Читать книгу "Как я была Пинкертоном. Театральный детектив - Фаина Раневская"

– Я пою не хуже!

– Петь вместо Павлиновой мало, Лиза. Чтобы ее услышали, Любовь Петровна не просто пела, ты же знаешь, каким трудом ей досталась слава. Славу нужно заслужить. Она и заслуженная опасна, а уж полученная за кого-то – особенно. Будь осторожна.

Не знаю, поняла ли она, но на время даже изменилась. На пару дней, да и то, как потом выяснилось, из-за возникших проблем.

Концерта в Нижнехрюпинске предстояло дать два, а потом отправиться дальше в Крым. Но судьба-злодейка никак не желала позволить Лизе сполна насладиться популярностью.

Первый концерт прошел в местном театре.

Гваделупов пел мало и неохотно, ему надоело прикрывать собой Лизу, слыша вместо слов благодарности одно шипение. Она отрабатывала музыкальные номера сама. Однако обиженные актеры – народ жестокий: никто не приходил на помощь, если Прима забывала текст или не знала, когда ее реплика. В результате и аплодисментов, и цветов было не так уж много. Лиза сильна в пении и танцах, но никчемна в актерской игре (роль Примы не в счет – оказалось, что это не игра, а ее собственное представление о себе).

Нью-Павлинова выходила на сцену на поклоны трижды, каждый раз напрочь забывая о тех, кто рядом. Вернее, оставляя всех позади. Она забирала все букеты, которые несли к сцене, считая, что предназначено ей. В результате и нести их в гримерку тоже пришлось самой.

Я тихонько заметила:

– Бенефисить так бенефисить!

Гваделупов, услышав такое нелитературное выражение, изобразил два хлопка в знак одобрения.

Хуже оказалось со вторым концертом.

Он значился в Большом Открытом театре Парка культуры и отдыха. Во времена моей молодости (боже, как давно это было!) такие деревянные сооружения назывались летними театрами. Там, где прохладно, театры бывали и под крышей, но в южном Нижнехрюпинске отдыхающие изнывали от жары с мая по октябрь, потому в данном случае крыша имелась лишь над сценой.

Это определило все!

Только окинув взглядом ряды скамеек без спинок и небо, которое хмурилось все сильней, я поняла, что Суетилову новой грозы не миновать, причем двух сразу, и природная будет мелочью по сравнению с Лизиной.

В Большом Открытом театре пространство над зрительскими местами оставалось открытым в соответствии с названием. В результате, когда дождь из накрапывающего постепенно превратился в настоящий, зрители без зонтиков покинули свои места. Но потом к дождю добавились гром и сильный ветер, вынудив сбежать и самых терпеливых.

О цветах и поклонах речь не шла. Убедившись, что на переднем ряду мокнет лишь местный администратор с поникшим букетом, да на последнем, как два воробья на ветке, прижались друг к дружке пенсионерки, Лиза сама объявила, что концерт окончен!

Мы вернулись на пароход в отвратительном настроении. Подкатилов ворчал, что Любовь Петровна устроила бы выступление посреди главной площади прямо под ливнем и зрители бы слушали, забыв о потоках воды.

Это была правда. Однажды, оказавшись в похожей ситуации, Павлинова выступала посреди улицы под дождем. И ведь слушали, остановив движение, забыв о зонтиках и о том, что куда-то опаздывают. Лиза сочла это глупостью, не достойной Примы.

Мы только развели руками: каждому свое. Лиза считала, что основная забота Примы собирать цветы, забывая, что сначала надо эти цветы посадить и за ними ухаживать. Мы все чаще вспоминали, сколько и как работала на свою славу Любовь Петровна. Она ее заслужила, хотя и была славой испорчена.

Но Лиза оказалась только испорчена, причем довольно быстро.

Я согласилась с Гваделуповым, заявившим:

– Больше в бенефисные гастроли ни ногой! Пусть эта новая Павлинова ездит и поет сама.

Грустно…

Одна из кают на «Писареве» оставалась незанятой. Мы недоумевали: неужели Суетилов надеется, что Любовь Петровна поднимется со дна речного, аки Садко, побывав в гостях у Морского царя?

Но все оказалось просто. Перед отплытием Суетилов появился на пароходе не один. Следом за ним шел высокий сухопарый мужчина неопределенного возраста в строгом костюме и с большим портфелем в руке. Показалось, что он привык к форме, настолько чеканным был шаг и прямой спина.

– Позвольте вам представить, – Суетилов запнулся, видно, пытаясь подобрать слова для наименования должности «гостя», потом решил обойтись вовсе без формальностей и продолжил: – товарища Строгачева.

Взгляд, который товарищ Строгачев бросил на директора, вполне соответствовал фамилии. Мне почему-то пришло в голову, что даже тамбовский волк ему едва ли товарищ.

Строгачев коротко кивнул и направился прямехонько в ту самую пустую каюту. Следом за ним замельтешил Проницалов. Два матроса следом потащили какой-то ящик.

Гваделупов поинтересовался театральным шепотом:

– Кто это?

– ОГПУ, – четко по буквам произнес Суетилов, ввергнув нас в недолгий ступор. Обыкновенные четыре буквы, поставленные в таком порядке, могли означать шум мотора черного воронка. Стало не по себе.

Суетилов нашей оторопи удивился:

– А чего вы ожидали? У нас концерт в Ливадийском дворце перед САМИМ.

– Так это не из-за?.. – кивнул куда-то в сторону Гваделупов.

– Пока нет.

Все поняли, что означал вздох Суетилова, сопровождавший эти слова. ОГПУ просто неизвестно об убийстве. Все верно, только потому нет десятка черных воронков возле причала. Хотя зачем воронки, если у нас целый пароход? На нем и отвезут куда следует.

Самое ужасное, когда черные шутки сбываются.

На «Писареве» и впрямь оказались только мы и какой-то груз. Тютелькин пытался успокоить меня, мол, пароход из-за его дурной славы просто не любят пассажиры, но было прекрасно видно, что он не верит в это сам.

Стоило пароходу отчалить, как прибежал Проницалов с приглашением Суетилова в каюту к Строгачеву. Мы переглянулись: началось…

Гваделупов отправился в свою каюту, напевая «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…», что остальным настроения отнюдь не улучшило. Мы расползлись по своим каютам молча.

Боюсь, что многие вчерашние счастливцы позавидовали несчастным, отплывшим на «Володарском» обратно. Все познается в сравнении. Ялта уже не казалась такой привлекательной, а отдых в Крыму заманчивым. Судя по выражению лиц (особенно тоскливых глаз), у многих внутри билась мысль: черт с ними, с этими гастролями, дома лучше!

Всего четыре буквы испортили настроение всей труппе. Витавшие в облаках помощники новой Павлиновой были готовы от нее откреститься обеими руками. Бедная Лиза, настоящей нелюбви она пока не видела, все начнется лишь теперь, когда придется не только заискивать перед новой Примой, но и отвечать за то, что заискивали.