Читать книгу "Люди сумрака - Кармаль Герцен"

Она знала о том, что Райс — невзрачный паренек с веснушчатым лицом, — уже три года сходит по ней с ума, но не обращала на него внимания — ровно до того дня, когда он бросился в воду, чтобы спасти ее, тонущую. Уходя под воду, она чувствовала его руки и на короткий миг увидела его глаза — это было последним, что она видела в своей жизни. Как и толщу воды, захлестнувшую их с головой. Райс не сумел спасти ее, и подняться на поверхность не успел. Они умерли оба, но с тех пор между ними протянулась призрачная нить. Она нашла его по этой нити, чтобы больше уже не отпустить. Их кожа посерела, как у всех в этом мире, по странной прихоти Той Стороны с волос и одежды постоянно текла вода. Но никого из них это не смущало. Теперь они всегда были вместе.

А на одном из концертов на городской площади (да, даже после смерти люди не позабыли, что значит развлекаться) мне повстречалась певица Аркеланна — уверена на все сто, что это вымышленное имя, как бы она ни убеждала меня в обратном. Я подошла к ней за автографом и завела беседу. На то, чтобы разговорить Аркеланну, много усилий не потребовалось — как любая медийная персона, она любила находиться в центре внимания и обожала, когда ее слушают. Хорошенькая, цветущая, она радостно рассказала мне, что после смерти получила все, о чем только желала. Прежняя ее карьера не задалась — в ней видели серую посредственность, муж ушел к совсем юной старлетке, а она жила во власти постоянного страха однажды постареть, потерять красоту и голос, и вовсе стать никому не нужной.

Однако Сумрачный город дал ей то, чего она так желала — вечную молодость и… встречу с давно умершим кумиром. Исчезновения, забвения Аркеланна не боялась. «Все мы уйдем однажды, — спокойно говорила она, — но для меня важно прожить этот отрезок времени так, чтобы не жаль было и умирать. Снова. Взгляни на меня — мне добрая сотня лет, а выгляжу я на двадцать пять — ну разве не прелесть? Я остановила время!»

Но из всех людей сумрака, с которыми мне довелось познакомиться, больше всего я запомнила Робера Монгерфа — несмотря на свой почтенный возраст, он упорно просил называть его Робером, а я охотно следовала его просьбе, чувствуя себя взрослой и значимой. Этот невероятно светлый старичок выглядел на семьдесят, а сколько ему было на самом деле, я даже не знала.

Я не раз потом бывала у Робера в доме после нашей нечаянной встречи в парке. Иногда с Лили-Беллой, но чаще — одна. Мы пили чай — разумеется, не из-за того, что испытывали жажду, а для того, чтобы следовать традиции, — и болтали о разном.

Робер говорил, что счастлив в Сумрачном городе — теперь он может всегда приглядывать за детьми и внуками, присутствуя при каждом моменте их взросления, его не мучают боли и больше не нужно зарабатывать деньги, рискуя жизнью и здоровьем. И едва ли не самое главное — теперь у него есть целая вечность, чтобы перечитать все книги, которые он хотел прочитать.

Вдохновленная его словами, я задумчиво спросила: «Так значит, для вас Сумрачный мир — утопия?» Он долго молчал, прежде чем сказать: «Единственное, что меня огорчает — я не знаю, какой цвет глаз у моей только что родившейся внучки».

Истории этих людей заставили меня по-новому взглянуть на оба уже привычных мне мира — мир живых и мир мертвых, в который я впервые ступила бесконечно далеких семнадцать месяцев назад. Я внезапно поняла огромную разницу между собой и ними.

Они нашли себя в этом мире, сумели смириться и стать счастливее. А я… так и не смогла.

Прошлое #2

Рано или поздно, но это должно было случиться.

Я устала от Сумрачного города.

Да, Та Сторона — это свобода, но свобода, окрашенная исключительно в серые тона. Если бы я умерла и у меня просто не было выбора, кроме как находится в Сумрачном городе, я бы смирилась. У меня были Лилли-Белла, вседозволенность и независимость от других. Но знание, что где-то там, за невидимой стеной находится живой, дышащий и красочный мир, понемногу отравляло мне жизнь. Восторг поутих, чувства новизны и погружения в неизведанную реальность порядком истерлись, поблекли. Я истосковалась по запаху прелых листьев и соленого моря, ощущению стекающих по лицу дождевых капель и солнечных лучей, обжигающих обнаженную кожу.

Мне было пятнадцать, и я все чаще стала понимать, что жизнь проходит мимо меня: школа, общение со сверстниками, мысли о будущем — поступление в колледж, быть может, переезд в другой город, экзамены, волнения, первая влюбленность… То, что я никогда не смогу всего этого познать, угнетало.

У меня появилась привычка наблюдать за знакомыми, друзьями и бывшими одноклассниками через призму Сумрачного города. Как они обмениваются шуточками на уроках, устраивают первые вечеринки или веселятся на школьном балу. Я с горечью понимала, что все это могло быть моим… но не стало. Родители, увидевшие во мне монстра, одержимую, мою судьбу решили за меня.

Чаще, чем за другими, я наблюдала за Алом. Ему уже исполнилось семнадцать, он возмужал, вымахал, почти сравнявшись ростом со своим отцом. Девчонки со школы все чаще исподтишка бросали на моего приятеля заинтересованные взгляды. Те, кто посмелее — приглашали попить кофе после уроков или съездить в кино. Меня удивляло, что Ал до сих пор ни с кем не встречался — на него, общительного и любящего находиться в центре внимания, это было совершенно не похоже.

Однажды, навестив Ала в доме его родителей, я стала свидетельницей удивительной картины. Он сидел на кровати, зажав в руках фото и неотрывно на него глядел. Глаза Ала влажно поблескивали. Я встала рядом, ненароком коснувшись бедром его руки. Удивленно приоткрыла рот.

На фотографии была я.

Этот снимок сделала мама Ала три года назад — за год до моего «исчезновения». Я вызвалась помочь им в саду, желая хоть как-то отблагодарить за чудесный сливовый пирог, которым меня накормили. Неумело полола сорняки, подсматривая, как это делал Ал. Потом нам обоим это наскучило и мы принялись дурачиться, поливая друг друга из шланга. Фото запечатлело нас в мокрой одежде и с перемазанными землей руками. Мы широко улыбались. Щурясь от яркого солнечного света, Ал прикрыл один глаз, из-за чего его лицо приобрело лукавое выражение.

За первой фотографией пряталась и другая — со дня его рождения. На ней мне было лет одиннадцать. В светлом платье до колен, перевязанном атласным бантом на талии, ободком с бантиком на шее и светлыми волосами, закрученными в тугие локоны, я походила на куколку. Симпатичную, надо признать.

Меня захлестнула нежность. Ал так смотрел на мои фото… Он до сих пор тосковал. Прошло два года, но он по-прежнему за меня переживал. Быть может, даже надеялся, что я однажды вернусь.

Мне вдруг стало неловко. Ал не знал, что за ним наблюдают и вряд ли бы хотел, чтобы его застали в минуту слабости. Поэтому я просто вышла, по привычке закрыв за собой дверь.

Лили-Белле было скучно наблюдать за совершенно чужими ей людьми, и она все никак не могла понять, чем это так меня привлекает. Всякий раз, когда я объявляла, что направляюсь в школу, подруга кривила губы. Поначалу ходила со мной, но ей это быстро надоело. Я все чаще оставалась наедине с призраками из другого, живого, мира.