Читать книгу "Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю - Роджер Кроули"

Заморин написал два письма. Одно письмо да Гаме — пока тот еще был в Каннаноре — с предложением о примирении. Он желает христианам только добра. Он хочет дружбы. Он выплатит им возмещение за товары, оставшиеся в городе. А что до человеческих жертв, которые не возместишь деньгами и другими ценностями, то португальцы и сами убили довольно народу на корабле из Мекки и на прочих судах и могут считать, что их жертвы отмщены. Словом, он предлагает забыть прошлые обиды и помириться.

Второе письмо заморин направил своему мятежному вассалу, радже города Кочин, уговаривая его, перед лицом общей опасности, объединиться и действовать сообща. «У нас есть единственный выход, — писал заморин, — не давать им пряностей ни под каким видом, ни по какой цене, отказывать им по всему побережью, и тогда им не останется ничего другого, как только принять наши условия». К несчастью, раджа Кочина заупрямился, выказывая враждебность, которая под конец погубит их всех. Он отвечал, что у него мир с португальцами и нет намерений навредить им. Более того, он показал это письмо португальцам у себя в городе, а те переправили его да Гаме. Таким образом, адмирал получил оба письма и имел на руках лучшее подтверждение индийской двуличности.

26 октября при подходе к Каликуту да Гама приказал вздернуть на рее двоих мусульман, которых обвинили в убийстве людей Кабрала годом ранее — дети с судна «Мири» «опознали» их как участников той резни. Еще одного закололи пиками — этот якобы воровал имущество из торговой фактории — опять по «свидетельству» детей. 29 октября флотилия остановилась близ Каликута. «Мы видели небольшую часть города, — писал Томе Лопеш, — в долине, скрытой большими пальмами». Заморин прислал делегацию, повторившую условия, которые он называл в письме, но да Гама был неумолим. Помимо компенсации за людей и утраченное имущество он требовал изгнания из города всех мусульман — равно торговцев и постоянных жителей — и отказа принимать в порту корабли из Мекки. В противном случае мирный договор, как и прочие договоренности, исключался, ибо «мусульмане — это извечные враги христиан и наоборот». Выдвигая такие требования, да Гама не мог не понимать, что они неосуществимы.

Заморин отвечал ему в самом миролюбивом духе, что мусульмане живут тут испокон веков, что в городе 4–5 тысяч мусульманских домов и это честные верные люди, которые приносят много пользы.

Да Гама воспринял его ответ как оскорбление и велел задержать гонцов. Обстановка накалялась. В течение дня происходил обмен письмами, тон которых становился все более раздраженным. Узнав, что португальцы захватили у берега рыбачьи суда и доу, груженное провизией, заморин страшно возмутился. Это было попранием законов самого океана. «Грабежи и убийства на море доставляют христианам большее удовольствие, чем торговля. Порт открыт для всех, и адмирал не имеет права задерживать кого-либо или не пускать сюда корабли из Мекки. Если ему это не по нраву, то пусть уезжает. Я запрещаю ему останавливаться и в других портах побережья».

Да Гама презрительно отвечал, что этот пальмовый чурбан не может прогнать его, а только лишь испортит себе удовольствие от жевания бетелевых листьев. И прибавил, что если назавтра до полудня его требования не будут выполнены, то пусть пеняет на себя.

Вечером он приказал выстроить корабли против города носовой частью вперед, дабы индийские пушки не смогли нанести им большого вреда. Когда стемнело, на берегу замелькали фонари — всю ночь индийцы копали траншеи и орудийные окопы для своей артиллерии. На рассвете народу еще прибавилось. Да Гама велел подойти ближе и быть наготове. А в час дня, если все будет по-прежнему, они вздернут на мачтах пленных мусульман и рыбаков с захваченных лодок — «да повыше, чтобы на берегу их хорошо видели». Назавтра ответа не было. И тридцать четыре пленника были повешены.

