Читать книгу "Дочь болотного царя - Карен Дионне"

Я думаю о матери, о том, как она исчезла и люди забыли о ней. Думаю о своих дочерях. О муже, который сейчас совсем один и ждет меня. Убийства должны прекратиться. Я найду своего отца. Я поймаю его. Я верну его за решетку и заставлю заплатить за все, что он сделал.

12

Хижина

Она была дикой и необузданной даже по меркам тех суровых и мрачных времен. Ей дали имя Хельга. Оно казалось слишком мягким для девочки с таким нравом, пусть внешне она и была прекрасна. Она тешилась, купая белые руки в теплой крови лошади, только что принесенной в жертву. Однажды в порыве ярости она откусила голову черному петуху, которого жрец собирался убить. Как-то раз она сказала приемному отцу:

– Если ночью придет твой враг, поднимется на крышу твоего дома и сорвет кровлю прямо с твоих покоев, где ты будешь мирно спать, я не разбужу тебя. Я не разбудила бы, даже если бы могла, так как у меня в ушах все еще звенит после твоей пощечины! Я ее не забыла!

Но викинг не верил, что она говорит всерьез. Как и все прочие, он был очарован красотой Хельги и не знал о том, как меняются ее внешность и нрав по ночам.

Ганс Христиан Андерсен.

Дочь болотного царя

Мне было восемь, когда я впервые заметила у отца садистские наклонности. В то время я еще не понимала, что он ведет себя со мной неправильно и что обычно отцы не поступают так со своими детьми. Мне не хочется, чтобы люди думали, будто он был еще хуже, чем на самом деле. Но я хочу честно рассказать о том, каким было мое детство, а значит, нужно говорить и о хорошем, и о плохом.

Отец утверждал, что решил жить на болоте, потому что когда-то убил человека. Ему не предъявили официальное обвинение, и его причастность к смерти умственно отсталого мужчины, чей сильно разложившийся труп был найден в пустой хижине к северу от Халберта, штат Мичиган, так и не была доказана. Иногда, рассказывая эту историю, он говорил, что забил того мужчину до смерти. А иногда – что перерезал ему глотку, потому что его раздражало то, как этот тип пускал слюни и заикался. Чаще всего он говорил, что совершил убийство в одиночку, но в одной из версий младший брат помог ему избавиться от тела, хотя впоследствии выяснилось, что отец был единственным ребенком в семье. Трудно понять, была ли хоть крупица правды в том, что он рассказывал об этом убийстве, или он просто выдумал эту историю, чтобы скоротать зимний вечер. Отец часто рассказывал истории.

Лучшие он приберегал для мадудисван – нашей бани. Мама называла ее сауной. Отец снес веранду в то лето, когда мне исполнилось восемь, чтобы построить баню. Он сказал, что нам ни к чему парадное и заднее крыльцо, и, хотя без парадного крыльца хижина выглядела странно, мне пришлось с ним согласиться.

Он построил баню, потому что ему надоело мыться стоя. К тому же очень скоро я должна была перестать помещаться в корыто, покрытое голубой эмалью, в котором купалась с младенчества. Мама ванну не принимала, так что ее потребности значения не имели. Она никогда не раздевалась при мне или папе, только вытирала тело мокрой тряпкой, когда нуждалась в чистоте, хотя однажды я видела, как она плавала в болоте в одном белье, когда думала, что рядом никого нет.

