Читать книгу "Чаролом - Блейк Чарлтон"

За этим храмом начиналась Жакарандовая Лестница, ведущая к Храму Воды у верхней границы города.

Серые каменные ступени Жакарандовой Лестницы были широкими и длинными, чтобы по ним могли подняться слоны, которых здесь использовали для перевозки тяжестей. Где-то начиная с трети пути, вдоль Лестницы выстроились магазинчики и лавочки, чем выше – тем роскошнее, а у самой вершины их сменяли обширные и красивые поместья. Жакарандовые деревья, давшие имя лестнице, росли через каждые десять футов. В это время года их ветви были усыпаны фиолетовыми цветами.

Жакарандовая Лестница была чудо как хороша. За исключением нижних террас, конечно. Здесь гнездилась беднота: кто-то продавал латунные безделушки, разложив их на одеяле, рядом трясли своими чашками и жалобно скулили нищие, демонстрируя разнообразие страданий и мытарств. Мужчины, потерявшие конечности. Голодающие матери с пустыми глазами, баюкавшие хнычущих или бессильно лежащих младенцев, у лиц которых роились мух.

Леандра, как и прочие обитатели Шандралу, давно научилась безучастно смотреть на эти банальные страдания. Лишь отметив, что среди бедноты не было чарословов, она вдруг что-то почувствовала. А именно – гнев. Издревле чарословы были избавлены от подобной участи. И чем больше Леандра об этом размышляла, тем сильнее разгорался её гнев.

Станет ребёнок чарословом или нет – дело случая, однако образование в этом деле отнюдь не излишне. В Империи, где тётка Леандры одну за другой открывала гимназии и печатни, число чарословов росло, и много их было выходцами из низших сословий. Прогресс налицо, что и говорить, однако он не отменял того факта, что магически неграмотные были наиболее уязвимы.

Капризное своенравие вселенной всегда злило Леандру. Одни рождались для того, чтобы стать чарословами, другие – для бедности, третьи, как она сама, – для страданий длиной в жизнь. Ощущение несправедливости этих устоев закипало в ней, подобно ребяческой злости.

Глядя на замурзаных людей, Леандра попыталась подавить свой гнев и сосредоточиться. Идти по нижним ступеням было нелегко. Наверняка среди бедноты были и жалкие божки, покинутые своими верующими, калеки, пострадавшие от других богов или могущественных людей. Зачастую эти убожества сливались в божественные совокупности, дабы увеличить свои силы.

И действительно, пробираясь сквозь толчею, она заметила восьмирукого, многоголового Барувальмана, прозванного Бару. Его тело светилось желтоватой аурой.

Сердце Леандры сжалось. Бару соединял в себе столько ничтожных божков, что его речь зачастую бывала бессвязна, а многоразличные ипостаси представляли опасность для него самого. Каким-то образом, скорее всего за подкуп, Бару смог разместить свой каменный ковчег в Плавучем Городе и войти в иксонский пантеон, а потому имел право на защиту Леандры.

Леандра несколько раз уже сталкивалась с ним, и все эти встречи были неприятны, а одна – вообще кошмарной. Сейчас Бару занимался тем, чем занимались все боги-неудачники. Он клянчил молитву.

– Пойдёмте быстрее, – бросила через плечо Леандра Дрюну и Холокаи.

Холокаи, пристально наблюдавший за толпой, не убирал руки с леймако. Акульи зубы жемчужно сверкали на солнце. Дрюн, безмятежно, почти тупо улыбаясь, вглядывался в густые ветви жакаранды. Там сидела голубая птичка, распевавшая ликующую песенку, так не похожую на музыку гамелана.

Дрюн и Холокаи, два сапога пара. И их обоих нашла Леандра. Она ускорила шаг, стараясь смотреть только на ступени. А проходя мимо Барувальмана, надвинула платок поглубже на лицо. Но, как она и боялась, жалкий божок взвыл:

– Блажен Альцион, защищающий нас от заокеанских демонов! – заорал он густым мужским басом. – Блаженна его дочь, – Бару перешёл на детский фальцет, – защищающая обездоленных Шандралу от неодемонов! – закончил он надтреснутым голосом старой карги. – Блажен тот, кто несёт погибель неодемонам, блажен начертатель кругов. Блаженна сия щедрая, благочестивая и добродетельная жена!

«Что же, речь идёт явно не обо мне», – усмехнулась Леандра и прибавила шагу, однако успела уголком глаза заметить, как убогая божественная совокупность с трудом поднимается на ноги. Его дряблое тело андрогина было, как обычно, обнажённым. От одной из восьми рук осталась только культя. Мутная аура потрескивала. Это было чем-то новеньким и не сулило ничего хорошего. Голова Бару представляла собой цилиндр, на котором проступали лица доминирующих инкарнаций. Сейчас на Леандру глядела старушечья физиономия, но можно было заметить лица ребёнка, воина со шрамом, а также башку богомола.

– А среди них самая благословенная Создателем Хранительница Иксоса, особливо если помолится она, хоть коротенько, горемычнейшему божеству, божеству, прекрасно знающему город! – проскрежетал Бару голосом богомола.

Холокаи остановился перед бедолагой, и тот попятился, двумя руками заслонив своё вращающееся лицо, а две других молитвенно сложив перед грудью.

– Извини, Бару, – бросила Леандра, не сбавляя хода, – у нас срочное дело.

– Конечно-конечно, – ответило детское личико, что произвело жутковатый эффект. – Разумеется такой важной госпоже, начертательнице кругов, не до какого-то там жалкого Барувальмана. На её плечах – тяжкая ноша ответственности перед всей общиной… неразделённой общиной.

Леандра развернулась и в упор глянула на божественную совокупность, тут же рухнувшую на колени и умоляюще простёршую все руки.

– Бару, – тихо проговорила Леандра, – у меня нет времени. Что ты хотел сказать?

– Ничего, совершенно ничего, – низко склонился он. – Если бы я только мог помочь могущественной госпоже! Наверняка её вызвали сюда для расследования прискорбного насилия, свершившегося на улице Каури. И наверняка она захочет узнать о том, что скромнейшие обитатели сего города, как боги, так и человеки, живут в страхе.

– Бару, тебе известно, что случилось прошлой ночью?

– Добродушный Бару хотел бы помочь сиятельной начертательнице кругов, но он так ослаб. В городе слишком мало молящихся! Ах, если бы у Бару было побольше молитв, чтобы он мог позаботиться о голодных детках и немощных стариках.

«Вернее, о курильщиках опиума и мелкой шпане», – подумала Леандра. У обездоленных детей и стариков был другой официальный покровитель.

– Скажешь мне что-то полезное, и я поручу одному из своих слуг помолиться тебе сегодня вечером, – пообещала она.

Леандра могла бы и сама помолиться, но это грозило новым приступом.

– О, госпожа хранительница, начертательница кругов, Барувальман очень хотел бы сказать. Но он так ослаб, так ослаб… – божок склонил голову, на сей раз старушечью, уткнувшись носом в ступеньку.

– Поднимайся, – поморщилась Леандра. – Почему ты называешь меня «начертательницей кругов»? И на что именно ты намекаешь? Люди опять болтают о культе Неразделённой общины?

– Так ослаб, так ослаб, – продолжал бормотать Бару, стукаясь лбом о камень.

– Ладно, – Леандра вздохнула. – Каким твоим ипостасям молиться-то?