Читать книгу "Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) - Рафаил Мельников"

30 сентября с утра, "идя 6-уз скоростью, управляли рулем с помощью гидравлического штурвала, который в силу быстродействия оказался особенно удобен при плавании в узкостях. Тогда же, за 5 миль до Измаилии, проявил себя застаревший недостаток гидравлической системы — нарушение герметичности трубопроводов. "Тотчас — как писал Р.Н. Вирен, — перешли на электрическую и ручную и вполне благополучно дошли…". Из обстоятельных строевых рапортов командира следовало (к каждому прилагались выкопировки проделанного этапа пути), что за переход от Кронштадта до Шербурга (такое в то время было написание) корабль прошел 15553/4 мили, со средней скоростью 13,67 уз. В таблице перехода, правда, значилось 1620 миль и скоростью 14,11 уз.

13 октября, выйдя из Джибути, плавание продолжили. С 21 по 23 октября стояли в Коломбо. 28 октября пришли в Сабонг. С 2 ноября по 5 ноября были в пути до Сингапура. 7 ноября проложили курс на Порт-Артур. В плавании устраивали ночные тревоги с введением в действие подачи боеприпасов, сигнальщиков тренировали в сигнализации всеми способами и в определении расстояний. “Практиковались в управлении крейсером всеми способами и даже без руля, причем оказалось возможным держаться хорошо в кильватер”. За время перехода ежедневно по утрам вместо гимнастики занимались семафором, четыре раза, как прежде, из стволов Бердана стреляли по буйкам на буксирах обоих кораблей, державшихся в расстоянии 3–4 каб.

В завершение всех этих неустанно повторяющихся занятий и учений офицеры-специалисты читали лекции остальным офицерам корабля. Мичмана по очереди стояли вахты в машинах и исполняли обязанности младшего штурмана. Священник два раза проводил с командой духовные беседы. Словом, это было совсем не то прогулочное времяпровождение, каким оказалось недавнее плавание с двумя великими князьями на броненосце “Пересвет”, который своей боевой подготовкой привел в смятение тогдашнего (до 10 октября 1902 г.) начальника эскадры Н.И. Скрыдлова (1844–1918).

В Коломбо на имя командира “Цесаревича” пришла шифрованная телеграмма З.П. Рожественского об усилении бдительности. Исполняя это предписание, на “Баяне”, как писал командир, на выходе в океан приготовились к отражению минных атак. На ночь по пробитии сигнала “атака” заряжали все орудия, кроме носовых с наветренной стороны, “все огни были закрыты, а отличительные потушены”, говорилось в рапорте от 28 октября 1903 г. К концу плавания обстановка определенно разрядилась. Откровенно манипулируя угрозой войны, Япония еще раз отложила срок нападения. Надо было, чтобы отряд А.А. Вирениуса не перехватил только что купленные в Италии “Ниссин” и “Кассуга”. “Цесаревичу” и “Баяну” позволили беспрепятственно прибыть в Порт-Артур.

Начавшееся дивным балтийско-средиземноморским летом, плавание корабля кончилось в окружении неприветливых берегов чужого ему Желтого моря. Первые снежинки уже кружились над мачтами кораблей. И с особым вниманием штурманы “Цесаревича” и “Баяна” сверяли свой путь с извлеченными из мест хранения картами нового театра. В 9 ч утра 19 ноября радиостанция “Цесаревича” (расстояние 65 миль) вступила в переговоры со станцией стоящего на внешнем рейде Порт-Артура флагманского броненосца “Петропавловск”.

После полудня под серыми скалами Золотой горы показались сливавшиеся с ними в своей непривычной зеленовато-оливковой окраске “Петропавловск”, крейсера “Варяг” и “Боярин” и еще оставшаяся в белом цвете (ввиду выполнявшейся стационерной службы) канонерская лодка “Манджур”.

