Читать книгу "Александр Кучин. Русский у Амундсена - Людмила Симакова"

Почти нет времени писать. Вот что значит быть помолвленным! В субботу у меня была маленькая домашняя вечеринка «в раю». Она очаровательна! Я всё больше к ней привязываюсь. Ты знаешь, что я теплокровное животное. Сегодня появилось извещение о помолвке в газетах, и нам нет покоя от любопытных. Аслауг работает в одном из самых больших книжных магазинов в городе и потому подверглась множеству поздравлений и вопросов, бедняжка. Вот так мы живём, счастливые и довольные. Но скоро мне придётся снова покинуть мою маленькую госпожу и быть в разлуке два года. Я бы хотел быть сильнее в жизненной борьбе теперь, когда у меня есть она. Но будет так, как решено. Перспективы в России, определённо, неблагоприятные, но нужно всегда быть готовым к худшему. Если не через год, то на следующий, я достигну желаемого. И если не добьюсь этого через два года, то мы можем добиваться потом вместе. Аслауг сильная и никогда не покинет в беде.

Ура любви! Забавно переживать весну в самую чёрную зиму»[113].

На следующий день он пишет письмо домой:

«Дорогой мой отец! Целую тебя, маму, Фросю, Анну, Лизу, Настю и Колюшку. Здесь я получил два твоих письма. Целую за них. Это письмо большой важности, поэтому откладывал его несколько дней. Ещё два года тому назад, когда я работал здесь в Бергене, я познакомился с семьёй литературного критика Paulsen. Очень скоро я близко сошёлся с этими чудными людьми и был у них как друг, как свой. Особенно близки стали мы, т. е. я и младшая дочь Paulsen Aslaug, тогда ещё гимназистка. Мы вместе гуляли, читали и стали большими друзьями. Я уехал на «Фраме». Мы переписывались, как только была возможность. Из её писем я узнал её ещё ближе. Это чудная девушка. Под влиянием своих родителей она воспиталась так, что совершенно не похожа на других норвежек, даже на свою старшую сестру. Ещё во время плавания, даже ещё раньше, понял я, что полюбил эту девушку. Приехав в Христианию, я ещё колебался, ехать ли мне в Берген или нет. Скрывать моё чувство я не в состоянии более, но вместе с тем я боялся связывать её. Ведь никогда я не думал оставаться за границей всю мою жизнь, всегда думал жить в России. И мысль, что она не может ехать в Россию, где всё для неё совершенно чужое, мешала мне решиться. Письмо Нансена помогло. Я поехал в Берген и поселился за городом. За это время она развилась, похорошела. Мы снова стали часто бывать вместе. И узнал, что и она любит меня. На мой вопрос, хочет ли она быть моей женой, поехать в Россию и жить в России в каких бы ни пришлось условиях. Ради нея самой я долго хотел убедить её забыть меня. Но уж такова ея натура. Больше я не мог бороться с собой. Да и к чему. Лучшей жены, лучшего друга мне не найти. Мы пошли к ея родителям. За последние дни они заметили, что между нами что-то произошло. Так как они меня знали давно и хорошо, то мы получили их согласие. «Если она хочет ехать в Россию и сделаться русской, то с Богом», – отвечали Паулсены. С тех пор мы жених и невеста. Так как моё положение в России ещё не выяснено и так как Аслауг ещё так молода – ей всего лишь 18 лет, – то я решил, что свадьба будет лишь через два года. За это время я что-нибудь сумею сделать в России, и если буду только штурманом, всё-таки она будет моею. Она в свою очередь может многому научиться за эти два года. Теперь она работает в одном из самых больших книжных магазинов в Бергене. В самой ея натуре лежит, что она увлекает всех. Все, кто её знает, всем она нравится. И я уверен, что и ты, и мама полюбите её. Для меня же кроме нея не может быть более другой, да и я могу быть в ней уверен, что все радости, все невзгоды будет она делить со мной. Теперь самое главное: я прошу тебя и маму благословить нас. Мне уже 23 года, мне пришлось много думать, как жить, и поэтому можешь положиться на мой выбор. Мы любим друг друга. Её ничто не устрашит. Она пойдёт со мной хоть на край света. Да это и не нужно. Мы поедем лишь домой, к моим дорогим родителям. Будьте спокойны. Я буду с Вами и буду Вашим любящим сыном. И то, что Аслауг будет моей женой, может служить порукой, что меня не потянет снова вдаль. Я люблю Норвегию, но вместе с тем я русский и телом и душой. И раз сама Норвегия в виде моей маленькой Аслауг переселится в Россию, то…

