Читать книгу "Город с названьем Ковров-Самолетов - Наталья Арбузова"

А. М . (на ходу). Перед вами, Владимир Федорович, может быть, единственный в России, но не в мире, профессиональный вампиролог. То есть начинал я как врач-гематолог у Склифосовского, на переливании крови. Одного привезли с прокушенным горлом… другую… я заметался. Шеф сказал мне – ша… это как летающие тарелки. Существует, но докладывать запрещено… противоречит марксистско-ленинскому мировоззренью. Шел 60-й год. Мужик помер… девушку я выходил. Шеф сказал – напрасно… выйдет хреново. Но у меня прорезался талант реаниматора. Трое суток дома не был… плясал шаманские танцы. Она как встала – побежала на больничную кухню жрать сырое мясо… драла молодыми зубами. Мне показали со спины – я взвыл. Выписали… поехал по адресу. Обошел соседей. Началось… как по нотам. Двое парней еле увернулись… на шее следы. Стал инструктировать остальных… техника безопасности в соседстве с вампиром женского пола. Назавтра за мной приехала скорая помощь… прямо на работу. Три месяца в психушке. Сохранил разум… нашел противоядья. Все вам передам… боюсь за вас. За версту видно – вы называете черное черным, а белое белым. Это всегда опасно… при всех режимах. Да, лоза… моя конструкция. После психушки устроился в институт медицинского оборудованья. Чернорабочим… потом – кладовщиком. Сейчас блестящий подпольный диагност… врач-нетрадиционалист… целитель, если хотите. Через стенку обнаружил – у вашего шефа гипертония и диабет… урология не в счет. Кстати, где он живет, мой пациент… его надо наблюдать… постоянно, безгонорарно.

ВОЛОДЯ. На Кутузовском, возле Бородинской панорамы.

А. М. То еще местечко. (Сами они уж были на Фрунзенской – тоже местечко будь здоров.)

* * *

Ход черных. Г. тащилось за ними от самого ЭНИНа, настроив свою воронку-воровку не на потертого А. М., б. у. 80 %, а по-прежнему на Володю. Тот шел, как воскресший Христос в Еммаус, и ветер трепал его сильно отросшие волосы. Догадливый Г. Е. на застекленном мосту попридержал свою сороку-воровку, а на вечернем солнышке пил, как пчелка из цветка. Тут белые вошли в парк, что у медицинского института – останки городской усадьбы Трубецких. Пруд затейливой конфигурации… дубы, лошади, облупленный деревянный дом. Под дубом Володя остановился и схватил А. М. за лацкан пиджака. Черт попутал Г. Е. – он только что прошел свое любимое заведенье. Пока стоят на месте, вернулся чуть-чуть назад, влетел… и подзалетел.

Когда он приводил свой костюм в прежний порядок, в помещенье, минуту назад пустом, за короткой стенкой кабины нестройно загнусавили два мужских голоса: «Из заморского из леса, где и вовсе сущий ад, где такие злые бесы, чуть друг друга не едят…» Холодный пот проступил на челе Г. Е. Он обернулся, и ему продемонстрировали клыки, каких у дедушки не видывал. «Выходи, падло…» – сказал младший. Старший вытащил из кейса гигантских размеров воронку, будто предназначавшуюся для ухода за стариком Гаргантюа. Тут из Г. Е. как потянуло… он плюхнулся на пол… лежал, шея заломилась, голова оперлась о кафельную стенку… похож был на какую-то жалобную картинку Оноре Домье. Старший нагнулся, пошарил в его карманах… брезгливо швырнул прочь небольшие деньги… вытащил визитные карточки со всеми новыми титулами, недавно заказанные тщеславным Г. Е. Взял двумя пальцами одну… остальные бросил веером по клеткам пола, как колоду карт. Почтительно подал отобранную младшему… видно, тот был бесовским чином выше. Молодой, чернявый (ох, Г. Е. уж знал эту пиковую масть) процедил сквозь зубы: «Соси, кого сосал… хорошая энергетика… на девочек длинноногих не западай… хрен ли нам в них. Сдавать будешь нам… не вздумай слинять… из-под земли найду… понадобишься – вызовем». Сунул визитную карточку в карман жилетки. Повернулись, ушли. Г. Е. с трудом встал на четвереньки… дополз до порога… поднялся, как неандерталец… шагнул на воздух и заковылял к скамейке. Донора под дубом не было. Г. Е. валялся на лавочке, лицом к манежу. Чувствовал себя автомобилем, у которого кончился бензин. Попытался словить что-то из жокея… на скорости не вышло… жокей был миниатюрный. Поймал немного из лошади… испугался – новый хозяин не одобрит. До метро хватило… на эскалаторе присосался к стоящей впереди женщине лет пятидесяти, с полными сумками. Теперь до дома… там тетя Тая… с паршивой овцы хоть шерсти клок.

