Читать книгу "Борьба великих государств Средиземноморья за мировое господство - Эрнл Брэдфорд"

нет никаких обязанностей, если можно получить выгоду. Циничный взгляд на союзы – вовсе не современный продукт. Он так же стар, как человеческая история.

При выборе мест для своих городов греки располагали чистым холстом, на котором могли писать картину. Также они являлись умными экспериментаторами в вопросах функционирования своих городов и управления ими. На чистом холсте политической мысли они теперь испытывали все от диктатуры до демократии, а на Липарских островах даже некую форму коммунизма. В гомеровский период их возглавляли цари или вожди. Агамемнон, к примеру, был царем Микен, а Одиссей – главой конфедерации Итаки и близлежащих Ионических островов (что ближе к шотландскому вождю, чем к царю).

Эта ранняя модель верховной власти начала разваливаться задолго до века греческой колониальной экспансии. Г. Л. Дикинсон в своем труде «Греческий взгляд на жизнь» обозначает основные модели греческого политического экспериментирования: «Большинство государств в Греции находились в состоянии постоянного движения; одна революция сменяла другую с удивительной быстротой; вместо одного фиксированного типа мы получаем постоянный переход от одной разновидности к другой».

Это беспокойство относительно политической формы – черта, никогда не покидавшая Грецию, что наглядно подтверждают события этого века. На протяжении всей своей истории греки часто отвергали демократию в пользу олигархии или даже диктатуры. Причем правление «тирана» далеко не всегда было синонимичным значению этого слова.

Снова цитируем Дикинсона: «Аристотель, чей труд был основан на исследовании всех существующих греческих государств, признавал три главные разновидности [правительств]: правительство одного, правительство нескольких и правительство многих. Каждая из этих разновидностей подразделяется на две формы: одна – хорошая, при которой правительство заботится о благосостоянии всех, другая – плохая, при которой оно заботится о благосостоянии лишь тех, кто правит. Результатом является шесть форм, из них три хорошие – монархия, аристократия и то, что он назвал «полития», когда ради общей пользы правит большинство, и три плохие – тирания, олигархия и демократия. В греческой истории есть примеры всех этих форм, и на самом деле мы даже можем проследить грубую тенденцию развития государства от одной формы к другой. Однако самыми важными, в историческом периоде, являются две формы, известные как олигархия и демократия. Причина их важности в том, что они примерно соответствовали правительству богатых и правительству бедных. По утверждению Аристотеля, «богатые и бедные оказываются в государстве элементами, диаметрально противоположными друг другу, так что, в зависимости от перевеса того или иного из элементов, устанавливается и соответствующая форма государственного строя. Согласно общему мнению, есть только две политики, Демократия и Олигархия…». Иными словами, социальное различие между богатыми и бедными в Греции было преувеличено до политического антагонизма. В каждом государстве имелась олигархическая и демократическая фракции; и оппозиция между ними была так велика, что можно утверждать с уверенностью: каждый греческий город находился в состоянии хронической гражданской войны, по сути, превратившись, как утверждает Платон, из одного города в два, один для богатых, другой для бедных. Они живут вместе на одной территории и постоянно плетут заговоры друг против друга.

На протяжении всего периода борьбы за Сицилию греческие колонии и сами постоянно находились в процессе брожения. И дело не только в том, что в одном городе олигархию свергала демократия, которую, в свою очередь, возможно, сменял тиран. Города также воевали друг с другом. Только в крайне редких случаях получалось создать достаточно сильную коалицию, способную противостоять угрозе карфагенян. Как заметил Натаниэль Ли, когда греки объединяются с греками, начинается решительная схватка.

В конечном итоге именно эта неспособность работать вместе, как одна нация и один народ, сделала греков уязвимыми перед римлянами. Тогда, как и сейчас, греки были индивидуалистами. Они были готовы скорее погибнуть поодиночке, чем найти общий язык друг с другом на более или менее долгое время или согласиться на общее господство одного города или государства. Только в случаях «национальных бедствий» греки были готовы забыть свои личные амбиции и объединиться. Так было, скажем, во время персидского вторжения на их родину. Но даже тогда некоторые города и острова были готовы, по разным причинам, помогать персам, а не присоединяться к своим соотечественникам в общей борьбе. Чего греки могут добиться, когда действуют вместе сообществом большим, чем один город-государство, было продемонстрировано во время Афинской империи и снова, в более широком масштабе, при великом македонском царе Александре.

Представляется, что финикийцы и карфагеняне, с другой стороны, не интересовались политическим теоретизированием. Их практичная натура могла заинтересоваться политическим содержанием, если это не затрагивало бизнес, и вокруг царило процветание. В ранние времена у них, как у греков, в разных городах были цари, и даже когда наследственная царская власть исчезла из старых финикийских городов, она сохранилась в Карфагене. В VI и V веках до н. э. потомки династии Магона, такие как Гасдрубал и Гамилькар, упоминаются как «цари». Такой царь, однако, скорее всего, был не более чем primus inter pares – первым среди равных, а его титул – привычной условностью. В любом случае карфагеняне и их финикийские предки не жаловали демократию, с которой они были хорошо знакомы от своих греческих соседей.

Олигархия, при которой несколько самых могущественных семей держат бразды правления в своих руках, – это карфагенское решение политических потребностей человека. Это никоим образом не была неограниченная форма правления, отдающая всю полноту власти в руки отдельных людей, которые вполне могли оказаться безответственными или некомпетентными. Карфагенская форма олигархии, вероятно, уходила корнями в Тир. Высшими должностными лицами были два суфета, на которых возлагались исполнительные функции. Они избирались каждый год. Все государственные дела решались в совете старейшин – сенате – их 300 человек. Членство в нем являлось пожизненным. Туда могли попасть только представители самых богатых и влиятельных семейств. Сенату подчинялась (или с ним работала, понять трудно) еще одна группа из 104 человек (членство в ней тоже было пожизненным), которая отвечала за безопасность города или государства и назначала военачальников для ведения национальной обороны. Им лидеры докладывали о состоянии военных и военно-морских дел. Внизу карфагенской политической системы находилось общее собрание народа, мнение которого выслушивали, но никогда не учитывали, если оно противоречило позиции сената. Элементы этой системы присутствуют в некоторых современных демократиях, где правящая партия после выборов может более или менее игнорировать мнение народа до тех пор, пока не приблизятся новые выборы. Карфагенскому сенату и комитету общественной безопасности, однако, повезло. Членство в них не было выборным. Им не приходилось обрабатывать широкие массы многочисленными обещаниями, чтобы сохранить место.

В целом можно сказать, что реальная власть в Карфагене или любом из его колониальных отпрысков принадлежала классу богатых