Читать книгу "Сказка старого эльфийского замка - Анна Морецкая"

Заявилась она тогда в разукрашенной карете и пышном наряде, как будто не в лесной замок приехала, а во дворец какой на праздник. И ведь знала она, что трех ее служанок, пятерых охранников да две пары лакеев и конюхов разместить-то негде будет, но притащила целую свиту с собой!

А уж вела себя как! Будто и не она прошлой весной с побледневшим лицом и трясущимися руками, едва удерживавшими ворох таких страшных для нее бумаг, выслушивала господ поверенных, говоривших, что ее имя в завещании графа и не прописано вовсе. Нынче же двигалась она вальяжно, плавно поводя изысканно причесанной головой и белыми гладкими руками, спину держала прямо, а шаг клала неспешно — будто павану торжественную танцевала. Разговаривала размеренно, играя голосом, отчего он журчал, словно дорогое тягучее вино, что из графина в хрустальный бокал неспешно наливают. И вся она была такая холеная и благополучная, что у Лиссы вызывала лишь одно желание… вцепиться в ее белобрысые патлы.

Но кроме этого испытываемого желания девочка все же понимала, что мачеха еще и удовольствие получает от того, что они не совершенно готовы к ее прибытию. И все ее разводимые политесы — и показные аккуратные шажочки по растрескавшейся плитке, и якобы заинтересованный взгляд, окидывающий громаду руин, и мимолетные оговорки невзначай по поводу их простого и в какой-то мере даже неприбранного внешнего вида, все говорило о том, что ситуация эта ей в радость.

Почему? Что позволило ей так измениться всего за год? Откуда в ней столько уверенности взялось? Девочка, конечно же, не знала, но своим чисто женским чутьем, пусть только и начавшим зарождаться в ее одиннадцать зим, четко осознала, что теперь… или пока… возможно только в данном случае… но именно сейчас злить мачеху не стоит.

— Фэлиссамэ, ты тут госпожа и хозяйка, — меж тем продолжала женщина вроде и бархатным голосом, но сопровождая свои слова таким высокомерным взглядом, что становилось понятно, что ни о каком уважении и почтении к этой самой «госпоже и хозяйке» и речи не идет. А уж жест, обобщающий и жилое строение, и развалины в одно целое, и вовсе превратил ее обращение к падчерице в насмешку. — Так что принимай гостей! В твои годы ты должна уже уметь это делать! Если тебя, девочка, этому научили, конечно! — и еще одна насмешка, сдобренная пренебрежением, теперь уже в сторону опекуна.

А вот на Корра никакого наития не сошло. Он, как и положено мужчине, верящему только известным фактам, проявил и все то раздражение, что он испытывал, и возмущение, и даже злость:

— Малиния! — рявкнул он, — Тебя здесь быть не должно! Ты не имеешь никакого права появляться на этих землях и навязываться в гости! В завещании Алексина четко прописано…

Что там прописано в завещании отца по этому поводу девочке в этот раз узнать так и не пришлось. Потому как мачеха плавным движением приблизилась к Корру и, даже Лисса бы сказала, что встала к нему неприлично близко, подтянула за развязанный шнурок ворота голову мужчины к своему лицу еще ближе, и тихо произнесла:

— Ах, Коррах, Коррах! Такой взрослый мальчик, а до сих пор жизни не знаешь! Обстоятельства, знаешь ли, имеют способность меняться, а документы теряться. И если уж какой умный человек способен из этого извлечь пользу для себя, то… — она усмехнулась прямо в губы мужчины, — то этому человеку перечить не стоит! Так что пока мы не поговорим, ты можешь отнестись ко мне просто со всем возможным уважением. Ну, а потом — после нашего разговора, я думаю… ты станешь и милым. Притом настолько, что будешь даже рад загладить всю ту грубость, что допустил в отношении меня в давешние годы!

Корр отшатнулся от нее. Но женщина держала завязку крепко и, показывая свою власть над ним, отпустила не сразу, сделав этим его невольный отступ неловким и неуверенным.

