Читать книгу "Ладья Харона - Паскаль Киньяр"

* * *

Родство носит лингвистический характер в том смысле, что оно всего лишь ретроактивно. Каждая генеалогия — плод рассказа, который скорее создает ее, нежели излагает. Имя, которое носит человек, рассказывает историю, которую предыдущие поколения донесли до нас, попутно расцветив в меру своей фантазии. Это легенда, которой окутывают крошечное, еще не говорящее существо.

Предки нарекают всех рождающихся именами мертвых, приобщая таким образом к древней истории — лживой или, по крайней мере, основательно приукрашенной.

Не назвать новорожденного — значит не позволить родиться, значит порвать связь поколений, значит закрыть доступ к статусу предков на уровне имени, иными словами, запретить призраку доступ на крещение, где должно прозвучать его имя.

* * *

Тело младенца ощущает потерянным для себя внутреннее, материнское тело, где он существовал до того, как вырваться из него, до того, как он внезапно осознает, что оно стало чужим для его собственного; на его глазах, к великому его изумлению, это привычное тело его матери превращается в «чужое», и происходит это в первые же минуты, следующие за рождением. Младенец чувствует себя крошечным бесприютным существом, исторгнутым наружу каким-то другим большим существом. Именно так слияние превращается в отчуждение. Когда скорбящий по умершему кладет в могилу покойника драгоценный предмет с тем, чтобы тот унес его с собой в землю, это залог. Необходимо, чтобы кроме самого умершего, вместе с его смертью, в могилу ушло еще что-нибудь. Нельзя, чтобы оставшиеся в живых вновь встретились с ушедшим. Эти две опасности — это две смерти, которых позволяет избежать жертва. Возможно, это траурная жертва, принятая еще у доисторических людей, связана с присущим исключительно человеку приношением жертвы в виде дележа, который следует за охотой, поскольку речь идет опять-таки о мертвом, то есть о добыче, преданной смерти И расчлененной на куски. У животных жертвоприношение основывается на активном дележе и происходит в соответствии с четко определенной последовательностью: сперва хищник, затем пернатый стервятник. После него стервятники четвероногие — шакалы, гиены, волки, собаки. И, наконец, люди.

Глава LVIII

De reliquo[110]

Что оставил святой Петр? Хочется сказать: святой Петр не оставил ничего, кроме лодки и сети. Однако Петр сказал Господу:

— Воззри, Господи — мы все оставили.

Reliquimus omnia.

Не только лодку, не только сеть оставил Петр: он и впрямь оставил всё своё. Ибо, оставив лодку и сеть, он уже не мог ни плавать, ни рыбачить; иными словами, утратил возможность переезда и связи. Вот так, расставшись с лодкой и плаваньем, с сетью и рыболовством, он и оставил всё.

Глава LIX

О появлении хризантемы в истории Франции

Хризантему привез в Тулузу капитан Барнет в 1831 году.

Обилию горшков с хризантемами на всех кладбищах Франции в день поминовения усопших пришел конец в 1880-м.

Запомнить эту дату нетрудно: в тот год поднял голову Бельфорский лев[111].

Глава LX

Пуповина

Всякое существо, рождающееся на свет, покидает оболочку, заключавшую его в себе. Их связь прерывается с того мгновения, как перерезают пуповину. Затем оставшуюся часть завязывают узлом. Итак, слияние посредством пуповины кончалось двумя последовательными этапами: сперва ее отрезали, потом завязывали узлом.

Плаценту выбрасывали на помойку. Отрезанную пуповину выбрасывали на помойку. Связь была прервана.

Только мать может быть утраченной грудью, утраченным чревом.

Страстью к поглощению пронизана вся мировая материя.

Strangelet?[112] — так называют новообразования, способные поглотить более старые атомные ядра.

Некоторые планеты также поглощаются более активными разновидностями материи, — в космосе их великое множество.

Глава LXI

Император Александр[113]

Случилось так, что императору Александру, когда он достиг ворот рая, вручили невероятно тяжелый череп. Настолько тяжелый, что руки его не выдержали и опустились, спина согнулась, и ему пришлось опустить череп наземь, ибо тот был поистине неподъемным. И поэтому повелитель греков не смог попасть в рай и остался у входа.

Он размышлял два дня.

На третий день он нагнулся и набрал пригоршню земли. Смешал эту землю со своей слюной. И старательно залепил этой смесью обе пустые глазницы черепа. Тотчас же ему удалось поднять эту мертвую голову так легко, словно она стала легче перышка. Держа череп на своей ладони, он прошептал:

— По правде говоря, череп мертвого не тяжелее этой пригоршни сухой пыли.

И ступил на порог рая.

Однако некий воин, лишенный погребения, который стоял в воротах, ожидая своего срока, задержал его и спросил, как ему удалось в один миг сделать череп умершего таким легким, всего лишь залепив пустые глазницы смесью земли и слюны?

Александр-Победитель отвечал Непогребенному так:

— В человеке есть всего лишь одна весомая часть — его ненасытный взгляд.

Глава LXII

Погребальные ритуалы

Существовал обычай класть саше — мешочек с сухими травами — под подушку усопшему, дабы тело его сохранялось на протяжении времен, вплоть до воскрешения в День Гнева. Из трав, содержащихся в этих саше, можно было составить длиннейший перечень — qualia. С течением веков их названия превратились в считалочки. Я могу и сейчас прочесть наизусть список Вирцвиха: «Сколопен-дрий-марьянник-пустырник-тимьян. Зверобой-василек-гравилат-и-шалфей. Петрушка-чабер-и-рута…».

Не правда ли, прекрасный стишок, более удобный для произнесения вслух, нежели для чтения, с двумя первыми строками мужского окончания, и третьей — женского.