Читать книгу "Цветочное сердце - Кэтрин Бейквелл"

лавки. – Для начала попробуйте развернуть вывеску. Велите магии ее передвинуть. Представьте себе процесс с полной уверенностью в успехе, но приложите минимум магической силы.

Простое задание показалось невыполнимым. Я встала рядом с Ксавье, протянув обе руки к маленькой прямоугольной табличке в витрине.

«Переверни ее. Не крути, а аккуратно поверни». Я сделала пас указательным пальцем.

Вывеска перевернулась раз, другой, застучала по стеклу, а когда замерла, на нас смотрело слово «Открыто». Радость наполнила меня трескучими искрами, я восторженно охнула.

– Отлично, – похвалил Ксавье. – Теперь снадобье.

Я сделала шаг назад, наступив на что-то мягкое и податливое. Дюжины ландышей проросли меж половицами.

– Ой-ой-ой! – пролепетала я.

– Не обращайте внимания. Это лишь побочный продукт вашей магии. Причем совершенно безобидный. – Ксавье улыбнулся, сорвав стебелек с мелкими цветами в форме колокольчиков. Он покрутил ландыш в пальцах. – Не стыдитесь своей силы. Вы счастливы. Позвольте вашей магии радоваться вместе с вами.

Кивнув, я подошла к полкам, заставленным ингредиентами в бутылочках. За годы учебы в памяти отложилось столько рецептов снадобий! В поисках вдохновения я глянула на Ксавье.

Свободной рукой он снова потер глаза, потом шею.

Снадобье для облегчения головной боли. Оно простое, его учат одним из первых.

Каждое ощущение пациента следовало внимательно рассмотреть и сбалансировать.

Я наполнила молочник молоком и поставила на плиту. Из кладовой достала большую жестянку с какао, которое, являясь вкуснейшим утренним угощением, отлично помогает от различных болей, и смешала с несколькими ложками крупнозернистого сахара, что часто сочетают с ароматными маслами и прописывают для смягчения кожи и при боли в суставах.

Я растерла в ступке незабудки в ярко-синюю пасту. Если верить магам древности, синий – самый успокаивающий цвет для глаз. Я приправила пасту какао и сахаром, затем полила смесь лавандовым маслом. Выписывая длинной ложкой восьмерки, вмешала незабудки и масло в сахар. Краем глаза заметила, как шевельнулся на стуле Ксавье. Я почти забыла, что он там и, не отрываясь, за мной следит. Смешивание ингредиентов снадобья действовало гипнотизирующе – совсем как наблюдение за Ксавье.

Друг положил руки на колени, швабру устроил на полу рядом с собой. Под темными глазами Ксавье залегли тени, но взгляд оставался внимательным. Черные волосы свесились на один глаз. Я поняла, что мне страстно хочется их поправить. За ухо Ксавье заткнул один из моих ландышей. Он выпрямил спину и вскинул брови.

– Вам нужна помощь?

Мои щеки заалели. Чем же я занималась?

– Мне… ну, мне нужно спеть этому снадобью.

Губы Ксавье растянулись в ухмылке.

– Мне уши заткнуть?

Я засмеялась слишком громко, потом наклонила голову, чтобы не встретиться с ним взглядом.

– Певица я бездарная, так что лучше заткните, это для вашей же безопасности.

– Я здесь не для того, чтобы судить вас. – Когда я открыла рот, желая возразить, Ксавье поправился: – Ну, то есть не ваше пение.

Этого юношу велела мне остерегаться мадам Бен Аммар? Я отвернулась от Ксавье и покачала головой. Не парень, а клубок противоречий! Глупый. Нежный. Открытый. Безрассудный. Молчаливый.

Не поднимая головы, я негромко запела ингредиентам снадобья.

С помощью прихватки сняла молочник с плиты и влила горячее молоко в миску. Чем дольше я мешала густое снадобье цвета барвинка, тем громче пела. Примерно так мы с папой пекли хлеб. Сливались эдаким кошачьим дуэтом и по ходу процесса пели все громче и громче. У меня аж пульс ускорился, подстраиваясь под ритм песни.

Магия и свет полились в кисти рук, потом в миску, быстрее и быстрее. Ксавье остался на краю поля зрения эдаким маяком на бесконечном темном горизонте. Ну да. При условии, что маяки одеваются в черное.

«Эй, полегче! – шепнула я себе и своей магии. – Все мне не нужно. Половина твоей силы, потом половина той половины, потом капельку оставшейся части».

