Читать книгу "Даша из морской пехоты - Игорь Срибный"

– Ты не нервничай, Андрюша! – успокаивала его Даша. – Все прошло! И я жива и даже рассудком не тронулась… Все хорошо будет у нас, поверь! Мы же сильные с тобой, да?

– Особенно ты, Дашуня! – Андрей с нежностью погладил ладонь девушки. – Особенно ты. Я преклоняюсь перед твоим мужеством.

– Да ладно тебе! – Даша шутливо хлопнула его по руке. – Мы оба такие! Хотя… Я тебе сейчас расскажу, ты только не смейся… Какая я у тебя. Значит, послали нас с Машкой Королевой на склад за медикаментами. Дали карабины и отправили. Ну, получили мы все, что положено. Машка старшая была, она осталась бумаги подписывать, а я в продмаг побежала. Признаюсь тебе: я страшно люблю конфеты. Подушечки, знаешь?! Забежала в продмаг, говорю: «Дайте мне конфет! Подушечек!» Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я же не знала, что уже – карточки, что конфет уже за деньги не купишь… Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня карабин больше, чем я. И все вдруг стали просить, вся очередь: «Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны. Дайте!» И мне дали. Бесплатно… А еще… Я кино про любовь любила… Вот какая я!

– Так я и горжусь тобой поэтому! – усмехнулся Андрей. – Ладно! Хватит разговоры разговаривать! Ты бы отдохнула, милая! Начмед дал тебе сутки отдыха, используй их. Мне пока ничего не нужно, отдыхай!

Дарья не раздеваясь рухнула на раскладушку, и пружины жалобно заскрипели, приняв ее невесомое тело… Она уснула мгновенно, словно в омут провалилась.

Андрей лежал, глядя в потолок. Он думал о том, что Дашу каким-то образом нужно увести из того каждодневного кошмара, в котором она жила и трудилась не покладая рук. Он думал о том, что она ведь не одна такая, что тысячи и тысячи советских женщин, попав в немыслимо тяжкие условия, которые несла за собой война, делят наравне с мужчинами все ее тяготы и лишения, оставаясь, в сущности, женщинами. Слабым полом, который зачастую оказывался сильней и тверже мужчин. И зло при всех своих явных преимуществах в живой силе и технике так до сих пор и не сумело стереть добро с лица земли оттого, что такие вот наивные милые девочки, пройдя через чудовищные муки и унижения, все-таки ни на миг не согласились признать жестокость и низость нормой жизни. Ведь немцы, если пообещают расстрелять, значит, точно расстреляют, а его сородичи вполне могут вместо этого и накормить, эти одичавшие дети, презиравшие страх и боль, увы, не только свою… И его Даша тоже ни при каких условиях не покинет этот мир жестокости и смерти. Потому что считает себя его необходимой частью… А потом… Кончится война, и ей придется заново учиться улыбаться, ходить на высоких каблуках и выходить замуж. В девятнадцать лет у девушки медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела… Он вспомнил ее рассказ о том, как это произошло. Это было еще там, в окопах под Дуванкоем… В амбаре, в двухстах метрах от передовой прятались местные жители, которые не успели или не захотели эвакуироваться. Когда начались бои и румыны стали долбить по позициям моряков артиллерией, в амбаре появились первые раненые, и Дарью отправили туда оказать им первую помощь. Вот там-то и произошло то, что стало причиной появления столь ранней седины у его любимой. На ее глазах осколок попал в живот женщине, которая была на девятом месяце беременности. Сначала вывалились кишки, следом – ребенок, он корчился на земле, а мать, крича, смотрела на него, пока не умерла. Такое вынести нельзя. Даша вынесла… Только на висках появились седые пряди.

Даша рассказывала, что почти сразу рядом с амбаром разорвалась бомба, все строение содрогнулось. Потом наступила какая-то гнетущая тишина, и в гробовом молчании заплакал ребенок. И женский голос, взметнувшись в вышину, завел ровно и монотонно: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с тобою! Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, Иисус. Богоматерь, Святая Марие, Святая Богородице, молись за нас, грешных, ныне и в наш смертный час. Аминь».

