холмса с его острым умом меня часто приводило в замешательство и ставило в тупик. Уже в который раз у меня возникло ощущение, что отнюдь не обычная холодная логика помогает ему разрешать загадки. Это был дар ясновидения, не упускающего ни одной детали. Со свойственным ему самомнением, Холмс любил говорить, что из всех гигантов прошлого, на чьих плечах он стоит[37], особенно выделяет математика Урбена Леверье, который вычислил планету Нептун и ее размеры задолго до изобретения мощных телескопов, позволивших различить ее на ночном небе. Надо сказать, что на этот раз Холмс предоставил мне барахтаться в черных водах Стикса.