Я вдохнула спокойный сладкий аромат и улыбнулась. Сердце наполнилось теплом от приятных воспоминаний: папа кружит меня в неловком танце; малышкой я побеждаю Ксавье в состязании по бегу. От магической силы подскочил пульс: вспомнился бездомный пес, который всегда встречал меня за Уильямстоном и вилял хвостом, желая со мной поиграть.

«Я тебя вижу, – сказала я магии. – И позволю тебе немного позабавиться. Но ты будешь меня слушаться».

Идеальным заклинанием в этом случае был перевертыш – нечто вдумчивое и сбалансированное. К магии я обратилась со сдержанной, четкой, ласковой фразой: «Воистину прошу мира и спокойствия; спокойствия и мира прошу воистину».

Мисочка задрожала у меня в руках, но не как при землетрясении, а просто будто в ней пчела зажужжала. Я открыла глаза и улыбнулась. Густое голубое снадобье не вылилось.

– Кажется… кажется, у меня получилось.

Вытаращив глаза от удивления, Ксавье выпрямился во весь свой высокий рост, перегнулся через стол и заглянул в миску. Он взял серебряную ложку, зачерпнул снадобье и осторожно попробовал. Я все это время кусала губы: когда папа пробовал мои кексы, мне не приходилось опасаться, что из-за моей ошибки он упадет замертво.

Ксавье поднял брови.

– Идеально! – объявил он.

– Как ваша голова?

– Не болит совершенно, – ответил он, пожав плечами.

– А как… а как насчет побочных эффектов?

Ксавье покачал головой.

– Все в порядке.

Я вскинула руки вверх, прыгая и крича, словно только что получила приз.

– Поздравляю! – сказал Ксавье. – Это настоящее достижение. Очень хороший знак!

Он протянул мне ладонь для рукопожатия, будто мы заключили сделку. Будто этот успех не сулил светлого будущего моей магии и не давал надежды папе.

Я вложила в ладонь Ксавье свою обтянутую перчаткой руку, наблюдая, как от нашего прикосновения у друга краснеет шея. Сердце затрепетало. Глаза у Ксавье были теплые и нежные, нос – аристократичный. На щеке ямочка. Губы розовые. Я для него так же красива, как он для меня?

«Пожалуйста, – беззвучно взмолилась я, – подержи мою руку еще немного!»

Рукопожатие получилось идеальным. Моя ладонь, обтянутая черной перчаткой, красиво контрастировала с белизной кожи Ксавье, которую нарушали два черных кольца – на безымянном и на большом пальцах.

– О чем ваша вторая клятва? – вдруг спросила я.

Ксавье мертвенно побледнел, разорвал контакт и спрятал руку в карман.

– Ничего серьезного, – ответил он и засмеялся тихо и натужно.

– Мастер Морвин, такие секреты вынуждают меня плохо о вас думать.

– Правда вынудит думать еще хуже.

В груди стало тесно.

– Я дала вам клятву. – Я сжала ладони в кулаки. – И имею право знать, что вы сделали.

– Да, имеете. – Ксавье вздохнул, глядя на столешницу и на мои руки. – Жаль, что все так получилось и я уже не тот человек, что прежде.

Я легонько коснулась локтя Ксавье, и он вытаращил глаза.

– От таких разговоров прежним вы не станете.

Он отступил от меня, держась за локоть, за то самое место, которого коснулась я. От разделившего нас расстояния и от муки в глазах Ксавье у меня заболело сердце.

– Извините, я не могу, – проговорил он.

13

Вскоре после урока магии в лавку потянулись посетители, и их поток не ослабевал целый день. По сути, с моим наставником мы говорили только о делах. Буквально с головой ушли в прописывание тоников от кашля, таблеток для небольших преобразований, чаев для изменения тональности голоса, лосьонов от сыпи и даже масел, обновляющих цвет волос.

Как раз когда Ксавье объяснял разгневанному посетителю, что снадобья от аллергии у нас только одного вкуса, дверь распахнулась с громким «бам!».

На крыльце стоял темноволосый мужчина, обнимая за плечи девушку моего возраста. В лавку она вошла смеясь и улыбаясь. Затем повернула голову в мою сторону – и мое сердце упало.

На правой щеке у нее цвели ярко-желтые одуванчики.

«Эйфория».

– Ваше благородие, пожалуйста, с моей дочерью что-то не так! – взмолился сопровождающий ее мужчина.

Вытаращив глаза, Ксавье вышел из-за прилавка и обратился к другим посетителям лавки:

– К сожалению, сегодня других пациентов я принять не смогу. Пожалуйста, приходите завтра.

Я вывела ропщущих посетителей из лавки на крыльцо, даже не потрудившись извиниться: мой взгляд был прикован