Читать книгу "Дочь последнего дуэлянта - Жюльетта Бенцони"

Через несколько дней, четвертого декабря, кардинал Ришелье перешел в мир иной. Две предыдущие ночи он страдал от горловых кровотечений, понимал, что конец его близок, и ждал его с удивительным спокойствием. Людовику XIII, который пришел его навестить, кардинал сказал несколько слов, которые были его политическим завещанием. Он сказал:

– Я умираю, радуясь, что не навредил королю, что государство его возвысилось, что враги повержены.

В полдень сердце кардинала перестало биться, и воцарилась тишина.

Его ненавистники, зная, что конец уже близок, заранее радовались его смерти, не сомневаясь, что вместе с ними обрадуется вся страна. Они ошиблись. Смерть этого человека оказалась куда весомее их чаяний. И каждый, кем бы он ни был – простолюдином или аристократом, – услышав весть, что Ришелье больше нет, снимал шапку и крестился со странным чувством, что лишился стоящего над ним умного и многоопытного старшего человека. Даже в суетливом особняке Конде, где у покойного было больше врагов, чем друзей, никто не высказал несогласия, когда особый курьер от господина принца привез приказ не снимать траур и после погребения. Кардинал как-никак стал членом их семьи. К тому же Людовик XIII, не медля ни минуты, объявил, что заведенный кардиналом порядок правления останется незыблемым, только в Совет войдет теперь кардинал Мазарини, его политические таланты стали уже общепризнанными. По крайней мере, людьми благонамеренными.

Принц де Конде с сыном приехали из Дижона только через день после смерти кардинала, ночью. Лицо отца выражало что-то вроде озадаченности, которая необыкновенно смешила Изабель, а вот сын находился в страшном возбуждении, радостно расцеловал мать и сразу же стал расспрашивать, как себя чувствует сестра, даже не подумав поприветствовать дам и девиц, которые стояли возле принцессы. И ответа матери он тоже слушать не стал, а ринулся к покоям сестры и вошел в них без стука, несмотря на протестующие возгласы.

Герцогиня де Лонгвиль понемногу оправлялась от болезни, которая, по счастью, была к ней милосердной. Сейчас ей смазывали несколько оставшихся на лице оспинок бальзамом, который был известен как чудодейственный. Благодаря ему должны были окончательно исчезнуть крошечные, но досадные повреждения кожи, которая славилась своим ослепительным си-янием.

– Вон отсюда! – закричала Анна-Женевьева в ярости. – Не приближайтесь! Вы же видите, я занята своим туалетом.

– Мне-то что до него? Я просто хочу вас поцеловать.

– Именно этого я и не хочу! Извольте выйти! Вы вернетесь через четверть часа!

– И что такого случится с вами за эти четверть часа? Ну уж нет, я пришел сюда, здесь и останусь. Но зато вам, барышни, я буду бесконечно обязан, если вы оставите нас наедине с госпожой герцогиней. Мадемуазель де Ла Верпильер, окажите любезность, покажите всем остальным пример, – посоветовал он молодой девушке, которую Анна-Женевьева выделила из своего нового окружения, приблизила к себе и сделала своим доверенным лицом.

Людовик даже подал ей руку и повел ее к двери.

– Ла Верпильер! Я запрещаю…

– Тише! Тише! Всего на несколько минут!

Когда в комнате не осталось больше никого, кроме …их двоих, Людовик взял салфетку, осторожно снял пятнышки бальзама с лица сестры, обнял ее и покрыл лицо поцелуями, потом, умерив свой порыв, стал целовать ей руки.

– Бог мой! До чего же вы красивы! – вздохнул он. – А я до невозможности счастлив! И должен был любой ценой разделить свою радость с вами!

– Вашу радость? Откуда она взялась?

– Господи! А смерть кардинала? Не говорите, что и вы присоедините свои слезы к слезам тех, кто его оплакивает! Среди них и наш отец, и всем им кажется, что они многое потеряли. Я потерял только тюремщика, и могу признаться – вам, по крайней мере! – что я ликую!

Брат изливал свою радость, а сестра все больше мрачнела.

– Тюремщика? – переспросила она.

– А кого еще? Я, наконец, смогу развестись с женой. Тем более что благодаря браку нашей кузины де Бутвиль, который вскоре состоится, у нас в семье появятся значительные князья церкви, которые смогут оказать поддержку. Интересно, как удалось нашей славной Мари-Луизе найти такую выгодную партию?

– Когда вы с ней увидитесь, спросите ее об этом. А что касается вашего развода, то мне кажется, он отошел в область преданий. Да, кардинал умер, но король по-прежнему жив.

– Если верить тому, что говорят, жить ему осталось недолго…

– Говорят всегда, что хотят. Главное, что король не лежит на смертном одре. И мне кажется, что с мыслью о разводе, которая стала вашей навязчивой идеей, пора теперь расстаться. Разве вы забыли, что ваша жена беременна?

– Нет никаких оснований думать, что она выносит этого ребенка. Она как была, так и осталась тощим скелетиком, не став ничуть привлекательнее. И я буду крайне удивлен, что ребенок появится и будет здоров. К тому же может родиться девочка.

– Да, но и девочка будет вашей дочерью.

– Если выживет. Немало детей умирает во младенчестве и утягивает с собой в могилу и мать. В общем, маленькая дурочка должна родить в июле. Если ребенок останется жив, то вполне возможно, что король…

Слова Людовика окончательно рассердили Анну-Женевьеву, она встала со своего места, сделала несколько шагов по комнате, вернулась и встала напротив брата.

– Когда вы оставите эти пустые бессмысленные надежды? Вы понимаете, что стали жертвой навязчивой идеи? Навязчивые идеи ведут к безумию, а я не хочу, чтобы мой брат стал сумасшедшим. Неужели вас до сих пор занимает дю Вижан?

– Ничего не изменилось… Она почти так же прекрасна, как и вы, она страстно любит меня, и я отвечаю ей столь же сильной страстью.

– Да неужели? Мне трудно совместить вашу страсть со слухами, которые ходят о вас и юном Ла Муссэйе. Впрочем, хватит об этом. Вернемся к этому разговору потом. Пока вам необходимо дождаться, по крайней мере, вскрытия завещания Его Преосвященства. Вы, похоже, забыли, что причиной вашей женитьбы было богатство кардинала, которое и привлекло внимание нашего отца. Так что о Марте больше ни слова!

– Вы бываете просто несносны, если захотите! Можете позвать обратно ваших прислужниц!

– Я позову их, когда сочту нужным. А что касается вас, то, если вы не откажетесь от ваших бредовых идей, я поставлю о них в известность нашего отца!

– Донос? Из ваших уст? Подобное их недостойно!

– Речь идет о вашем спасении, вас нужно спасти от самого себя. Наша мать утверждает, что ей предсказали для вас ошеломляющую судьбу. Вы должны стать славой не только нашей семьи, но всего нашего королевства. Так не портите себе будущее из-за какой-то дю Вижан!

– Однако сколько пренебрежения! А я считал, что вы с ней подруги.

– Она не может оставаться мне подругой, превратившись в препятствие. Я не потерплю никаких препятствий на вашем пути!