Горожане в ужасе наблюдали за происходящим. Пока они толпились у воды, пытаясь разглядеть среди повешенных своих родственников, португальцы открыли огонь. Два залпа из бомбард заставили толпу рассеяться. Затем подключились и мелкие орудия. «Град железных ядер и камней» нес смерть и разрушения. Лопеш наблюдал, как индийцы «падают на песок и ползут, подобно гадам, или убегают». Моряки подгоняли их громкими криками. Вскоре берег опустел. Бомбардиры-индийцы, которые «долго заряжали и стреляли мимо цели», разбежались, бросив свои орудия. Беспрерывный обстрел продолжался до вечера. Трещали и падали пальмы, точно от ударов топором, люди метались меж развалин.

Но да Гама еще не закончил. Поздно вечером, дабы ускорить события и нагнать больше ужаса, он велел снять мертвецов с мачт, отрубить головы и конечности и бросить в лодку, которую затем отбуксировали к берегу. На носу лодки торчала стрела с посланием, переведенным на малабарский язык. Текст был следующий: «Я явился сюда, чтобы покупать, продавать и платить за ваш товар. И вот вам ваш товар. Посылаю его вам в подарок, передайте его вашему правителю. Если вы хотите нашей дружбы, то платите за все, что вы держали в этом порту под своей гарантией. Более того, вы должны нам за порох и ядра, которые мы тратили по вашей вине. Если вы согласны, то будем дружить».

Мощь португальской артиллерии, не имеющей себе равных в Индийском океане

Когда лодку вынесло на берег, люди осторожно приблизились, чтобы рассмотреть ее груз и прочитать письмо. По приказу да Гамы, пушки на время замолчали. Лопеш описывает дальнейшие события: «Когда они увидели, что там внутри, на лицах у них отразился ужас и недоверие. Некоторые повернулись и бросились бежать. Иные брали головы и уносили их на вытянутых руках. Мы были близко и все хорошо видели. В ту ночь на берегу стоял такой вой и плач над обрубками, что вынесло море, что никто из нас не спал. При свете свечей и фонарей они принялись ремонтировать свои траншеи, боясь, что мы подожжем город».

Когда рассвело, на всех восемнадцати кораблях снова заговорили пушки. Дома у воды были уже разрушены, и теперь ядра летели дальше, в жилища богатых и знатных горожан. Каликут почти опустел. При желании да Гама мог бы беспрепятственно разграбить город, но прежде он хотел добиться капитуляции. За время обстрела, продолжавшегося целое утро, по городу было выпущено четыре сотни тяжелых ядер. Кто-то из местных предпринял запоздалую попытку отбить у португальцев доу, но нападавшие были быстро повержены в бегство.

На следующий день да Гама отправился в Кочин, оставляя позади кровавый след возмездия и шесть каррак с каравеллой под командованием Висенте Содре, которому была поручена морская блокада Каликута. В Кочине португальцы могли, по крайней мере, рассчитывать на поддержку. С раджой, вассалом заморина, желавшим освободиться от этой зависимости, сложились самые долгие союзнические отношения, хотя в конечном итоге желаемого он не добился.

Однако молва о зверствах португальцев взбудоражила все Малабарское побережье, между торговцами-мусульманами и их индуистскими хозяевами начались трения, коснувшиеся и Кочина. Покупка пряностей затягивалась. Сначала не могли договориться о цене, затем продавцы намеренно тянули с погрузкой. «Они начинали просить дороже, — пишет Лопеш, — или отказывались брать наши товары. Из-за этого адмирал должен был каждый день ездить на берег. Обговорив с ним одно условие, они приступали к погрузке, а затем вдруг снова стопорились». Тут уж да Гама упорно продолжал переговоры, не желая лишиться единственного союзника. В Кочине португальцы получали советы относительно местных условий и расширяли свои знания об Индии в целом. Например, им рассказали про Цейлон — большой остров в три сотни лиг с высокими горами, где в изобилии растет корица, есть много богатых жемчугом отмелей и драгоценные камни. Цейлон определенно стоило посетить, что и было внесено в планы на будущее. Местные христиане, последователи святого Фомы, приходили к португальцам помочь с погрузкой пряностей. Они же признали главенство короля Мануэла и выразили желание перейти под его покровительство.