Читать книгу "Наследник волшебника - Дэниел Худ"

Торквейский принцепс Банкир для запретных увеселений переоборудовал торговый корабль и держал его в гавани — у всего города на виду, — но обставил это дело так ловко, что власти не могли к нему подступиться. Принцепс Харкоута — Киам запамятовал его имя — владел целой сетью роскошных гостиниц и обладал таким недюжинным умом, что являлся негласным советником магистрата. Оборотень же, на взгляд Лайама, не был способен ни на что серьезнее кражи со взломом.

Солома, застрявшая в волосах ночного конюха, явственно свидетельствовала, что малый бессовестно спал, вместо того чтобы приглядывать за лошадьми и поджидать их хозяев. Лайам, старательно удерживавший ворот плаща, чтобы скрыть окровавленное горло, был настолько поглощен этим занятием; что забыл бросить ему монету. Конюх ворчанием попытался напомнить о чаевых, и напрасно: Лайам тут же решил, что такой бездельник и к тому же наглец недостоин вознаграждения.

Он уже выехал за город, когда Фануил мягко опустился на холку коня. Прежде Даймонда это пугало, но те времена миновали, и он лишь коротким фырканьем и трепетом шейных мышц обозначил свое недовольство.

Фануил взглянул на хозяина. Лайам перевел чалого на шаг.

— Вот видишь… все обошлось.

«У тебя порезано горло».

— Подумаешь — царапина. Такое часто случается и во время бритья.

«Он мог убить тебя».

— Мог, конечно, — пробормотал Лайам. Теперь ничто ему не мешало признаться себе, что там, в подвале, он всей спиной ощущал присутствие Шутника и каждый миг ожидал рокового удара. — Но я надеялся, что до этого не дойдет. Они все-таки воры, а не убийцы.

Дракончик смолчал, но это молчание было красноречиво, как хмыканье. Так поступал отец Лайама когда его сын ляпал какую-нибудь глупость. Он умолкал, потом хмыкал и после паузы заговаривал о чем-то другом. Интересно, что сделает сейчас Фануил?

«Там нет слова „ты“».

— Что?

«В воровском языке нет слова „ты“». Дракончик и впрямь сменил тему беседы. После краткого размышления Лайам согласился с уродцем.

— Да, ты прав, воры почему-то избегают местоимений. И это странно, ведь понятие «ты» осваивается уже в младенческом возрасте вместе с понятием «я»…

Оставшуюся часть пути Лайам с дракончиком обсуждали особенности воровской «декламации». Лайам увлекся, пытаясь что-то для себя прояснить, а Фануил задавал вопросы — то совершенно нелепые, то бьющие в самую точку. Когда Даймонд принялся спускаться по скалистой тропинке, Лайам сладко зевнул и раздумчиво произнес:

— Наверное, во всех несуразицах воровского наречия повинно то, что это не настоящий язык. В нем нет слов для обозначения многих вещей. Вор может с помощью декламации во всех тонкостях объяснить, как обокрасть какой-нибудь дом или где сбыть краденое, но не сумеет рассказать, как приготовить обед или заштопать рубашку…

«У меня остался только один вопрос», — перебил дракончик, видимо сообразив, что тема, которую он затронул, неисчерпаема, а хозяину все же пора отдохнуть.

— Какой?

Ступив на песок пляжа, Даймонд пошел легкой рысью. Ночной мрак стал полегонечку расступаться, знаменуя приближение нового дня. Опасная вылазка заняла куда больше времени, чем предполагал Лайам.

«Откуда Оборотень узнал твое имя?»

7

Это был вопрос, и он продолжал торчать в мозгу Лайама, словно заноза, даже после того, как Фануил его разбудил. Дракончик опять послал в его сон страницу гигантского бестиария, исписанную одним словом — «Проснись!».

Лайам точно помнил, что не называл Оборотню своего имени. Не представлялся он также и старому ростовщику. Неужели принцепс карады сумел каким-то образом заглянуть в его голову? Лайам скривился и отверг нелепое предположение. Для ясновидящего Оборотень был чересчур простоват.

Лайам, позевывая, плюхнулся за кухонный стол и затих над кружкой горячего кофе. Он пристрастился к этому напитку в южных краях. Фануил с аппетитом уничтожал сырую баранину. Дракончик терпеть не мог вкус кофе, зато обожал его запах, потому перед ним также стояла чашечка, от которой исходил восхитительный аромат. Заглотив очередной кусок мяса, уродец водил над чашечкой носом, от удовольствия прикрывая глаза. Лайам невольно улыбнулся и ощутил, что проснулся совсем.

— Ума не приложу, у кого он мог выведать мое имя? — сказал Лайам, глядя на раздувающиеся ноздри маленькой твари. — Разве что… разве что матушка Джеф не прилгнула, сказав, что обо мне судачат на каждом углу. Впрочем это мало похоже на правду.

Фануил склонил голову набок.

«Тебя знают, как знали мастера Танаквиля».

— Мастер Танаквиль был чародеем, а я — простой обыватель, ничем не отличающийся от других горожан.

«Отличающийся. Ты — человек видный».

— Не говори ерунды!

«Ты выше других, у тебя длинный нос, светлые волосы и голубые глаза. Ты — человек заметный».

Лайам представил себя в уличной сутолоке и вынужден был признать, что дракончик прав. Саузварк был не настолько велик, чтобы в нем не имелось возможности собрать сведения о чужаке с такими приметами, особенно если чужаком интересуется воровская среда.

— Возможно, — задумчиво пробормотал он, сжимая кружку в ладонях, — Оборотень таким способом пытался произвести на меня впечатление, а? Показать, что он, дескать, все видит насквозь? И даже знает имя того, кто не находит нужным себя назвать.

«Но он ведь не произвел на тебя впечатления?»

— Нет, не произвел, — со смешком отозвался Лайам. Затем он притронулся к своему горлу, и веселья у него поубавилось. Порез окончательно подсох. Лайам еще раз потрогал его и убрал руку.

«Не надо большого ума, чтобы навести справки о единственном городском чародее».

— Я никакой не чародей, — устало отозвался Лайам, но тут же осекся. — А! Я понял, что ты имеешь в виду. Неважно, чародей я там или нет, важно, что многие меня за него принимают. Это досадно.

«Почему?»

Лайам одним длинным глотком опорожнил кружку.

— Трудно сказать. Меня это коробит. Я не хочу поддерживать чьи-то заблуждения на свой счет.

«А как же Кессиас?»

— Что — Кессиас?

«Ну, он ведь тоже думает, что ты не такой, какой есть. Ты кое-что от него скрываешь».

— Кессиас — дело другое! — рассердился Лайам. — Он обо всем имеет свое мнение, и потом, я не хочу, чтобы он знал о наших с тобой отношениях.

«Почему?»

— Отстань. Мне пора отправляться на встречу с этой девчонкой.

По дороге в Саузварк Лайам размышлял о своем непростом положении и в конце концов решил, что ничего в нем исправить не может. Горожане считали его чародеем, и у него не имелось возможности доказать им, что это не так. Что касается Кессиаса, то и тому Лайам вряд ли бы мог что-нибудь втолковать, даже рассказав о своей связи с драконом. Бравый страж порядка только бы утвердился во мнении, что его приятель — человек необычный.