Читать книгу "Прорыв начать на рассвете - Сергей Михеенков"

Через несколько минут По-2 с трудом оторвался от земли и потянул на восток.

Командарм долго смотрел в густую темень, где рокотал мотор последнего самолёта, присланного в Западную группировку с Большой земли.

Вернувшись в штаб, Ефремов продиктовал шифротелеграмму Жукову:

«Части Западной группировки вели упорный бой с противником, силою до четырёхсот человек пехоты при поддержке шести танков, наступавшим в течение ночи и утра 7.04, со стороны Козлы, Борисенки, Буслава на Песково. В результате боя к 13.00 противник шестью танками и пехотой ворвался в Песково и овладел этим населённым пунктом, развивая дальнейшее наступление на Шпырёво. Бой продолжается».

Ночью, ещё раз перечитав текст ультиматума, командарм спросил начальника особого отдела:

– Давид Ефимович, что ты скажешь по поводу этого послания?

– Не шедевр эпистолярного жанра, но по смыслу всё понятно. Написано, судя по всему, несколькими лицами. Первоначальный вариант, возможно, донесение. Донесение некоего весьма осведомлённого лица о состоянии наших войск. Затем это донесение выправлено. Но следы остались. Вот, посмотрите: то «эта армия», то «ваша армия», то снова «эти дивизии».

– Их разведка прекрасно осведомлена о состоянии наших дел.

– Да, особенно о состоянии раненых и больных.

– И об этом тоже.

– Нет, Михаил Григорьевич, тут есть некоторая особенность. Некий акцент. Вот, смотрите, в небольшом ультиматуме, о раненых и больных говорится в двух местах. А текст между тем адресован не раненым, а тем, кто в строю. Слишком много было исходной информации, и она невольно переполнила производный документ.

– Да-да, пожалуй, вы правы…

Через несколько дней поступил долгожданный приказ на отход. Началась срочная перегруппировка. Армия готовилась к маршу.

А взвод сержанта Воронцова, включённый в северную боевую группу прикрытия, тем временем отбивал атаки немецких танков и мотопехоты, пытавшихся отсечь один из полков 113-й дивизии от основных сил. К вечеру, потеряв много убитыми, ранеными и захваченными в плен, полк переправился через реку Угру и закрепился в одной из деревень. Через час из штарма поступил боевой приказ: 113-я всеми своими полками составляет арьергард 33-й армии и должна замыкать колонны, выдвигающиеся по маршруту Шпырёво – Красное – Новая Лука. Медсанбаты и обозы с ранеными приказано было под охраной направить вперёд, в район Шпырёвского леса. Взвод Воронцова отрядили для охраны санного обоза дивизионного госпиталя.

И вот в одну из апрельских ночей остатки кочующего «котла», выстроившись двумя колоннами, изготовились к прорыву.

Взвод Воронцова стоял в середине основной колонны. Впереди виднелись штабные повозки, армейские и дивизионные службы. Ещё дальше – артполки без орудий и имущества. Накануне артиллеристы закопали в лесах и оврагах гаубицы, зенитные и противотанковые орудия. То, что не успели закопать, привели в негодность. Сняли замки, забили стволы толом, вставили взрыватели и подожгли бикфордовы шнуры. Возглавлял колонну сводный ударный отряд 160-й стрелковой дивизии и триста автоматчиков – остатки лыжных батальонов и отдельных отрядов, несколько недель назад пробившихся в расположение Западной группировки из района Износок.

Маковицкая, в узкой шинели, туго затянутой ремнями, ходила вдоль саней, ещё и ещё осматривала, всё ли сделано так, как надо. Раненые провожали её молчаливыми взглядами, в которых она читала надежду и страх.

– Всё будет хорошо, родные мои, – говорила она, поправляя шинели и подтыкая одеяла. – Утром будем в Износках.

– Где генерал? – спрашивали её.

– Генерал с нами. Он идёт впереди.

– А говорят, на самолёте вылетел.

– Это неправда. Командующий идёт в общей колонне. Он с нами.

Накануне прорыва на Шпырёвский лес, в котором сосредоточились войска и обозы, немецкий самолёт разбросал листовки: «Сдавайтесь, ваше дело безнадёжное, ваш командующий, генерал Ефремов, бросил вас и вылетел через линию фронта на самолёте…»

– Фаина Ростиславна, держитесь нас, – предупредил её перед выходом старшина Нелюбин.

– Я своё место в строю знаю, – коротко отмахнулась Маковицкая.

Ей было страшно. Как и всем в санитарной колонне. И она то и дело оглядывалась на старшину Нелюбина, на высокого красивого курсанта, командира этого странного полупартизанского взвода, на пожилого красноармейца, совершенно не похожего на рядового солдата, на других бойцов, приданных ей в помощь в качестве охраны. И когда выступили, она, сама того не замечая, торопливо пошла вперёд, обгоняя сани, и вскоре поравнялась с Воронцовым и старшиной Нелюбиным. Рядом с ними всё же было не так страшно.

Стемнело. На Шпырёвский лес налегла ночная хмарь, перемешанная с промозглой изморосью. Небо, казалось, опустилось на верхушки сосен и берёз. Дороги раскисли ещё сильнее. Не только кони, но и люди притопали в охлюплом снегу, и соловая кашица плавала в глубоко прорезанных колеях. Овражки и низины полей уже потемнели, набрякли талицей, подпёрли дороги, и, казалось, вот-вот вся округа поплывёт ручьями и реками.

– Дождались бездорожья, – ворчали бывалые бойцы, кому уже приходилось выходить из окружения.

Автоматчики, обутые в валенки, строились на просеке, месили унавоженный лошадями снег с водой. Они молча проверяли оружие, выбрасывали из сидоров всё лишнее, что могло помешать в дороге. Дозаряжали диски. Кто-то менял шапку на горсть патронов, кто-то ещё добрую, без прожогов, шинель на щепоть табаку и пару сухарей. В лесу мычали привязанные к деревьям коровы. Вместе с армией из «котла» уходили партизанские семьи. С некоторыми отрядами – целые деревни.

Воронцов вышел вперёд посмотреть, что там происходит, узнать, скоро ли поступит приказ к началу движения. Он пробежал мимо саней связистов и повозок, нагруженных металлическими ящиками и сейфами. Это был обоз оперативного управления штарма. Увидел впереди, шагах в пяти, группу командиров. Среди них выделялся высокий человек в белой каракулевой шапке и генеральской шинели. Неужели это и есть Ефремов, мелькнула у него догадка. И Воронцов решительно шагнул к этой группе с намерением обратиться прямо к нему, командующему. Но тотчас дорогу ему преградили два автоматчика охраны.

– Куда прёшь? Не видишь?..

– Вижу. – И Воронцов оттолкнул в сторону ребристый ствол ППШ, уткнувшийся ему в грудь, но всё же остановился, подчиняясь новому окрику, теперь уже сзади.

– Что там такое? – обернулся к ним высокий, в каракулевой шапке.

– Товарищ генерал-лейтенант, – вскинул руку к каске Воронцов, – разрешите обратиться?

– Обращайтесь.

– Курсант Воронцов…

– Подождите, курсант. – Командарм поднял руку.

И в это время тяжёлый снаряд немецкой полевой гаубицы, скользя в ночном пространстве шуршащим прерывистым звуком, пролетел над дорогой и упал на опушке леса, озарив вспышкой взрыва ближнее пространство и часть дороги, на которой колыхнулся и рассыпался по обочине строй головного взвода.