В ожидании прихода кораблей начальник эскадры отложил назначавшийся в этот день поход “Петропавловска” и “Боярина” в Чемульпо. В 1 ч 40 мин дня, приблизившись к рейду, “Цесаревич” показал свои позывные — флаги “Ц” и “С”. В 13 ч 55 мин он 15 выстрелами салютовал флагу начальника эскадры, а затем — крепости. Вслед за ответным салютом “Петропавловск” расцветился серией адресованных “Цесаревичу” и “Баяну” (позывные БН) трех-четырех флажных сигналов, означавших поздравления с благополучным прибытием и приказанием встать на якорь. В 3 ч 20 мин последовал долгожданный сигнал “прекратить пары, спустить шлюпки, иметь сообщение ”с берегом".

30 ноября в 8 ч 45 мин утра перед уходом в Чемульпо начальник эскадры посетил “Цесаревич” и “Баян”. В это же утро, следуя заведенному порядку, корабли вместе с другими отдавали сигналом свой первый рапорт: о наличии топлива, воды, людей, температуре в угольных ямах и т. д.). С уходом “Манджура” в гавань, а “Петропавловска” и “Боярина” в море, “Цесаревич” и “Баян” остались на рейде одни с продолжавшим свои испытания подшипников крейсером “Варяг”. Утром 29 ноября “Цесаревич” и “Баян” в своей белоснежной окраске вошли в Восточный бассейн, где их и запечатлел фотограф. 30 ноября приказом начальника эскадры № 984 “Цесаревич и ”Баян" были зачислены в ее состав. Корабли включились в программу рейдовых учений, выполнявшихся по сигналам флагманского броненосца, и готовились к окраске в боевой цвет.

Эскадра принимала два корабля в свою семью. Это было последнее ее пополнение.

“Утром 29 ноября ”Цесаревич“ и ”Баян“ в своей белоснежной окраске вошли в Восточный бассейн”

10. Лучший крейсер эскадры

В рождественской сказке В.И. Семенова “Заседание Адмиралтейств коллегии” (С-Пб, М., 1910) великий преобразователь России допытывался у адмиралов прошлого о причинах того “великого неустройства”, к которому в исходе своего двухсотлетия пришел созданный им российский флот. "Не готовили флот к войне и не плавали — отвечал на том виртуальном заседании С.О. Макаров. На слова же председательствовавшего: “успеха не имел и перед ближайшим начальством, надлежало тебе персонально рапортовать, адмирал”, С.О. Макаров, как говорится в сказке, “ничего не ответил”. За него дал ответ сенатор князь Яков Федорович Долгоруков (1639–1720), которому император по праву ближайшего сподвижника, вменял в обязанность “всегда и нелицемерно высказывать правду”. Сенатор и президент Петровской Ревизион-коллегии пояснил, что ныне то есть в пору заседания, “не тот обычай”, чтобы так, как было при Петре, выслушивать тех, кто посмеет “персонально рапортовать”. “И не теперь только, а уже предавно”, — добавил будто бы П.С. Нахимов.

Действительно в огромном множестве опубликованных документов, исследований и мемуаров о войне 1904–1905 гг. (свыше 150 наименований в библиографии книги А.И. Сорокина "Оборона Порт-Артура", М., 1948, с. 260–266), в такого же рода эмигрантских изданиях, ставших известными в нашей стране благодаря современным публикациям, не найдется ни одного, в котором содержалось бы внятное объяснение начала той войны.

Это лишь спустя без малого 40 лет советские разведчики и некоторые должностные лица имели смелость докладывать И.В. Сталину о предстоящем 22 июня 1941 г. нападении фашистских войск. В описываемое же время даже военно-морской агент в Японии И.А. Русин свои все более тревожные донесения о лихорадочных приготовлениях обрекал в форму нейтральных и не вызвавших беспокойства справок. Только после 1905 г. произошел в литературе тот обвал свидетельств и признаний которые раскрывали истинное лицо той войны. К ним примыкает огромное множество доступных исследователям, но все еще остающихся не опубликованными документов в собрании РГА ВМФ в Санкт-Петербурге.