Читать книгу "Леопард из Батиньоля - Клод Изнер"

— Я записываю то, что мне диктуют, считаю слова и отправляю желающих разместить объявление в кассу. После того как они совершают оплату из расчета полтора франка за строку из тридцати четырех букв и приносят мне чек, я пересылаю их объявления в типографию. В мои обязанности не входит проверка сведений, милостивый государь.

— И все же, мадемуазель, обратите внимание: пренелепейший некролог. Друзей и клиентов покойного приглашают на похороны двадцать пятого мая, тогда как означенное в некрологе лицо скончалось пятого июля!

— О, люди еще и не такие нелепости печатают. Вот к примеру: «Щедрое вознаграждение тому, кто вернет мне Иерихонскую Трубу, курицу брахмапутрианской породы, намедни заблудившуюся в окрестностях горы Святой Женевьевы». По сравнению с вашим некрологом это…

— Это, однако, весьма любопытный некролог.

— Мне платят не за то, чтобы я тешила свое любопытство, гражданин. Все, что от меня требуется, — подсчитывать слова в объявлениях. А сумасшедшие у нас тут в редакции табунами ходят — не представляете, сколько я всяких чудиков перевидала!

— Сочувствую, мадемуазель, и завидую вашему терпению. Однако если бы вы согласились уточнить дату публикации этого нелепого извещения о похоронах, я был бы вам страшно благодарен.

Девушка пожала плечиками и повернулась к каталожному шкафу.

— С чего начинается текст?

— «Кузен Леопардус просит…»

— Значит, на «эл»… Так, нашла. Зарегистрировано четвертого июля. Кем оплачено, не записано. Вы удовлетворены?

— А вы совсем-совсем не помните, кто принес этот текст?

Девушка облизнула губки и принялась разглядывать собственные ногти.

— Вот так, навскидку, я вам, конечно, не отвечу. Но порой бывает достаточно сущего пустячка, какого-нибудь там стаканчика шербета или аперитива, чтобы прошлое предстало в ярком свете. Я обедаю в час дня, и если сердце вам подскажет… — Она вдруг зарделась и, не осмелившись продолжить флирт с неприступным, но очень симпатичным белокурым юношей, схватила стопку формуляров и начала ожесточенно ставить на них штемпели.

Жозеф малодушно ретировался.

«Бедняжка, похоже, в меня влюбилась. А что, она, пожалуй, хорошенькая… Но я не такой ветреник, как некоторые особы из моего окружения! Никогда я не опущусь до того, чтобы оплачивать услуги натурой… Итак, объявление опубликовано четвертого июля — накануне пожара! Разобраться бы во всем этом… Прав месье Анатоль Франс: „Нам не дает покоя то, чего мы не понимаем“. Придется все-таки обсудить задачку с месье Легри. У него в голове шестеренки раскручиваются медленно, но уж если раскрутятся — творят чудеса! Да уж, когда он в форме…»

Занятый этими размышлениями, Жозеф не заметил, как вышел на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт. Оглядевшись, он с грустью вспомнил о прогулке в здешних краях с одной знакомой, погибшей при трагических обстоятельствах.

«Дениза Ле Луарн…[52]Валентина… Нет смысла отрицать, я нравлюсь женщинам. Сама мадемуазель Таша не устояла бы перед моими чарами, кабы не месье Легри. Кстати, она ведь живет поблизости. Час-то ранний, так что у меня есть шанс застать голубков в гнездышке!»

Но не успел молодой человек выйти на улицу Фонтен, как прямо над головой грянул раскат грома и на город обрушился ливень. Шмыгнув под навес крытого рынка, Жожо, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, принялся ждать, когда поток хоть немного утихнет. Мимо прогрохотал фиакр, окатив его грязной водой. Прохожие спешили по улице в поисках убежища, оскальзываясь на мокрой мостовой, сталкиваясь зонтами.

Вдруг сквозь шум дождя Жозеф различил мяуканье и опустил глаза: к его штиблете жался чумазый меховой комочек.

— Эй, домик для блох, ну-ка брысь отсюда!

В ответ домик для блох — бежевая мордочка и желтые глаза-виноградины — послал ему всем своим видом такой отчаянный призыв о помощи, что молодой человек не смог на него не откликнуться. Он поднял котенка и прижал к груди, чувствуя сквозь ткань редингота, как бьется крошечное сердце. В благодарность за ласку котенок тихо замурлыкал, и шершавый язычок лизнул палец спасителя.

— Откуда ты взялся, пушистый зверь? — Жозеф посмотрел на топтавшуюся рядом под навесом девочку: — Он твой?

Девочка состроила ему гнусную рожицу и заголосила, отбивая ритм кулачком по резному косяку:

Обед приготовив, устанешь не слишком:

Девчонкам — конфеты, горчицу — мальчишкам.

Распевая, она все заглядывала внутрь рынка, где ее мамаша-торговка за лотком у входа обслуживала покупателя.

— Где ты там шляешься, дурное семя? А ну живо иди сюда, не то промокнешь, заболеешь и умрешь! — рявкнула мамаша.

— Да, наверняка так и будет, — мрачно пообещал девочке Жозеф и уставился на котенка: — Ну что же мне с тобой делать, хитрая скотинка? Вот ведь приставучий…

Котенок свернулся клубком у него в руках и громко урчал от удовольствия. Нос и «носочки» на лапах были белые, а на самом кончике хвоста торчал реденький пучок шерстинок.

— Эта киса ко всем липнет, как банный лист, вот и ты попался, простофиля! — мерзко хихикнула девочка и поскакала к матери.

Таша только успела накинуть пеньюар из тонкого батиста — они всю ночь до утра отмечали в постели День взятия Бастилии, и Виктор лишь несколько минут назад укатил на велосипеде в лавку, — как в дверь постучали.

— Жозеф! Вы насквозь промокли!

— До костей! Месье Легри дома?

— Вы с ним разминулись… Ой, какой хорошенький!

— Я подобрал его на вашей улице. Наверное, он голодный. — Жозеф опустил добычу на пол, и котенок, выгнув хребет, шмыгнул под подол пеньюара Таша, не переставая тарахтеть, как паровая турбина.

— Вы заметили, какой у него хвост? — улыбнулся Жозеф. — Похож на половинку кисточки.

— И правда, полукисточка! Очень живописный кот. Круглая головка, тигровая шерстка, белые «перчатки»… Надо налить ему молока.

Пока Таша хозяйничала на кухне, Жозеф в сопровождении своего протеже слонялся по прихожей, загроможденной багетными рамами и книгами. На геридоне среди безделушек он краем глаза заметил картонную трубочку с опаленными краями, хотел рассмотреть ее поближе, но в этот момент появилась Таша с блюдцем молока, и «полукисточка» жадно принялся за еду.

— Он забавный. Пожалуй, я его оставлю.

— Уф, мадемуазель Таша, вы меня просто спасли! Если б я притащил его домой, матушка заставила бы меня выучить «Марсельезу» на бретонском… А месье Легри не будет возражать?

— Ну что вы, чего хочет женщина, того… — Таша усмехнулась.

Успокоенный Жозеф взял картонную трубочку с геридона и хмыкнул, увидев рисунки.

— Бенгальские огни всю ночь сверкали… — Таша подавила зевок. — При таком количестве света можно было бы целый месяц обходиться без фонарей. Ну, полукисточка, набил брюшко? Ты согласишься остаться в этом скромном жилище?