Читать книгу "Английское дело адвоката - Ева Львова"

И все-таки Стивен! Кто знает, что происходит в его бедной голове, отравленной, как у Безумного Шляпника, парами ртути? Только нездоровый человек мог так изуродовать газету. Сердце внутри меня оборвалось и рухнуло в пятки. Газета! Я убрала ее в задний карман джинсов, которые вернула репортеру! Если он в этот самый момент засовывает штаны в барабан стиральной машины, будет уничтожена единственная улика, которой я могла прижать Стива Шермана и получить с него солидную компенсацию за причиненный квартире клиента ущерб. Но, может быть, я еще успею ее спасти? Положив письмо сэра Кристофера в конверт, я аккуратно убрала послание за пояс юбки и спешно покинула сарай, не забыв вернуть замок на прежнее место.

К дому Пита Перкинса я бежала так, что думала, у меня разорвется селезенка. С момента последнего свидания с репортером прошло не более двадцати минут, и я очень надеялась, что за это время он не успел никуда уйти. Навалившись на кнопку звонка, я трезвонила до тех пор, пока не заболел палец, но мне так и не открыли. Волевым усилием подавив зарождающуюся панику, я двинулась вдоль дома, выискивая незапертое окно на первом этаже. Оно обнаружилось на противоположной стороне дома, выходящей в сад. Скинув босоножки, я поддернула вверх юбку, вскарабкалась на подоконник и, осмотрев пустое помещение, спрыгнула на пол. Оказавшись в комнате, я внимательнее огляделась по сторонам и поняла, что попала в кабинет. Моего пакета нигде не было видно, и я отправилась на его поиски. Первым делом я решила заглянуть в прихожую, где, вероятнее всего, Пит Перкинс его и кинул. Устремившись прямо по коридору, я шла к входной двери, прозрачным прямоугольником белевшей передо мной. Протяжные стоны я услышала, не доходя до кухни, и, сбавив шаг, перешла на крадущуюся рысцу. Вытянув шею, я заглянула в дверной проем и тут же отпрянула, опасаясь быть замеченной, ибо картина, открывшаяся моим глазам, была довольно пикантной. Пит Перкинс прямо на кухонном столе занимался любовью с чернокожей красоткой. Волосы девицы имели редкий для темнокожих девушек белокурый оттенок, великолепно смотревшийся на алой столешнице. Такой потрясающий цвет волос достигается исключительно при помощи высококлассного парикмахера и немалых средств, потраченных на его услуги. В ушах еще стояли горячие обещания репортера покорить мое сердце, и темнокожая блондинка ну никак не вписывалась в нарисованную мною картинку наших отношений с Питером Пэном. Проглотив застрявший в горле ком, я на цыпочках прокралась мимо открытой двери и на полу прихожей увидела свой пакет. Вытряхнув джинсы, я извлекла из их заднего кармана обрывок газеты и тронулась в обратный путь. Убедившись, что репортер все еще занят, я вернулась в кабинет и хотела уже вылезти в окно, но разбросанные по столу снимки привлекли мое внимание. Мерзавец Пит нащелкал меня в тот момент, когда я одевалась в его машине, и имел наглость распечатать получившиеся снимки, чтобы посмотреть, как они выглядят на бумаге. Я кинулась к ноутбуку, собираясь удалить компрометирующие меня файлы, и, включив экран, замерла, читая высветившийся на дисплее текст. «В постели с русской» – гласило название новой статьи Питера Пэна. А дальше там было вот что: «Адвокат Агата Рудь приехала из России в наш город по делам, но это не помешало ей тут же отправиться на поиски сексуальных приключений. Я вызвался проводить ее. Русской не терпелось предаться разврату, и она, не дожидаясь, пока мы приедем в «Фургон и прицеп», начала срывать с себя одежду прямо в моей машине. Я взывал к ее разуму, но Агата Рудь точно с цепи сорвалась…». Скрипнув зубами, я уничтожила гнусный пасквиль, стерла из памяти иллюстрации к нему, после чего настроила веб-камеру и, подхватив ноутбук, неслышно прошествовала к кухне. Любовные утехи парочки были в самом разгаре, они не замечали ничего вокруг себя. Оставив работающий ноутбук на табуретке, я вернулась в кабинет и покинула его так же, как и попала сюда – через окно.

* * *

Генриетта дожидалась меня, сидя в полицейском автомобиле. Она нажала на гудок, привлекая внимание, и кивнула на пассажирское место слева от себя. Женщина жевала бигмак, запивая его колой. Распахнув дверцу, я увидела еще один бигмак, лежащий на сиденье. Рядом стоял стаканчик с газированным напитком.

