Читать книгу "Кому выгодны мировые войны? - Юрий Мухин"

Отец сионизма Теодор Герцль был искренним энтузиастом еврейского государства, отдал этой идее все свои деньги и положил на нее жизнь, и когда англичане в 1903 г. предложили бесплатно под Новую Иудею Уганду (236 тысяч квадратных километров, экваториально-муссонный климат, среднемесячные температуры от 18 до 22 градусов, прекрасные земли, лес, медь, фосфаты, — что еще нужно?), то Герцль за это предложение ухватился. Но российские (заметьте — российские!) евреи, которые должны были бы начать заселять Новую Иудею, категорически от Уганды отказались — им подавай только Палестину[23]. А Палестину англичане ну никак не могли отдать евреям из-за опасности антибританских восстаний на Арабском Востоке. И российские евреи отказывались от своего государства в Уганде, несмотря на то что с 1882 по 1914 г. Россию покинуло 1,7 млн. евреев. Ехали куда угодно, но не в свое государство! Если говорить прямо — ехали туда, где можно было устроиться и не работать руками, и чихать им было на великую сионистскую идею.

В «Еврейской газете» упоминается о сионистской организации «Билу», которая начинала первую в истории сионизма алию — организованное переселение в Палестину. Но ведь это же смешной еврейский анекдот! В 1882 г. в Харькове 300 членов этой организации получили подъемные деньги для организации сионистской колонии в Палестине. До Одессы доехало 100 человек, до Константинополя — 40, до Палестины — аж 16![24]Но, и эти не прогадали: как я уже писал, в 1910 г. они уже стали плантаторами, а на земле за них работали арабы.

Можно понять Теодора Герцля, который как-то в отчаянии записал в дневнике: «Я придумал для себя подходящую эпитафию: «У него было слишком хорошее мнение о евреях» ?

Не хочу обижать тех евреев, для которых идея еврейского государства была Целью их жизни, но со стороны вся эта еврейская афера смотрится таким образом: ротшильды и гинцбурги ростовщическим процентом сдирали деньги со всего мира, а еврейский плебс под соусом сионизма сдирал деньги с ротшильдов и гинцбургов. Идиллия!

О еврейских занятиях

Но вернемся к обсуждению вопроса о том, что евреи, дескать, отвыкли от работы. Имеется в виду любая производительная работа, а не только сельское хозяйство. Ведь где бы евреи ни жили, они не оставляют после себя культурных слоев. Когда археологи делают раскопки, они слой за слоем поднимают материальные свидетельства культурной деятельности живших в данном месте людей: осколки керамики и стекла, остатки тканей и кож, литые и кузнечные изделия. Но можно копать в гетто Испании или Голландии, в Варшаве или Минске хоть до центра Земли, и никаких материальных культурных слоев от евреев обнаружено не будет. Среди них практически никогда не было собственно еврейских ремесленников: не было еврейских гончаров и стеклодувов, кузнецов и литейщиков, ткачей или столяров. Нет еврейских способов производства тканей или стекла, керамики или стали, еврейского инструмента или оружия, плуга или косы, выделки кожи или бумаги, нет сортов растений или пород скота, каких-либо образцов еврейской архитектуры или инженерной мысли.

А это наводит на раздумья: а за счет чего евреи жили? Речь идет не о банкирах и ростовщиках: здесь все понятно. А за счет чего жили миллионы еврейского плебса, когда в России еще была черта оседлости и евреи не могли по протекции еврейского лобби массово устраиваться в СМИ, на должности ученых, в НКВД и государственный аппарат? Не пахали, не ковали, не ткали — чем питались? Даже если плохо питались, то за счет чего или кого?

Это не тайна, масса очевидцев описывает источник существования евреев вполне определенно — евреи в стране пребывания втискивались между производителями: навязывали себя в качестве торговых посредников между ремесленниками и крестьянами. Они всегда образовывали и составляли прослойку между производителями, причем их услуги очень часто имели паразитический вид. Сегодня апологеты сионизма это яростно отрицают. В. Лакер в своей монографии пишет: «Отдельные обвинения, предъявлявшиеся евреям, — такие, как массовая эксплуатация, — были смехотворны: в подавляющем большинстве евреи не имели ни гроша за душой. Евреи из Могилева, составлявшие 94 % всего городского населения, не могли бы зарабатывать средства к жизни, эксплуатируя оставшиеся 6 % населения города» [25].

Лакеру — прежде чем это писать — следовало бы задуматься: если евреи ничего не производили и не имели гроша за душой, почему они не умерли с голоду? И при чем здесь «население города» ? Да, в Могилеве 94 % были евреями, но ведь 100 % крестьян в округе были русскими и поляками, кузнецы Тулы и Новой Гуты на 100 % были русскими и поляками, ткачи Лодзи и Иванова были поляками и русскими на те же 100 %. Если уж быть точным, то в Могилевской губернии на 1911 г. проживали: русских — 86,1 %, поляков — 1,3 %, евреев — 12,1 %[26]. И евреи скупали дешевле у одних и продавали дороже другим. На это и жили. Бедно, мерзко, но отказываться от этой, по сути паразитической, жизни не собирались. Причем ни о какой честности в этом посредничестве и говорить не приходится. Писатель В. Крестовский служил в уланском полку в конце XIX в. на западе России — в Белоруссии и Польше — и прекрасно описал манеры еврейских «услуг». Простите за длинную цитату из очерка «Базарный день в Свислочи».

«Каждый воскресный день в Свислочи с раннего утра подымается особенное движение. Жидки торопятся выслать своих «агэнтов» на все выезды и ближайшие перекрестки дорог, ведущих к местечку. Это в некотором роде сторожевые посты «гандлового люду». Но зачем такие посты нужны свислочскому люду гандловому? Нужны они затем, чтобы перенимать на дороге крестьян, доставляющих на базар свои сельские продукты. Везет себе белоголовый хлоп на своем возу «каранкову», а то и целую «корцову» бочку (меры объема сыпучих тел. — Ю.М.) «оброку» или «збожа» (пшеницы или ржи. — Ю.М.) и уже рассчитывает в уме своем предстоящие ему барыши, как вдруг на последнем перекрестке налетает на него с разных сторон ватага еврейских «агэнтов». Хлоп моментально оглушен, озадачен и закидан десятками вопросов, летящих вперебой один другому: «А что везешь? А что продаешь? А сколько каранков? А чи запродал вже кому? А чи не запродал?» Хлоп не знает, кому и что отвечать, а жидки между тем виснут к нему на задок, карабкаются на воз, лезут с боков и с переду, останавливают под уздцы лошаденку, тормошат ошалелого хлопа, запускают руки в овес или в жито, пробуют, смакуют, рассматривают, пересыпают с ладони на ладонь и при этом хают — непременно, во что бы то ни стало, хают рассматриваемый товар, а другие — кто половчее да поувертливее — насильно суют хлопу в руку, в карман или за пазуху сермяжки кое-какие деньжонки, и не столько денег, сколько запросил хлоп, а сколько самим вздумалось по собственной своей оценке, которая, конечно, всегда клонится к явному ущербу хлопа, и если этот последний не окажет энергичного сопротивления с помощью своего громкого горла, горячего кнута и здоровых кулаков, то та партия жидков, которой удалось, помимо остальных агентов, всунуть в руку продавца скольконибудь деньжонок, решительно овладевает и хлопом, и его збожем, и его возом.