Читать книгу "Алиби от Мари Саверни - Иван Аврамов"

Преступники, правда, не учли того неожиданного обстоятельства, что посещение вашего отца двумя пражскими знакомцами заснимет банковская видеокамера. Мы тоже об этом узнали позднее, исключительно благодаря участковому Виктору Столяренко, но лучше поздно, чем никогда, и эти видеокадры значительно продвинули следствие в верном направлении. Правда, артистический талант молодого Круликовского заставил отбросить версию о его причастности к преступлению.

Когда Владислав после моего второго общения с ним уверовал (и с оглядкой на мою реакцию, и не без участия, подчеркну, любимой девушки, которая всячески убеждала его в том, что в глазах следствия он не преступник — был, впрочем, момент, когда парень опять заколебался, дрогнул, ему разонравилась эта ходьба по лезвию ножа, не лучше ли вообще на все плюнуть и сойти со сцены), что его ни в чем не подозревают, он все-таки отважился идти до конца. В противоборстве чувств, хорошо переданном словами «и хочется, и колется», победило первое. Уж больно зримо перед его глазами маячили миллионы долларов. Ну и, за что, спрашивается, боролись? Неужели пусть пропадает пропадом добытое такими нелегкими усилиями письмо некоего киевского дворянина Федора Полторацкого, адресованное в Ниццу, барону Жоржу Бергу?

— А эта сволочь Дик…Он после расправы с отцом так легко расстался с добычей? — с недоумением спросила Илона Тимофеевна.

— Вообще-то у Диканева была мысль убрать и Владислава. Зачем ему было делиться с ним такими бесценными сокровищами? Однако, прочитав письмо Полторацкого, он понял, что не сумеет самостоятельно разобраться, в каком именно из киевских домов находится тайник со златниками. Поэтому, как и было условлено, отдал утром, через несколько часов после того, как вашего отца не стало, письмо Владиславу. Тот увез его с собой в Польшу. К чести молодого Круликовского, он сумел вычислить, какой именно особняк имеется в виду, хотя прямого указания на сей счет в послании Полторацкого не имелось. Проделал большую аналитическую работу, и здесь, по его словам, ему сильно помогла отцовская специальная литература. Сам Андрей Феликсович о том, что заботит сына, и не подозревал.

Но вернусь к Дику. Он, хоть и отодвинул это на попозже, все же уготовлял Владиславу ту же участь, что и Никольскому, считая первого чистоплюем и учитывая, что самую грязную и кровавую работу выполнил именно он. Не получилось избавиться от поляка вначале из-за необходимости, как я уже говорил, расшифровать, где же спрятаны монеты, ничего, выйдет на финише. Замечу, что после того, как Владислав относительно «засветился», связь из Кракова с Киевом поддерживалась исключительно через Дануту. В начале апреля она прилетела в наш город. Зная, где находится тайник, руководила процессом. Единственное, в чем Антон Диканев проявил инициативу, не согласовав ее с Краковом, это посещение лекции Краевского.

— Письмо Полторацкого Данута захватила с собой?

— Нет, оно хранилось у Владислава. А текст его Данка помнила наизусть. Собственно, текст уже и не был нужен. Главное — координаты местонахождения клада. Они были у Данки в голове. Выполняя указания гостьи из Польши, Дик подготовил необходимую почву: убил ночного сторожа Фонда, устроился на его место. Оставалось теперь извлечь клад Полторацкого на свет Божий, поделить его и разбежаться в разные стороны. Почему поделить, а не стать, как он решил, его единоличным обладателем? Дело в том, что Дику, я ведь уже говорил, что он бисексуал, очень понравилась Данка, которая прилетела в Киев вместо Владислава. Он воспылал к ней страстью, но Фея, как ласково прозвал эту хрупкую и изящную красавицу Диканев, к его чувствам отнеслась очень холодно, хотя до определенного момента никак это не выказывала. Наоборот, понимая потенциальную опасность, которая явно исходила от этого человека, который с необычайной легкостью избавился от своего любовника, поддерживала в нем надежду, что они будут вместе. Дик, далеко не простак, в свою очередь, тоже избрал тактику выжидания: если Фея не согласится остаться с ним, она бесследно исчезнет. Лесов вокруг Киева предостаточно. Однако просчитался: дуэль двух скорпионов выиграла Данка, она опередила его своим смертельным укусом в каминном зале. Укус, правда, оказался почти смертельным: пуля задела сердце, но Диканев выжил. И понесет, как и вся эта троица, заслуженное наказание.

— Но отца не воротишь, — грустно заметила Илона Тимофеевна. — Как и Андрея Феликсовича. Знаете, папа, как краевед, был весьма честолюбив. Ему хотелось увековечить свое имя каким-то громким свершением…

— Он его увековечил. Жаль, что заплатил за это собственной жизнью, — сказал Лободко. — Теперь в Украине целых девять златников князя Владимира, а всего в мире их уже не десять, а семнадцать. Я считаю, что Тимофей Севастьянович достойно сделал главное дело своей жизни. Одно лишь непонятно: почему он медлил с обнародованием своей находки?

— Думаю, несчастливую роль в этом сыграла его вторая, помимо диабета, болезнь, которая папу постоянно мучила — сильнейшая подагра. Почти месяц он безвылазно провел в квартире — передвигался с большим трудом, чуть ли не ползком. А я в это время по делам фирмы находилась в командировке — без малого три недели. Забыла вам сказать: незадолго до смерти он по телефону спросил меня, бывала ли я когда-нибудь в особняке Введенского. Я засмеялась: «Папа, ну что я там забыла…» Он наверняка собирался под каким-нибудь предлогом посетить этот дом, воочию убедиться, существует ли там каминный зал, расспросить знающих людей, перестраивалось ли когда-нибудь это помещение. Сами представьте, ломать ни с того, ни с сего стену в здании, охраняемом государством, как памятник архитектуры… Олег Павлович, я очень благодарна вам, что вы нашли этих подонков…

Медовникова энергично пожала майору руку и улыбнулась:

— А кабинет у вас ничего… Симпатичный!

— Преувеличиваете! — Олег засмеялся. — Работа у нас такая, что к особому уюту не располагает…

Когда за Медовниковой закрылась дверь, он облегченно вздохнул: может, одним из самых трудных моментов в его сыскной работе он считал общение с родными и близкими тех, кто стал жертвой преступников. Лободко был из тех ментов, кто искренне, как свою собственную, переживал чужую боль. Поэтому, щадя Илону, которая, к счастью, не спросила о последних минутах отца, он не рассказал ей, что тот наотрез отказался сообщить Диканеву и Никольскому, которому открыл дверь, как приятелю Владислава Круликовского, место, где он хранит письмо Полторацкого. Заявил, что ни под какими пытками они от него ничего не добьются.

И те это поняли.

Диканев зашел сзади и задушил старика, сидевшего на стуле, тонким и прочным капроновым шнурком от кроссовки…

* * *

— Разрешите, господин подполковник? — по-уставному обратился Михаил Солод к своему непосредственному начальнику, явившись к нему без всякого вызова.

— Входите, господин капитан, — разрешил Лободко.

— Олег Павлович, — несколько смущаясь, произнес Солод. — Не возражаете, если мы обмоем наши новые звездочки в узком кругу? Вчера мы это сделали в широком, а сегодня… ну, вдвоем.

С этими словами он поставил на краешек стола красивую коробку со специфическими звездочками и кое-что еще.