Хотя мы и не хотели, чтобы о нашей помолвке стояло что-нибудь в газетах, однако один из корреспондентов разнюхал, и в один день было напечатано чуть ли не во всех газетах Христиании и Бергена. Посылаю одну вырезку. Около середины января кончу работу на биологической станции и, несмотря ни на что, еду домой. Аслауг останется здесь на два года или пока я не приеду за ней.

Скоро снимемся на фотографию и пошлю Вам.

Скоро увидимся и тогда поговорим ещё.

Надеюсь на вас. Хотя ничего не может уже изменить.

Целую всех вас.

Любящий вас Саша и Аслауг»[114].

Решение принято: «Надеюсь на вас. Хотя ничего не может уже изменить». Эти молодые люди, видимо, плохо читали Л. Н. Толстого, и опыт Андрея Болконского и Наташи Ростовой, отложивших свадьбу на год, им ничем не помог.

Счастливые два месяца. Наверное, самые счастливые в его жизни. На фотографии у Александра слегка глуповатый вид счастливого человека, а Аслауг – порыв и движение. Кажется, только щёлкнет затвор фотоаппарата – она подхватит своего Сашу и побежит.

В середине января работы на биологической станции закончены. Ф. Нансен и Б. Хелланд-Хансен высоко оценили работу Кучина. Он оправдал их надежды. Ему прочат большое будущее, а он возвращается в Россию.

Едет через Копенгаген, в пути заболевает и в Петербург приезжает совсем больной. Его ждут журналисты. Но более всего его волнует будущая работа. Он встречается с Н. М. Книповичем, известным учёным, зоологом, создателем и руководителем Мурманской научно-промысловой экспедиции в 1898–1901 годах, автором монографии «Основы гидрологии Европейского Ледовитого океана». Николай Михайлович тепло встретил молодого учёного, но обнадежить ничем не мог. Мурманская экспедиция переживала нелёгкие времена. Перспективы научной работы, во всяком случае, в ближайшее время не было.

Письмо Бартольду от 6 марта 1912 года:

«Дорогой Бартольд! У меня не было времени на письма с тех пор, как я приехал домой. Не помню, когда в последний раз писал вам и писал ли я из Петербурга. Было так много дел и так мало времени. В Петербурге, как ты знаешь, я хотел устроить всё по моей будущей работе в экспедиции на Мурман и в Белое море. Я встретился с доктором Книповичем. Это действительно очень приятный человек. Мы долго говорили об экспедиции, но надежды мало. В Министерстве земледелия постоянно маленькие и большие перемены, и это мешает представлению плана экспедиции в нашем «законодательном» собрании (Государственной думе). Возможно, сможем начать только через год или два. Книпович с радостью возьмёт меня в экспедицию. Но сейчас я всё ещё должен искать себе работу, может быть, штурманом. Отец пойдёт на старом «Николае» в Тромсё, но мне не хочется идти с ним. Др. Книпович сказал, что будет какая-нибудь работа в Чёрном или Каспийском море, во что мне плохо верится. В любом случае я жду до середины апреля и тогда начну искать работу. Если экспедиция не состоится и в следующем году, тогда я пойду в Северный Ледовитый океан. Отец получил должность капитана на русском пароходе и через 14 дней идёт в Харстад, пароход находится там на верфи. Аслауг пишет часто, так часто, что я, к сожалению, не могу отвечать на каждое письмо… Я уже начинаю тосковать по ней. Сижу сейчас – после полудня – изучаю физику и химию. По воскресеньям хожу на лыжах. На прошлой неделе был в деревне у дяди и ходил с ним на подлёдный лов сельди. Начинаю тосковать о постоянной работе, но ждать ещё долго… Сейчас всё в порядке и с паспортом, и с военной службой. Я её избежал… Здесь начинается пост, поэтому никаких театров и прочего, хорошая пора для учёбы»[115].