Читать книгу "Мозг. Такой ли он особенный? - Сюзана Херкулано-Хузел"

У меня возникло одно предположение, основанное на том, что я только начала узнавать об увеличении метаболической цены мозга как функции числа его нейронов, что причиной того, что крупные человекообразные обезьяны, обладая большим телом, не обладают пропорционально большим мозгом из-за метаболических ограничений, ибо не могут – по энергетическим соображениям – позволить себе и то, и другое. Это предположение привело нас к самому важному открытию, которое касалось уникальности людей и того, как мы вообще смогли выжить с нашим очень большим числом мозговых нейронов, но не отклонившись от свойственного приматам построения головного мозга.

Но, прежде чем мы перейдем к этому вопросу, нам надо сначала разобраться с не менее важной проблемой: действительно ли наше замечательное, но отнюдь не экстраординарное число мозговых нейронов обеспечивает нам поистине выдающиеся когнитивные способности?

6. Слон в посудной лавке

Мы давно отвели себе в животном царстве место существа с самыми выдающимися когнитивными способностями. Но это еще не означает, что мы находимся на вершине эволюции в каких-то других отношениях. Как заметил Марк Твен в 1903 году[96], предполагать, будто эволюция прошла долгий путь, ведущий к человеку как к ее венцу, – это то же самое, что предполагать, будто Эйфелеву башню строили для того, чтобы наложить на ее вершине последний мазок краски. Более того, эволюция – это не синоним прогресса, но всего лишь происходящие с течением времени изменения. Человек – это отнюдь не самый молодой биологический вид. Например, более пятисот новых видов рыб из рода цихлид возникли в озере Виктория, одном из самых молодых великих Африканских озер, после его заполнения водой, которое произошло приблизительно 14 500 лет тому назад[97].

Тем не менее в нашем мозге есть нечто уникальное, что позволяет ему размышлять о своем собственном устройстве и о причинах его собственного мнения о том, что именно он господствует над мозгами всех прочих земных тварей. Если мы являемся теми существами, которые укладывают других существ под микроскоп, а не наоборот,[98] то, видимо, мозг человека имеет какие-то свойства, которых лишен мозг всех остальных животных.

Но кандидатов на такое мировое господство великое множество: если мозг – это то, что порождает сознательное мышление и познание, то обладание большим мозгом должно определять и лучшие когнитивные способности. Но здесь не стоит представлять даже слона в посудной лавке, достаточно обратить внимание на целый сонм китообразных, у которых мозгов тоже куда больше, чем у людей, но их поведение отнюдь не отличается такой сложностью и гибкостью, как наше. Кроме того, уравнивание большого размера мозга с улучшением когнитивных способностей предполагает, что мозг у всех животных устроен одинаково, начиная с простого отношения между размером мозга и числом нейронов, а мы только что убедились в том, что строение мозга приматов отличается от строения мозга других животных.

Теперь, когда мы с коллегами знали, из какого числа нейронов состоит мозг разных животных, мы могли переформулировать фразу «больше мозга» и проверить нашу формулировку. Самым очевидным кандидатом на роль критерия было число нейронов, независимое от размеров мозга, потому что если именно нейроны определяют способность к осознанному познанию, то большее число нейронов и должно определять большие когнитивные способности. Несмотря на то что прежде разницу между когнитивными способностями разных видов считали качественной, а способность к осознанному познанию считали присущей исключительно человеку, то, как теперь признано, когнитивные различия между людьми и остальными животными носят относительный характер. То есть разница является количественной, а не качественной. Наши действия с орудиями являются невероятно сложными, и мы даже конструируем орудия для производства других орудий, но надо сказать, что шимпанзе используют ветви и сучья как орудия для раскапывания термитников; низших обезьян можно научить пользоваться граблями для доставания пищи, которая находится вне поля зрения животного[99]. Алекс, африканский серый попугай, принадлежащий психологу Айрин Пепперберг, научился произносить слова, обозначающие предметы[100], а вороны не только нужным образом изгибают проволоку для добывания пищи, но и сохраняют этот инструмент для дальнейшего использования[101], шимпанзе и горилл, хотя они неспособны порождать осмысленные звуки по чисто анатомическим причинам, можно обучить языку жестов[102]. Шимпанзе могут научиться различать иерархически построенные последовательности: они способны играть в игру, где требуется разложить карточки в порядке возрастания чисел, нанесенных на эти карточки, и после демонстрации решения обезьяны справляются с задачей не хуже, чем подготовленные люди[103]. Шимпанзе и слоны сотрудничают в добывании пищи, которую не могут достать по отдельности[104]. Шимпанзе, а также другие приматы могут оценивать чужое ментальное состояние, а это залог притворного поведения[105]. Даже птицы способны угадывать ментальное состояние других существ; например, сороки могут, не скрываясь, укладывать пищу в какое-то место в присутствии наблюдателя, но тотчас перепрятывают еду, стоит только наблюдателю уйти[106]. Шимпанзе и гориллы, слоны, дельфины, а также сороки могут, как представляется, узнавать себя в зеркале и используют отражение, например, для того, чтобы внимательно рассмотреть видимую метку, нанесенную им на голову[107].

Это фундаментальные открытия, свидетельствующие о когнитивных способностях животных, не принадлежащих к виду человека, тем не менее такие единичные наблюдения не могут служить основой для межвидового сравнения, в каковом мы нуждаемся, если хотим узнать, каковы свойства мозга, которые позволяют одним животным делать то, чего не могут другие. Здесь мы сразу сталкиваемся с другой проблемой, самой трудной: как измерить когнитивные способности у большого числа видов таким способом, чтобы можно было надежно сравнить результаты? Конечно, числовые методы не могут решить любую проблему, но иногда они оказываются весьма полезными. В данном конкретном случае нам был нужен способ числового выражения когнитивных способностей видов, чтобы затем можно было сравнивать их друг с другом.