Читать книгу "Рецепт наслаждения - Джон Ланчестер"

При приготовлении соусов имейте в виду, что наиболее эффективный способ смягчить остроту чили в еде — использовать крахмалосодержащие и прохладные продукты — рис, картофель, бананы, пиво, йогурт — а вовсе не нейтральную и ограничивающую свое действие невмешательством воду. Что касается щербета из манго, вам надлежит: 1. Купить sorbetière.[170]2. Купить несколько плодов манго. 3. Следовать инструкции. Рецепты карри вы можете найти в кулинарных книгах. Помните, что практика «обезжиливания» креветок — когда им хирургически вскрывают спинки указательным пальцем или ножом и вынимают темную ниточку пищеварительного тракта — применяется только в условиях тропического климата, где продукты быстро «теряют свежесть» (как люди или как льняной костюм во влажный и удушливо-жаркий полдень), но там она действительно совершенно необходима, если у вас только нет намерения кого-то отравить.

— Может быть, наступит день, когда я вам все это приготовлю, — игриво заключил я описание легкого обеда в стиле карри, который в общих чертах обрисовал выше, эротично поднося остатки спелой папайи, усовершенствованной Богом дыни, к своим жаждущим губам. Вокруг остальных столиков в ресторане суетились официанты: убирали, сметали, передвигали, расставляли, как полевые хирурги или мародеры на опустошенном поле битвы закончившегося обеда.

— Я бы не отказалась. Вы часто готовили это для вашего брата?

— Бартоломью очень любил обеды, которые я соображал для него в полудюжине разнообразных декораций: со всеми удобствами — в Норфолке, импровизируя — в Провансе, однажды даже в стиле сафари в его полуразрушенной мастерской в Нью-Йорке. Я демонстрировал братскую взаимопомощь, появляясь с пакетиками специй, завернутыми в гофрированную бумагу или уложенными в кофейную банку без ярлыка, чье происхождение все еще можно было распознать по цвету и по услужливо-многоугольной форме крышки: Бартоломью всегда поглощал фабричный чатни в удручающих количествах.

Карри, наверное, было одной из тех вещей, по которым Бартоломью начал скучать, когда жил во Франции. У меня имелась причина размышлять обо всех этих материях сегодня вечером в Лориенте, где запах моря лишь едва уловим в стихающем ветерке. Ужин в ресторане отеля оказался дорогим, чрезмерно претенциозным, и к тому же его еще ухудшило недостаточно правильное использование пряностей, к которому склонны французы. (Только в уже упомянутом дату d'agneau[171]в «Ла Куполь» мне довелось встретить истинное понимание les épices.[172]) Здесь же блюдо потеряло всякий вкус, ибо было небрежной мешаниной из специй с якобы свежими морепродуктами (гребешками, лангустином, хрящеватыми литоринами и парой вонючих устриц) — хотя нужно отметить, что взаимное тяготение моллюсков и кмина друг к другу было известно еще во времена Апиция. Примерно в то же самое время любимым занятием римлян высшей касты было купить большую свежую красную кефаль, пригласить на вечер несколько приятелей, вынуть рыбу из резервуара с водой и, смакуя, наблюдать, как она, умирая, постепенно меняет цвет (красный, оранжевый, светло-коричневый, лиловый, серый, серебристый). Это времяпрепровождение, хотя и похвально-декадентское и вычурное, а также связанное с освежающе-инструментарным отношением к другим видам, населяющим нашу планету, все-таки (как и другие привычки римлян) может показаться современному наблюдателю немного чрезмерным.

После ужина я проник в комнату, расположенную подо мной. Я всегда находил технику вскрывания американских автоматических замков при помощи кредитной карты ощутимо, даже до смешного, более сложной, чем это изображается в кино— и телефильмах. Поэтому мне было приятно узнать, что «Учебник по технике слежения» Мосада (не ищите его в продаже в ближайшем книжном магазине, хотя вполне реально раздобыть ксерокопии, заказав их по почте по адресам, указанным в скромных объявлениях в наиболее параноидальных из периодических изданий для наемников) просто рекомендует заполучить в свое распоряжение (что в действительности может означать покупку их у какого-нибудь консьержа или привратника) связку ключей от всех комнат.

Мебель здесь была та же самая, что и в моей комнате, — со вкусом сработанное бюро в этом углу, отделанный под тиковый шкафчик мини-бар в том. И хотя сама комната была, я заметил, немного больше моей, но, как я обнаружил, просмотрев расценки, проживание в ней стоило столько же. Большой, самодовольного вида мужской кожаный чемодан оседлал сложенную деревянную подставку, а более скромных размеров коричневая женская сумка с твердыми боками лежала открытая на кровати; одно-два платья понаряднее уже аккуратно и предусмотрительно висели в шкафу. Я глянул на соблазнительную мякоть чистого нижнего белья в зияющей чувственной бреши распростертой сумки. Но время, тем не менее, поджимало. Я нежно запустил руку в один из чемоданов и извлек большой пакет путевых документов. Основной из них, который я и искал — написанный от руки маршрут, — услужливо лежал сверху. Хватило считанных минут, чтобы переписать нужные даты, время и информацию о забронированных номерах в мою маленькую записную книжку, переплетенную в кротовую шкурку. Затем я прилежно сложил документы в прежнем порядке и засунул их обратно. Высокая, узкая, чрезмерно декорированная лампа на столике у кровати (рядом с пухлым рекламным проспектом отеля, брошюрками для туристов и канцелярскими принадлежностями) была включена под кроватью в стандартный континентальный удлинитель с тремя гнездами, каковой я проворно заменил на свой собственный, несколько более толстый с виду, после чего вышел из комнаты, бросив прощальный, полный сожаления взгляд и внимательно оглядевшись, не оставил ли я каких-либо следов.

Теперь самое время пропустить стаканчик. Как мне сообщил официант, сдерживая веселье при мысли о занятиях молодоженов, англичане (на самом деле на пятьдесят процентов — валлийцы, хотя я, естественно, устоял против искушения его исправить) втихомолку ускользнули в город в поисках более дешевого и качественного ужина в некой неизвестной crêperie,[173]и их возвращение ожидается в ближайшие полчаса или около того. Я переварил информацию, и в этом мне неплохо помог молодой кальвадос с отчетливыми фруктовыми нотками. Затем я неспешно направился наверх, пренебрегая лифтом (к ужасу персонала) и останавливаясь только, чтобы презрительно усмехнуться по адресу пары пейзажей, которые по понятным причинам были повешены па лестничной площадке. подальше от глаз. Уличный фонарь отбрасывал пятно голубоватого света на мою кровать — еще одно неудобство, а ведь номер стоил недешево.

Я подождал при четверти часа, а потом, в пять минут одиннадцатого, взял приемник, громоздкий предмет размером с подарочное издание книги «Постигаем искусство французской кухни». Наушники уже были к нему подключены, а частота выставлена заранее. («Он сделан по принципу тех штуковин, которые оставляют рядом с младенцем, чтобы знать, если он заплачет». — сказал мне продавец в лавке; он гак сильно порезался при бритье, что это больше было похоже на попытку суицида.)