Читать книгу "Американская грязь - Дженин Камминс"

– Я смогу оформить для вас обратный билет на… давайте посмотрим… на 12:55 по местному времени. Сюда вы прилетите в 18:28, без пересадок.

– Да, очень хорошо. – Мами кивнула. – А сколько стоит?

Поправив свой красный платок, женщина прокрутила мышкой страницу. У нее были квадратные ногти, выкрашенные лаком цвета асфальта. Женщина коснулась ими экрана, и раздался легкий щелчок.

– Три тысячи шестьсот десять песо за каждый билет, – объявила она.

Мами снова кивнула и, скинув с плеча рюкзак, поставила его на колено. Пока женщина стучала по клавиатуре, Лидия достала из бокового кармана свой кошелек.

– Ничего, если наличными?

– Да, конечно. Но мне потребуется ваше удостоверение с фотографией.

Мами распределила деньги по разным местам и в кошельке держала порядка десяти тысяч песо. Лука наблюдал, как она отсчитывает купюры: семь розовых, две оранжевые и одну голубую. Она выложила пачку банкнот на стойку, и женщина принялась их пересчитывать. Пошарив в складке кошелька, Лидия достала удостоверение избирателя и с легким щелчком опустила на стойку. Кассирша отложила деньги в сторону и принялась разглядывать карточку. Она держала ее в одной руке, а второй вбивала информацию в компьютер.

– Спасибо. – Она вернула карточку Мами, а потом с улыбкой взглянула на Луку: – А как насчет тебя? Ты захватил с собой удостоверение избирателя?

Мальчик замотал головой. Очевидно, что голосовать ему еще нельзя. Тогда женщина снова взглянула на Мами:

– Мне потребуется свидетельство о рождении или какой-то другой документ, подтверждающий вашу опеку.

– Над моим сыном?

– Да.

Мами покачала головой; кожа вокруг ее глаз неожиданно порозовела. Луке показалось, что она вот-вот расплачется.

– У меня ничего такого нет, – сказала она.

– Ох. – Женщина схлопнула руки и откинулась на стуле. – Боюсь, без этого он полететь не сможет.

– Но вы ведь сможете сделать для нас исключение? Вы же видите, что он мой сын.

Лука кивнул.

– Мне очень жаль, – ответила кассирша. – Но это не наше внутреннее правило, это закон. В любой другой авиакомпании вам скажут то же самое.

Она аккуратно сложила разноцветные купюры в стопку и протянула Мами, но та не стала их брать. Тогда женщина оставила деньги на стойке.

– Пожалуйста. – Мами понизила голос и наклонилась к кассирше. – Пожалуйста, мы в отчаянии. Нам нужно уехать из города. Это наш единственный выход. Пожалуйста.

– Мне очень жаль, сеньора. К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Обратитесь в центральный ЗАГС и запросите копию свидетельства о рождении, иначе ваш сын не сможет лететь. Я тут просто бессильна. Даже если я продам вам билет, вас не пропустит служба безопасности.

Мами схватила деньги и засунула их в задний карман джинсов вместе со своим удостоверением. Ее лицо по-прежнему меняло цвета и теперь казалось совсем белым, обескровленным.

– Мне очень жаль, – снова повторила женщина, когда Мами уже развернулась, собираясь уходить.

Лука последовал за ней, не спрашивая, куда они идут; вскоре мать с сыном спустились в метро. Когда они вышли на станции «Исабель Ла Католика», мальчика охватили еще более противоречивые чувства. Поездка в Мехико – это настоящее приключение. Все в этом городе было не так, как в Акапулько, и Лука изо всех сил старался ничего не упустить: бьющиеся на ветру флаги, фруктовые лавочки, колониальные здания в стиле барокко, стоявшие плечом к плечу со своими современными угловатыми соседями. С железных кованых балконов струилась музыка, торговцы предлагали прохожим блестящие банки прохладительных напитков, и повсюду их окружало искусство. Стенные росписи, картины, скульптуры, граффити. На углу одной улицы стояла разноцветная статуя высокого Христа – так подумал про нее Лука, потому что она была мелковата для статуи, но очень высока по человеческим меркам, – одетого в ярко-зеленый хитон, один край которого беспечно свисал с его руки. Под этим наплывом сенсорных раздражителей Лука сумел на время подавить чувство вины. Он шагал за Мами с приоткрытым ртом, жадно втягивая в себя виды города.

