Читать книгу "Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский"

Троцкий присылал Каменеву некоторые свои тексты; скажем — письмо поэту Городецкому[171] по вопросу объединения писателей, которое считал важным (в этом письме критически обсуждался план Городецкого деления писателей на категории; конкретные варианты Троцкий оспаривал: «Почему Брюсов, коммунист и, если не ошибаюсь, член партии отнесен к одной группе с Бальмонтом и Сологубом? Стало быть у Вас допускается отвод по прошлой деятельности. Сомнительная постановка вопроса»[172]. Чувствительность Троцкого в этом вопросе понятна — он в некоторых большевиках чувствовал подобную «память на прошлое» и в отношении себя лично.

До осени 1922 г. помимо официальных бумаг в Политбюро, Троцкий еще мог по вопросам культуры обращаться к Каменеву, человеку, не чуждому литературных интересов и женатому на его сестре. Хотя уже с началом болезни Ленина (в мае 1922 г). Каменев вошел в претендующую на захват власти «тройку» Сталин — Зиновьев — Каменев, а летом в одном из писем больному Ленину попросту намекнул на целесообразность устранения Троцкого и получил от него в ответ: «Выкидывать за борт Троцкого — верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как Вы можете это думать???? Мальчики кровавые в глазах…»[173].

С конца 1922 г. резкое ухудшение здоровья Ленина позволило участникам «тройки» действовать открыто, и переписка Троцкого с Каменевым прекратилась.

Троцкий продолжал печатать в «Правде» статьи по вопросам литературы, но атаки на него становились публичными; их ярость была монотонно возрастающей функцией времени. В 1923 г. Демьян Бедный в «Правде» писал о литературных статьях Троцкого так:

Не утаить, как не таи (Признаньем дружбы не нарушу?), Мне Льва Давыдыча статьи, Как кислота, разъели «душу».

Да одному ли только мне? С отравой справлюсь я, быть может, Но неокрепнувший вполне Наш молодняк меня тревожит.

Наш, пролетарский молодняк Сконфужен собственным обличьем. Зло-символический Пильняк Пред ним смердит гнилым величьем.

Наглее, юрче с каждым днем Орда попутчиков беспутных. Меж тем, охвачен уж огнем Простор тревожный далей смутных.

Уже минуты сторожит Взор пролетарской Немезиды, И надо крикнуть: — срок изжит! — Но голос сорванный дрожит От незаслуженной обиды[174].

Через семь лет Д. Бедный мог уже не заботиться о вежливости. 14 марта 1930 г. «Правда» напечатала его поэму-фельетон «Плюнуть некогда»: «Про Троцкого нынче мне толковать, // Что дохлую крысу жевать…» и т. д. Дальше — больше.

А в январе 1937-го, когда было объявлено о приговорах по делу Радека — Пятакова — Сокольникова и других «троцкистско-зиновьевских извергов», писательница А. Караваева написала, что не может радоваться предстоящим казням, «пока матерый бешеный волк фашизма Иуда Троцкий еще жив»[175].

Но к тому времени генеральный секретарь созданного заботами товарища Сталина Союза советских писателей, уже визировал не проскрипционные, а расстрельные списки его членов…

Карл Радек и писатели

Европейский революционер, политик с явно авантюрной жилкой, марксистский идеолог, умевший менять ориентиры, сообразуясь с обстоятельствами времени и места, публицист и достаточно циничный острослов, наконец, литературный критик Карл Бернгардович Радек свободно говорил и писал по-польски, по-немецки и по-русски. Он родился в 1885 г. во Львове, с юности участвовал в революционном движении, состоял в социал-демократических партиях Польши, России, Австро-Венгрии и Германии, был делегатом международных социалистических конференций, включая знаменитую Циммервальдскую, и к моменту приезда в Россию в апреле 1917 г. (вместе с Лениным в пресловутом пломбированном вагоне) имел репутацию эрудита, знатока европейских дел и вместе с тем человека как бы не вполне серьезного. После захвата власти большевиками Радеку определили служить на ниве международной политики — в НКИДе. В 1918 г. вместе с Бухариным, Иоффе и Раковским его нелегально направляют в Германию для подготовки там революции; в феврале 1919-го немецкая полиция арестовывает Радека, и до декабря его держат в берлинской тюрьме Моабит (об этом Радек подробно и живо рассказал в книжке «Немецкий ноябрь», выпущенной в Москве в 1927 г.). Вернувшись в Россию в несомненном политическом ореоле[176], он становится членом и секретарем Исполкома Коминтерна и авторитетным экспертом Политбюро ЦК РКП(б) в области международной политики. В 1919–1924 гг. Радек — член ЦК РКП(б). В 1923 г. его вновь командируют в Германию по случаю возникновения очередной — и снова кончившейся поражением — революционной волны.

В политических дискуссиях 1923–1924 гг. Радек — сторонник Л. Д. Троцкого (особенно в критике Сталина за провал германской революции). Политически эта позиция оказалась проигрышной, и Радек лишился постов в ЦК и в Коминтерне. С 1925 г. он — ректор Университета народов Востока имени Сунь Ятсена и в эти годы много занимается литературной работой. Два тома «Портретов и памфлетов» Радека, впервые изданные в Москве в 1927 г.[177], пользовались в левых интеллектуальных кругах шумным политическим и литературным успехом[178]. «Сохранив в разговоре сильный иностранный акцент, Радек научился писать по-русски с редким совершенством», — воспроизводит мнение этих кругов А. Орлов[179].