Лисса затаилась рядом. Мачеха вроде и тихо говорила, но все же девочка прекрасно расслышала каждое произнесенное ею слово. Хотя… было похоже, что эта крыса специально только делала вид, что что-то пытается скрыть из сказанного, а на самом деле намеренно демонстрировала ей явное унижение опекуна. А за одно и проявленную им при этом неподобающую сильному мужчине растерянность.

А потом, как будто потеряв к нему интерес, женщина резко развернулась и уже громко обратилась к самой Лиссе:

— Вели, девочка, своим людям обустроить моих лошадей. И пусть кто-нибудь сходит в деревню, и договориться о ночлеге для моих слуг. Кроме охраны, которая раскинет палатку прямо здесь, со мной останется только… — она, почти не глядя на служанок, стоящих на небольшом отдалении, ткнула в одну пальцем и резким голосом кинула в ее сторону, — ты.

А потом, опять повернувшись к Лиссе и, как ни в чем не бывало, сменив тон на капризно — доверчивый, произнесла:

— Видишь, Фелиссамэ, как я тебе помогаю? Все уже и решила. Я к тебе с пониманием, так что и ты будь добра вести себя со мной соответствующе, — и с видом незаслуженно обиженной невинности воззрилась на падчерицу в ожидании.

Вот что в такой ситуации могла сделать Лисса? Да ничего.

— Прошу, — повела девочка рукой в сторону дома и, не оглядываясь, следует ли мачеха за ней, направилась к крыльцу.

— А вы меня, похоже, все-таки ждали! Все так чудно подготовили! — восторженно воскликнула женщина, разглядывая гостевую спальню. А вернее ту, от которой в свое время отказалась Лисса и которая весь год так и простояла закрытой. Да, благо хоть Лилейка иногда пыль тут смахивала, так что на первый взгляд все выглядело вполне прилично. Ну, а на второй… можно будет прибраться, когда мачеха спуститься вниз на вечернюю трапезу.

— Мило, очень мило! Но уже немного старомодно. Сейчас, знаете ли, в моде пастельные тона, а не такие яркие, — продолжала она щебетать, как будто и правда была долгожданной гостьей, которой хозяева мечтали угодить. — А где вы разместите мою Сливяну?

Лисса, к этому моменту от столь беспредельного лицемерия разозлившаяся уже настолько, что и слушать не желала никаких внутренних разумных голосов, и чуть было не ляпнула, что та может укладывать служанку хоть с собой в постель. Но тут к ней подступила Лилейка и на ухо шепнула:

— Не надо госпожа, не злись — только хуже сделаешь, — ага, заметила состояние молодой хозяйки, — посели ее у меня. А я уж как-нибудь перебьюсь одну ночь на сеновале.

Так что Лисса, сжав зубы, процедила:

— Ей постелют у Лилейи в комнате.

— Вот и чудно, что так хорошо все устраивается! А теперь оставь меня дитя, я хочу отдохнуть с дороги перед вечерней трапезой. У нас же будет достойная вечерняя трапеза? Я надеюсь!

Неизвестно, что там готовила им дина Клена к вечеру, достойное или нет, но вот ответить на эту подначку именно, что достойно, Лисса уже не смогла, прилагая все свое оставшееся терпение к тому, чтоб не шандарахнуть посильнее дверью, выходя от мачехи. А зайдя в свою комнату и повалившись на постель без сил, с тихой злостью стала прикидывать, успеет ли сбегать в деревню к бабушке Росяне за чем-нибудь… рвотным или лучше даже слабительным.

Но, конечно, никакой гадости в еду мачехе она подсыпать не стала. Перебесилась, попихав молча ни в чем не повинную подушку, и решила было сначала, сказавшись больной, вообще к вечерней трапезе не спускаться. Но и этого сделать ей не удалось. Было жалко Корра, который, в несвойственном ему просительном тоне, просил ее все-таки пойти с ним к столу. Да и труд Лилейки следовало уважить, в спешном порядке подшившей ставшее ей малым платье отпоротым от другого кружевом.