Читать книгу "Несущий смерть - Стивен Кинг"

Чаффи, надо сказать, так и остался для Попа загадкой, как ивсе Спятившие, с которыми приходилось иметь дело Попу не один десяток лет.

Эмори Чаффи верил в «потусторонний мир», но только егоотличало полное отсутствие воображения. И просто удивительно, что в такойголове могли возникнуть какие-то мысли о «потустороннем». Более того, этотчеловек еще и платил немалые деньги за некие объекты, имеющие отношение к тому,другому миру. Вот это Попа просто поражало. Так что Поп поставил бы Чаффи вначало списка, если бы не одно удручающее обстоятельство: денег у Чаффи былокуда меньше, чем у любого из богатеньких Спятивших Попа. От большого семейногосостояния, доставшегося Эмори Чаффи, остались самые крохи. Поэтомузапрашиваемая за камеру цена снова резко упала.

Поп свернул на заросшую травой подъездную дорожку когда-тоодного из лучших летних коттеджей у озера Сибаго, а теперь ставшего одним изсамых обшарпанных коттеджей (особняк Чаффи в Брэм-Холле продали для уплатыналогов пятнадцать лет назад) и подумал: Если кто-то и купит эту чертовукамеру, так только Эмори.

Единственное, что тревожило Меррилла, и тревожило все большеи больше по мере того, как он опускался по списку потенциальных покупателей,так это демонстрационная часть. Он мог сколько угодно расписывать достоинствакамеры, но даже такой болван, как Эмори Чаффи, не стал бы выкладывать денежкитолько за слова.

Иногда Поп думал, что допустил серьезную ошибку, попросивКевина отснять все эти фотографии, чтобы сделать из них видеофильм. Скоростьвремени в нашем мире (как и Кевин, Поп все-таки считал этот мир реальным) и вдругом, полароидном, была разной. В полароидном время текло более медленно… Ноне ускорялось ли оно по мере приближения собаки к камере? Поп склонялся кмысли, что ускорялось. Чтобы зафиксировать движения собаки вдоль забора,требовалось несколько фотографий. Теперь же каждая последующая не оставляланикакого сомнения в том, что расстояние между собакой и камерой резкосокращается. Словно время в полароидном мире старалось догнать время в миререальном, стать с ним синхронным.

Конечно, и в этом не было ничего хорошего. Но беда неприходит одна.

Он же имел дело не с бездомным псом, черт побери!

Поп не знал, кто это, но нисколько не сомневался, что совсемне собака.

Он думал, что имеет дело с собакой, когда видел, как таобнюхивала забор, который теперь остался в добрых десяти футах позади. Онавыглядела собакой, правда, злобной собакой, и когда повернулась к камеремордой.

Но теперь Поп видел в ней существо, которого никогда не былони на сотворенной Богом Земле, ни даже в аду Люцифера. Вот это очень тревожилостарика: те немногие, кому он показывал фотографии, ничего такого не видели.Они неизменно морщились, говорили, какой же это отвратительный, мерзкий пес, ноне более того. Ни один из них не предположил, что пес в камере Кевинапревращается в какое-то чудовище по мере приближения к фотографу. По мереприближения к линзам, которые могли служить неким барьером между тем и этиммирами.

Поп вновь подумал (как когда-то Кевин): Но пес никогда несможет выпрыгнуть в наш мир. Никогда. Потому что эта тварь — ЖИВОТНОЕ, жуткое,страшное, маленьким детям кажется, что такие вот прячутся в шкафах и углах,когда мама выключает свет. Но это всего лишь ЖИВОТНОЕ, а потому случитсяследующее: будет последняя фотография, на которой получится размытое пятно.Если этот дьявольский пес прыгнет, а именно это он и собрался сделать, токамера или сломается, или в белой рамке будут только черные квадраты, потомучто нельзя фотографировать с разбитыми линзами. А тот, кто держит камеру вруках, наверняка ее выронит, когда на него прыгнет этот пес, и камераразлетится на куски. Чего еще можно ждать от пластиковой коробки при ударе обетонную поверхность?

Эмори Чаффи вышел на облупившееся крыльцо в блейзере,который когда-то был густо-синим, но после многих чисток принял серый оттенокуниформы лифтера. Высокий лоб Эмори Чаффи уходил вверх, плавно переходя влысину и исчезая под редкими волосами. Его широкая улыбка выставляла напоказгигантские передние зубы, которые придавали ему сходство с Багсом Банни [5],только катастрофически поглупевшим Багсом.

Поп взялся за ремень камеры (Господи, как же он еененавидел!), помахал Эмори рукой и ответил вымученной улыбкой.

Дело, в конце концов, есть дело.

* * *

— Уродливая псина, не так ли?

Чаффи изучал почти полностью проявившуюся полароиднуюфотографию. Поп, радуясь искреннему интересу и любопытству Чаффи, подробнорассказал, на что способна камера. Потом Поп протянул ему «Солнце», как быприглашая сделать снимок.

И Чаффи, сверкнув зубастой улыбкой, навел камеру напродавца.

— Только не меня, — затараторил и замахал руками Поп. — Меняфотографировать не надо. Я бы предпочел, чтобы мне в голову целились из ружья,а не из этой камеры.

— Да уж, вы знаете, как продать товар! — восхищенно ответилЧаффи и повернулся с камерой к панорамному окну, из которого открывалсявеликолепный вид на озеро. (За годы, пока семейство Чаффи проматывалонакопленные в первой мировой денежки, вид этот нисколько не изменился.) Спятившийнажал на спуск.

Камера зажужжала.

Попа передернуло. Он обратил внимание, что теперь егопередергивало всякий раз, когда он слышал это негромкое жужжание. Он ещепытался контролировать себя, но понял, что это бесполезно.

* * *

— Да, сэр, один и тот же ужасный пес, — повторил Чаффи,вглядевшись в проявленную фотографию, и Поп не без удовлетворения отметил, чтозубастая улыбка наконец-то сползла с его лица.

Камера умела сгонять улыбки.

И все же он понимал, что Чаффи не видит того, что открылосьему. Попу Мерриллу. Впрочем, он не очень удивился: был к этому готов. Ему,конечно, удалось удержать на лице маску бесстрастности, но внутри все тряслосьот страха. Поп отдавал себе отчет в том, что, откройся Чаффи истина, беднягапосле первой же фотографии бросился бы со всех ног к ближайшей двери.

Пес (конечно, не пес, но надо же как-то его называть!) ещене прыгнул на фотографа, но уже готовился к этому. Задние лапы напружинились,тело приникло к потрескавшемуся тротуару. Чем-то пес напоминал Попу подростказа рулем мощного автомобиля, стоящего на светофоре. Ему не терпится сразурвануть с места, он уже давит на педаль газа, чтобы, отжав сцепление, броситьмашину вперед, обжигая широкие шины о шершавый асфальт.

Морда собаки стала неузнаваемой. Огромный злобный глаз,черный нос с двумя ноздрями-дырами. И вроде бы из ноздрей валил пар, как дым изжерла вулкана. Может… может быть, у меня опять разыгралось воображение? Какаяразница, думал Поп. Ты продолжай щелкать затвором объектива или дозволяй другимлюдям щелкать затвором объектива, и все узнаешь, не так ли?