В одном из уличных ларьков Мами купила тамале и пакетик нарезанных огурцов. Время близилось к двум часам дня, и Лука уже порядком проголодался, поэтому они присели под зонтом, чтобы спокойно перекусить. Как же это странно, думал Лука: некоторые вещи так и остались прежними. Огурцы, присыпанные солью, ничуть не изменили вкус с тех пор, как все умерли. Такими же остались костяшки у него на руках. И ногти. И ширина маминых плеч. Мальчик молча жевал. Покончив с обедом, Мами отвела его в бетонное здание-коробку со скульптурной группой у входа, изображающей обнаженных танцовщиц; внутри какой-то мужчина за приемной стойкой сообщил им, что получить копию свидетельства о рождении Луки можно только в том штате, где он родился.

– Он родился в Мехико?

– Нет.

– В штате Мехико?

– Нет, в Герреро.

– Тогда ничем не могу помочь. – Рядом на стойке лежал недоеденный сэндвич, и мужчина, похоже, очень хотел к нему вернуться.

Снова выйдя на тротуар, они решили где-нибудь сесть, чтобы Мами могла спокойно подумать. Мать с сыном устроились в тени бетонной коробки, прислонившись спиной к стене. Через несколько мгновений Лидия вскочила на ноги. «Ладно», – сказала она самой себе, и ее лицо снова приобрело нормальный оттенок, а руки решительно сжались в кулаки. «Ладно», – повторила она.

Пройдя несколько кварталов, они вышли к огромному зданию из камня, когда-то бывшего белым, но теперь потемневшего от времени, дождей и грязи. У него была громадная сводчатая деревянная дверь, утыканная массивными позолоченными шишечками. Лука смотрел на нее снизу вверх, почти напуганный этими масштабами – в десять раз больше его самого. Но Мами держала его за руку, и вместе они скользнули под яркие фиолетовые цветы жакаранды, прошли через дверцу поменьше, вырезанную в гигантской двери, и оказались внутри, в прохладной тишине.

То была Библиотека имени Мигеля Лердо де Техада. Хотя она специализировалась на экономической литературе, из-за невероятной красоты это здание стало у Лидии любимым местом для занятий, когда она училась на филфаке. Именно там они познакомились с Себастьяном, поначалу ошибочно приняв друг друга за студентов экономического факультета. Со временем у влюбленной пары появилась особая шутка: в тот день оба вышли на рынок отношений в поиске состоятельного партнера, но немного промахнулись.

Если не считать новых компьютеров на столиках в глубине, главный зал библиотеки выглядел ровно так же, как в воспоминаниях Лидии. Высокие, как в храме, потолки; просторное помещение, пропитанное лившимся сверху светом; сочные росписи Влади Кибальчича на стенах. Как-то раз Себастьян высказал опасение, что Лидия не сдаст экзамены, если продолжит здесь заниматься: бо́льшую часть времени она проводила, разглядывая стены. Она давно мечтала привести Луку в это потрясающее место, но и помыслить не могла, что это случится при таких обстоятельствах. Лидия представляла, как будет рассказывать ему истории из прошлого, но теперь, придавленная бременем катастрофы, ощутила, что не в силах воплотить воспоминания в форме слов. Она не расскажет, как Себастьян втихаря приносил ей сладости, пока она готовилась к выпускным экзаменам. Как однажды он так сильно ее рассмешил, что библиотекарь прогнал обоих прочь. Как в другой раз он забился вон в ту кабинку, чтобы за один присест осилить «Лабиринт одиночества» Октавио Паса – только потому, что это была любимая книга ее отца и Себастьян хотел узнать его лучше через его любимые произведения.