Читать книгу "Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo"

Оппенгеймера нейтралитет означал бы "серьезный личный конфликт лояльности". Его личные и общественные чувства - фактически, все его мировоззрение - долгое время формировались под влиянием преданности Британии, опосредованной широким южноафриканизмом, который отстаивали Бота и Смэтс, и обязательствами перед империей, которые это влекло за собой. Имперское наследие де Бирса, выдающееся положение его семьи в рамках того, что он называл "традицией Родса", его образование в Чартерхаусе и Оксфорде, его приверженность самой идее Британского содружества наций - все это делало его таким. Его немецкое наследие не имело особого значения, как и еврейское происхождение его семьи. В детстве Гарри и Фрэнк лишь однажды были взяты Эрнестом в гости к своим тетям в Германию. "Это нам понравилось, но общение с немецкими родственниками, какими бы очаровательными и добрыми они ни были, как-то практически ничего для нас не значило", - вспоминал позже Оппенгеймер. Они, казалось, принадлежали к другому миру, который был вне нашего опыта и интересов, и это, я думаю, было то, чего ожидал и, возможно, желал мой отец". Старшая сестра моего отца, Лина Леви, к которой он питал особую привязанность, однажды ненадолго посетила нас в Южной Африке, но это было все. Когда мы говорили о наших немецких родственниках, а это случалось редко, то всегда в выражениях привязанности, но в моем поколении они никогда не были частью нашей семейной жизни. Доходило до того, что нацистское истребление евреев, хотя оно и касалось многих моих родственников, затрагивало меня скорее по гуманитарным и политическим соображениям, чем по личным. Если мой отец считал иначе, он никогда не говорил мне об этом"⁷ Преданность Оппенгеймера Британскому содружеству, предчувствие нацистской тирании и, возможно, болезненные воспоминания о бегстве его семьи из Кимберли в 1915 году подтолкнули его к выступлению против Гитлера. У твердой позиции Оппенгеймера против нейтралитета было еще одно измерение, как личное, так и политическое. Он был человеком Смэтса.

 

Человек Сматса

 

Гарри Оппенгеймер был воспитан так, что считал генерала Смэтса героем. В детстве он относился к Смэтсу с чем-то близким к почитанию. Эрнест Оппенгеймер считал Смэтса своим другом. Он был предан ему в политическом плане, хотя, как позже напишет Гарри, его отец не был слеп к некоторым "недостаткам и двусмысленностям этого сложного характера".⁸ Смэтс присутствовал на вечеринке по случаю 21-го дня рождения Гарри в гостинице Spread Eagle Inn в 1929 году и выступил на ней. По возвращении в Южную Африку, во время пребывания Эрнеста на посту члена парламента от Кимберли, Гарри с интересом слушал с галерки выступления Смэтса в Палате представителей, в перерывах между составлением парламентских речей своего отца. Гарри был приверженцем смутсианской политики холизма, с ее своеобразной концепцией роли и обязанностей Южной Африки в Британском содружестве.

За несколько месяцев до начала войны Эрнест пригласил Смэтса вместе с верным другом Смэтса Денейсом Рейтцем слетать в Гому на северной оконечности озера Киву. Сматс хотел увидеть впечатляющий вулкан Ньямурагира. Гарри присоединился к группе, и это был первый раз, когда он находился в компании Смэтса в течение длительного времени. Во время путешествия на север группа остановилась на день или два в государственном доме Зомбы, столицы тогдашнего Ньясаленда. Сматс, как это было в его характере, был полон решимости подняться на плато Зомба. В то время как Рейц и Эрнест решили отказаться от подобных усилий, Гарри сопровождал государственного деятеля до самой вершины. По мнению Гарри, Сматс не был прекрасным собеседником, но "когда он был в настроении, он мог быть очень хорошим монологом". А на горе в Зомбе Смэтс трогательно размышлял о своих военных впечатлениях в Танганьике - не о военных делах, а о красоте и великолепии Восточной Африки. Оппенгеймер позже вспоминал об их встрече: "Я рад, - сказал Смэтс, - увидеть больше Африки, пока есть время. Злые силы движутся в мире, и Содружеству предстоит большое испытание. Я думаю, что таких праздников, как этот, не будет еще много лет". Затем, когда мы стояли на вершине горы Зомба, глядя в наступающих сумерках на великолепную, изрезанную горную сцену, Смэтс повернулся ко мне и сказал: "Гарри, разве это не прекрасно - быть африканцем?" ⁹.

Всего несколько месяцев спустя Смэтс отказался от нейтралитета и втянул Союз в войну. Это было решение, писал позже Оппенгеймер, за которое он испытывал огромное "чувство личной благодарности". Херцог считал поступок Смэтса большим просчетом и "самой роковой ошибкой, когда-либо совершенной ответственным государственным деятелем".¹⁰ Он объединился с Д. Ф. Маланом, чтобы сформировать партию "Херенигде Насиональ" (Объединенная национальная партия). Вступление Союза во Вторую мировую войну также способствовало активизации и отравлению сил африканерского национализма, который в последние годы переживал мощное культурное возрождение. Его кульминацией стало празднование столетия Великого похода в 1938 году. Многие правые националисты, некоторые из которых прониклись теорией национал-социализма, полностью отказались от партийной политики и стали участвовать в фашистских или пронацистских организациях, таких как "Новый порядок" Освальда Пироу, "Оссевабрандваг" Ханса ван Ренсбурга или "Серые и коричневые рубашки".¹¹ Антисемитизм был их краеугольным камнем.¹²

 

За короля и страну

 

26 января 1940 года, когда в доминионах началась мобилизация, Оппенгеймер добровольно отправился на военную службу. Через несколько дней он был призван в резерв в звании временного второго лейтенанта. Через две недели он прошел курс 491G для офицеров разведки в Южноафриканском военном колледже в Претории.¹³ 17 июня Оппенгеймер поступил на постоянную службу и был прикреплен к разведывательному отделу штаба обороны, а в декабре переведен в 5-ю южноафриканскую бронеавтомобильную роту танкового корпуса. Затем последовал очередной курс с 18 сентября по 15 октября. Оппенгеймер старательно хранил все свои расписания, отчеты и конспекты лекций с аккуратными примечаниями, написанными от руки карандашом. Одна из таких лекций была посвящена "чувству буша". У тех, кто родился в кустах, это чувство должно быть врожденным. Если же вы его не культивируете - применяйте изученные принципы с решимостью и здравым смыслом", - гласили официальные конспекты лекций. Рядом Оппенгеймер добавил от руки: "Обретите уверенность... стойте спокойно, не шумите, и вас не заметят в кустах".¹⁴

Все навыки, полученные Оппенгеймером в Военном колледже и на последующих учебных маневрах в сельве к северу от Претории, могли принести лишь скромную пользу. Когда в апреле следующего года пришел призыв отправиться "на север", его отправили в Западную пустыню, а не в абиссинские заросли, где итальянские войска уже были приведены в полную боевую готовность. Оппенгеймер с легкостью прошел курс обучения, получив право на повышение в звании лейтенанта. Его офицер по