* * *

Ход белых. Володя Мазаев с новым другом парка еще не покидали, пока Г. Е. тормозил. Стояли за трибунами, ближе к конюшням. Г. их просто не заметило – в глазах рябило от слабости. Уже после ухода гада белые потихоньку начали двигаться – за разговором.

А. М. Они, в институте Сербского, гасили мой мозг. Я научился выворачивать наизнанку действие лекарств… работали как стимуляторы. Дар языков сошел на меня… выйдя, я стал читать на английском, на немецком… потом на хинди, на китайском… оккультную литературу. Так вот что утверждают солидные вампирологи, от древности и до наших дней: гемовампиризм – детские игры в сравнении с энерговампиризмом. Видите ли… не все способны принимать энергию непосредственно из космоса. Некоторые потребляют вторичную… как волчата отрыгнутое полупереваренное мясо. Это энергетические паразиты. В животном мире волк красив, силен, умен, а овца тупа… здесь все гораздо гаже. Ваш Г. Е. вошь… королева материка. Лоза… видите – внешне очень просто… но реагирует на малейшие измененья энергетического поля. Я погулял с ней вокруг стен ЭНИНа. Институт имени Чубайса. Энергетически сильный конструктивизм двадцатых. Бодрое обещанье талантливых зодчих на все оставшиеся годы советской власти – они будут тоже трудны. Кто строил – не знаете? Вот sic она и transit. О чем я… ошивался под окнами ЭНИНа – так, проверить некоторые свойства лозы. Там внутри работают мощные энергетические установки. Случайно запеленговал точку, где в этот момент шло хищенье биоэнергии в особо крупных размерах… с предположительным летальным исходом. Не улыбайтесь, пожалуйста. Он, бездарь, мог попасть в резонанс с Сашиным излученьем, по ошибке… десятой, нет, двадцатой доли хватило бы. Господи, сжалься над рыжею Жанной…

ВОЛОДЯ. …пойман ее браконьер удалой! Ну, ее браконьер еще не пойман! Да, заморёная… детство и юность в Ногинске… экология… больные почки, как у нашего Г. Е.

А. М . (строго). Меньше, гораздо меньше… я мерил. Экология так не отравляет, как бессильная злоба. Если надумаете жениться – образуется направленный переток энергии… все выровняется, я гарантирую.

ВОЛОДЯ. Очень признателен за совет! Не премину им воспользоваться!

А. М. Выросли в профессорской семье… язык… а я люмпен. Таскал ящики с аппаратурой… куковал на складе.

ВОЛОДЯ. Угадали, господин экстрасенс! Я бастард, и не королевских кровей! Мать детдомовка, приемщица грязного белья – до сих пор. Не зарабатываю на двоих! Время такое… нет, я такой… затыкайте уши.

А. М . (задумавшись). Моя ошибка должна быть знаковой. Она сирота войны или репрессий?

ВОЛОДЯ. Поступила в детдом в тридцать седьмом, двухлетней. Вопросы есть?

А. М. Вопросов нет. Насколько я могу чувствовать будущее – за моей оговоркой вскоре должно последовать нечто ее объясняющее.

ВОЛОДЯ. Ждем-с. А вот и дом-с.

В «ателье» была сущая коммуналка. В незапамятные советские времена это был ремонт обуви, о чем гласили остатки разбитой молочного стекла вывески. Один сапожник тут пока ютился, но к вечеру надрался, как сапожник, и явственно храпел в дальней комнатушке. От стеллажей с обувью пахло бедностью. Здесь же обитал часовщик, который по совместительству еще и чинил ювелирные изделия. Это было выгравировано на очень несовременной медной табличке у входа. Часы стояли по стеллажам напротив туфель, подмигивая им и подтикивая. Иные часы, как, впрочем, и иные туфельки, были весьма затейливы. Затейливо выглядел и старый часовщик, встретивший гостей с будильником в руках. Толстый, вальяжный, он отличался от уже известного Володе фотографа, как надутый воздушный шарик от сдувшегося. Фотограф в данный момент был скрыт от глаз посетителей в заднем помещенье, откуда доносился его укоряющий голос, легко узнанный Володей. Упреки перемежались руладами сапожника. На третьей стене, с дверью в сокровенный апартамент, как раз помещались витрины с фотографиями и даже какие-то похвальные дипломы. Если фотограф, как хорошо запомнилось Володе, был отменно волосат, то часовщик, напротив, оказался совершенно лысым. Это сразу обнаружилось, едва он снял в знак приветствия четырехугольную тюбетейку, каких, да и вообще тюбетеек, теперь никто не носит без достаточных на то национальных оснований. В данном случае их явно не было. Брюки часовщика держались на ремне, но как – мистика, ибо живот у него был из ряда вон выходящий. Обладатель диковинного живота встретил пришедших с величайшей радостью.