– Это тебе, – сообщила Генри.

– Спасибо, не откажусь, – сдержанно ответила я, забирая угощение.

Отхлебнув из стакана, я развернула бутерброд и впилась в него зубами, радуясь, что у меня появилась такая заботливая подруга. Прожевав и проглотив, я допила колу и безразличным голосом спросила:

– Слушай, Генри, ты всех знаешь в городе, не подскажешь, что это за красивая чернокожая девушка с выкрашенными в белый цвет волосами?

– Жена главного редактора городской газеты Марго. Хороша, чертовка! А что? – хитро посмотрела она на меня.

– Да так, ничего, – невинно откликнулась я, многозначительно глядя на Генриетту.

И мы тронулись в путь. Попетляв по улочкам Арбингтона, подъехали к высокой каменной стене, тянувшейся вдоль небольшого переулка. Тюремные ворота находились в самом его конце, и около них уже стоял тот, к кому мы ехали. Генри подрулила к парню в форме и крикнула:

– Привет, Дик! Залезай к нам, поговорим в машине.

Дик поправил фуражку и забрался на заднее сиденье полицейского авто.

– Старина, – задушевно начала Генри, – ты знаешь меня не первый год. Мы выросли на одной улице, вместе лупили университетских зубрил, и если я о чем-то прошу, значит, это действительно нужно.

– Да ладно, Генри, я тебя знаю, – насторожился Дик столь пафосному вступлению. – Не тяни, говори, что нужно сделать.

– Дик, мы вместе помогли Энди Мак-Корнику обрести свободу, организовав побег из камеры, снабдили друга документами на чужое имя и авиабилетом до Москвы, но теперь Энди снова в беде, – продолжала Генриетта. – Эта девчонка может ему помочь. Короче, ты должен рассказать адвокату Рудь все-все, начиная с того момента, как к сержанту Мак-Корнику пришел русский профессор.

– Так бы сразу и сказала, – с облегчением вздохнув, заулыбался тюремщик. – После фальшивого паспорта и билетов на самолет меня трудно удивить какой-нибудь просьбой. Рассказать про русского профессора? Это запросто. Он пришел с разрешением от директора тюрьмы и попросил оставить его один на один с Мак-Корником, но у нас так не принято. Поэтому я встал в дверях и сделал вид, что не слышу их разговора. Русский начал расспрашивать Мак-Корника, откуда он знает, что ритуальное убийство считается правильным только тогда, когда шаман проткнет жертве сонную артерию специальным стилетом, сделанным из бедренной кости казуара и именуемым туль? Может быть, Мак-Корник бывал в волонтерских поездках на островах и наблюдал весь ритуал целиком? Может, у него имеются снимки? Эндрю ответил, что в поездках не бывал, ритуала не видел и вообще не имеет к убийствам отношения и сидит не по своей вине. Профессор начал сокрушаться, что Мак-Корник не может рассказать подробности, потому что это величественное и прекрасное зрелище, но его мало кто видел из европейцев, а кто на нем присутствовал, тот уже ничего не расскажет. Тогда Эндрю сказал, что ученому лучше поговорить с Эбинейзером Смитом, только он сейчас в отъезде, или с Олив Мгамба, она как раз такая вот жертва, спасенная волонтерами. Уж Олив-то знает, как там у них все происходит. Русский разволновался и сказал, что ни в коем случае не станет этого делать, потому что племя выбирает для жертвоприношения не случайного человека, а того, кто представляет для соплеменников серьезную опасность. Это, как правило, человек, уже пораженный болезнью и часто лишенный разума, и если племя его выбрало, значит, для всех будет лучше, если он умрет. А если жертву спасти, то только навредишь и себе, и ей. Перед тем, как уйти, посетитель достал свою книгу, подписал ее и подарил Мак-Корнику. Энди, как ее увидел, побледнел и начал требовать начальника тюрьмы, но того уже не было на месте, и я позвонил тебе, Генриетта. А дальше ты и сама знаешь, что было. Ты пришла в камеру к Энди, и мы стали держать совет, как ему помочь. Мак-Корник настаивал на том, что ему необходимо как можно скорее попасть в Москву, и я обратился за фальшивыми документами к лучшему мастеру своего дела, некогда сидевшему в нашей тюрьме и сохранившему со мной прекрасные отношения. Он же помог и с билетом.