Читать книгу "Расколотый разум - Элис Лаплант"

– Не нужно извиняться, потому что я не приму извинений. Никаких. Ты предала мое доверие.

– Видишь? – отвечает старшая. – Доверие не имеет значения. Предательство – это серьезно.

– Резонно. – Младшая берет яйцо. – Но семь веков назад я бы поступила иначе.

– А как? – Старшей интересно.

– Я бы похоронила его при убывающей луне на твоем дворе, как средневековые женщины поступали со своими врагами.

– И?

– И ты бы начала гнить. Хоть твои душа и тело уже прогнили. – Мужчины вслушиваются. Это серьезно. Такие слова назад не возьмешь.

– Это относится к телу. Все начнется изнутри. С сердца. А потом и с другими органами. Ты наполнишься зловонием. Гниение дойдет до твоей кожи. Она начнет распадаться. Об остальном позаботятся падальщики. О глазах. Гениталиях. Конечностях, ушах и пальцах.

На это старшая рассмеялась. Кажется, ей приятно.

– Все время забываю, что до медицины ты изучала историю Средневековья. Эффектное сочетание.

– Это не анекдот. Это предупреждение. Ты будешь к этому хорошо подготовлена. И она начинает собирать вещи, будто бы только что закончилась самая обычная беседа между самыми рациональными и логичными людьми.

Магдалена больше не пишет. Блокнот и ручка лежат у нее на коленях.

– А что же мужчины? И дети? Что они делали, пока все это произносилось? – спрашивает она.

Они – зрители. Необходимые зрители. Ведь эти женщины – блестящие драматурги.

– Но дети!

– Да, дети. Именно так.

– А что было потом?

– Ничего. Совсем ничего. Эффект вина прошел, они ехали домой в одной машине, стиснутые, локоть к локтю. Девчонка была слишком мала, чтобы запомнить. Мальчик сам для себя все решил. Никаких последствий.

Они приехали домой, вытащили все из машины. Женщины поцеловали друг друга и мужчин. Мужья обменялись рукопожатиями. Они разошлись по домам. И жили дальше так, будто бы ничего не случилось.

– То есть твой брак не рухнул? – спросила Магдалена. Но вопрос был не в этом.

Заговорил Питер:

– Может, небольшие проблемы и были. Но никто не съехал. Никто не оформлял документов на развод. Мужчина и женщина продолжали демонстрировать те же уважительные и доверительные чувства, что и раньше. Если они и притворялись, то получалось очень хорошо. Никто ничего не заметил.

– А что случилось с деньгами? Полагаю, что… кражи… или что там это было, прекратились.

– Да. Не было скандала, суда или тюрьмы. Но пара меньше ездила в дорогостоящие поездки, покупала меньше дорогой мебели, ковров, произведений искусства. И все же они продолжили жить счастливой жизнью.

– А что стало с подругами?

– То же самое. Будто бы того дня и вовсе не было. Будто бы всем стерли память. Братство четырех распалось.

Бородач снова вступает.

– А ты это помнишь. Из всего, что было, выжила эта история. – В его голосе слышится боль. – Как бы я хотел, чтобы ее вообще не было.

Он встает перед уходом, опираясь на правую ногу, и тут что-то всплывает.

– Ты – Питер, – говорю ему я.

Он садится обратно.

– Да, правильно. Правильно. – Улыбается. Приятная улыбка.

– Питер! Мой дорогой друг! – Я подвигаюсь и обнимаю его. Нет, держу его. Сложно отпускать.

– Сколько лет прошло! Почему тебя так долго не было?

– На самом деле прошло всего восемнадцать месяцев с моего отъезда. Но кажется, будто вечность. У меня не было особых причин возвращаться. До последних событий.

– Ты имеешь в виду убийство Аманды?

Смешок.

– Да, его.

– Ты как? Держишься?

– Не очень. Спасибо, что спросила. Забавно – точнее, не забавно, а наивно – люди думают, что из-за развода наша эмоциональная связь оборвалась.

– Я знаю. Я все время видела это в больнице. У разведенных пар самые трогательные моменты в послеоперационной палате.

Магдалена касается меня. Я вздрагиваю и убираю руку.

– Пора одеваться, – говорит она.

Я смотрю вниз и понимаю, что я все еще в ночной рубашке. Краснею.

– Разумеется, – говорю я. – Сейчас вернусь.

Но что-то идет не так. Наверху лестницы я теряюсь. Какая-то идея еще витает на задворках моего мозга. Что-то важное. Все, ушла. Темный коридор, свет в него попадает лишь сквозь открытые двери.

В проемах я замечаю аккуратно заправленные кровати, солнечные лучи, пробивающиеся в окна. Я чувствую, как на моей шее пульсирует вена. Мне не хватает воздуха. Вытягиваю руки перед собой, касаюсь стены, дотрагиваюсь до прямоугольного куска пластика. Я его узнаю. Это выключатель. Включаю его. Чистые синие стены. Фотографии улыбающихся незнакомцев. Как может такое количество людей одновременно быть счастливыми?

Выключаю свет, погружая все в сумерки. Вверх, освещение, вниз, отчаяние. Вверх-вниз. Знакомое, удовлетворяющее щелканье. Я знаю, что это. Я знаю, что оно делает. Моему телу снова спокойно, дыхание восстанавливается. Я продолжаю свое занятие, пока блондинка не поднимается и не уводит меня прочь.

* * *

Какие-то вещи задерживаются в памяти. Я делаю то, что мне советует мой друг-невролог Карл, сканирую свою память. «Просто смотри, что всплывет. Смотри, куда это заведет тебя. Тренируй эти нейроны».

Удивительные вещи. Не то, что я ожидала. Ни свадеб, ни похорон. Ни рождений, ни смертей. Лишь что-то незначительное. Мой кот, Бинки, на дереве, мне пять лет. Мое белье сдуло с веревки прямо на участок нашего соседа, Билли Пленера, когда я училась в седьмом классе – он никогда не давал мне забыть этот случай. Я нашла пятидолларовую банкноту на полу роликового катка и чувствую себя богатой. Валяюсь в траве в Линкольн-парке с девятилетней Фионой.

День после моего пятидесятилетия, после той вечеринки, когда Джеймс меня удивил. Поинтересовался, уничтожены ли бумаги на этот раз.

Это был вечер радости. Люди толпились в гостиной, переходя на кухню, некоторые сидели на ступенях. Попивая превосходное вино, выбранное Джеймсом. Мои коллеги из больницы. Дорогой Карл и моя ассистентка, Сара, и, естественно, команда ортопедов: Митч и Джон. Сердечно-сосудистый хирург был тут, как и психиатр. И моя семья. Марк, пятнадцатилетний, в самом расцвете, приобнимает меня за плечи, провожает к столу, заставленному бутылками и прекрасными угощениями. Обнимает меня, прежде чем налить мне бокал вина.

Приятели. Фиона мечется между гостями, периодически касаясь моей руки. И Джеймс. Дух захватывает от мысли, что он в той же комнате. Иногда мы встречаемся в толпе. И каждый раз он сухо чмокает меня в губы. Будто бы так и должно быть. Блаженство.