Дело было в конце августа или в начале сентября. Точнее сказать не могу, потому что я не всегда следила за временем. Конец лета – хорошее время для строительства на улице, потому что погода стоит теплая, но комаров уже почти нет. Мама была из тех людей, которые вечно привлекают к себе мошкару. Иногда комары кусали ее так, что она плакала от безысходности. Я читала об исследователях в Сибири и на Аляске, которых комары сводили с ума, но, честно говоря, меня они никогда не беспокоили. Черные мошки намного хуже. Они липнут к задней части шеи или забираются за уши, а их укусы могут чесаться и кровоточить неделями. Один крошечный укус в уголке глаза – и все веко так опухнет, что глаз не откроешь. Можно представить, что будет, если опухнут оба. Временами, в июне, когда мы рубили дрова, мошек вокруг нас вилось столько, что невозможно было даже вдохнуть, чтобы случайно не проглотить парочку. Отец часто шутил, что это дополнительная доза протеина, но мне это не нравилось, даже несмотря на то, что таким образом я уничтожала хотя бы несколько надоедливых насекомых. Слепни откусывали крошечный кусочек плоти. Златоглазики, конечно, могут укусить, если им позволить, но они предсказуемы: жужжат и жужжат вокруг головы, и стоит в нужный момент хлопнуть в ладоши, когда они подлетают прямо к лицу, и ты легко от них избавишься. Мокрецы по размеру не больше точек в конце предложений, но следы от их укусов не сравнить с их размерами. Если ты спишь в палатке и чувствуешь, как что-то кусает тебя снова и снова, словно комар, но ничего не видишь, то это наверняка мокрецы. И ты ничего не можешь с этим поделать, разве что упаковаться в спальный мешок, натянуть одеяло на голову и лежать так до самого утра. Люди переживают из-за того, что химикаты в репеллентах могут спровоцировать рак, но если бы у нас был спрей от насекомых на болоте, можете не сомневаться, мы пользовались бы им вовсю.

Баню мы строили всей семьей. Представьте себе: жаркий день, и мы работаем втроем, занимаясь каждый своим делом. Пот стекал по спине отца и капал с кончика моего носа. «Хорошая будет баня, раз мы уже вспотели», – шутил отец, когда я передавала ему платок, который держала в заднем кармане специально для него. Мама сортировала и укладывала пиломатериалы: доски в одну кучу, стропила – в другую, балки – в третью. Стропила и балки должны были превратиться в угловые столбы и подпорки будущей бани, в то время как доски с пола веранды стали бы ее стенами. Крышу веранды отец убрал за один присест. Нам понадобилась только ее половина, но он объяснил, что мы можем укрепить баню оставшейся древесиной, чтобы защитить ее от непогоды. В нашей мадудисван были скамейки и камни, извлеченные из фундамента хижины под крыльцом, – на них отец раскладывал костер. Мы жгли клен и бук в печке на кухне, но в бане – кедр и сосну, потому что здесь требовалось жаркое, быстро разгорающееся пламя. Я не могла понять, каким образом мы станем чистыми, посидев в тесной комнатке, полной пара, но раз отец сказал, что именно так моются в бане, значит, так оно и есть.

Моя задача заключалась в том, чтобы выпрямлять гвозди, которые он вытаскивал из досок. Мне нравилось, как они пищали, прежде чем выскочить наружу, прямо как звери, пойманные в ловушку. Я клала изогнутый гвоздь на плоский камень так, как показывал отец, и – бам-бам-бам! – била по нему молотком, пока он не становился настолько ровным, насколько возможно. Особенно мне нравились четырехгранные гвозди. Отец сказал, что они изготовлены вручную, а это значит, что наша хижина очень старая. Я задумалась о том, как изготовили остальные гвозди.

Еще я задумалась о людях, которые построили нашу хижину. Что бы они сказали, если бы увидели, как мы отломали от нее веранду? Почему они построили ее на этом холме, а не там, где любят собираться олени? Почему соорудили два крыльца, а не одно? Думаю, ответы на некоторые из этих вопросов я знаю. Наверное, они сделали два крыльца, чтобы, сидя на одном, наблюдать за восходом солнца, а на другом – за закатом. И построили они ее здесь, а не на оленьем холме, чтобы олени чувствовали себя там в безопасности, а владельцы хижины могли подобраться к ним, убить одного и приготовить себе ужин.