«Я думала, что сойду с ума, хотела закричать, чтобы она прекратила, это было невыносимо, – рассказывала Андрею Дарья. – Но разве можно вынести тишину? Почему эта молитва произвела на меня такое жуткое впечатление? Раньше я ее не знала. Скорее всего, жутким был сам страх, который я чуяла в голосе. Молитву эту читают перед смертью. Теперь-то я уже люблю ее…»

Дарья беспокойно заворочалась на раскладушке. Андрей взглянул на нее и увидел промокшую от пота повязку на голове, хотя в палате было совсем нежарко – скорей прохладно. Как хотелось ему в этот момент подняться с койки, укрыть ее теплым одеялом, промокнуть пот со лба… Но вставать ему можно будет не раньше чем через месяц… В бессилии Андрей закусил губу и застонал.

В дверь тихо постучали, и вошел Наум Михайлович.

– Ну, как она? – начмед подбородком кивнул в сторону раскладушки.

– Заснула, – ответил Андрей. – Переживала очень. Вон, повязка на лбу мокрая от пота….

– М-да… – тихо сказал Наум Михайлович. – Санитар Смирнов нам все рассказал… Начальник госпиталя приказал представить Дарью к награде. К ордену Красного Знамени.

Андрей удивленно воззрился на майора – он прекрасно знал статус ордена… Знал, за какие подвиги награждают Знаменем.

– Она что, не рассказала вам, чем закончился бой с парашютистами? – пришел черед удивляться начмеду.

– Рассказала, – ответил Андрей, начиная догадываться о том, что утаила от него Дарья. – Что воевать с парашютистами отправилась пехота на грузовиках.

– И все? – Наум Михайлович смотрел на Андрея поверх очков.

– И все!

– Вот же ж скромница! – начмед поправил очки на носу. – Тогда я расскажу вам больше! Когда пехотинцы завязали бой с парашютистами, те стали отходить параллельно шоссе в сторону нашей полуторки. Санитар Смирнов делал Дарье перевязку и стоял спиной к лесопосадке, из которой неожиданно выбежали парашютисты. Их было трое, и они бежали к авто с автоматами наперевес. Дарья оттолкнула санитара так, что тот упал в воронку, из которой только что вытащил Дарью. Он ведь был безоружен. Его винтовка осталась в кузове. А Дарья из пистолета застрелила всех троих. Я спросил ее, как же она решилась? Она ответила, что в тот момент у нее в голове была только одна мысль: фрицы сейчас завладеют полуторкой, и госпиталь опять останется без медикаментов! Времени на раздумья у нее не было! Она выхватила ТТ и открыла огонь. Немцы явно не ожидали такой прыти от маленькой девчушки и поплатились за это своими жизнями… Вот так-то, молодой человек!

– Действительно, скромница! – улыбнулся Андрей. – Но, знаете, товарищ майор, после того, что она пережила там, у полуторки, я не удивлен. Именно так она и должна была поступить. Собственная жизнь была уже не важна для нее, важно было доставить в госпиталь медикаменты. И она сделала это!

– Да, сделала, – начмед покачал головой. – Не знаю, я бы, наверно, сошел с ума там же, у авто… Это же уму непостижимо… Выдержать такое… Нет, я бы определенно не смог! А эта девочка… Ведь ребенок совсем!

Наум Михайлович вышел из палаты, продолжая что-то бурчать под нос…

Андрей смотрел на спящую девушку, тихо посапывающую во сне, и не мог налюбоваться ее заострившимся носиком, румянцем, покрывающим ее нежные щеки во сне, полуседыми завитками темно-русых волос, выбившихся из-под повязки. И когда Дарья повернулась на бок, показав ему окровавленную на затылке повязку, сердце лейтенанта защемило.