Читать книгу "Минотавр вышел покурить - Стивен Шеррил"

На кухню поступают заказы. Сеси в меру своих сил помогает Эрнандо — достает из холодильника нужные продукты, переворачивает согласно его указаниям мясо на гриле. Минотавр десятки раз менял масло в «фрай-дэдди». Он поворачивает рычажок для слива, но ничего не происходит: за ночь осадок успел забить сливное отверстие. Сзади машины висит Г-образный кусок толстой проволоки, загнутой на конце петлей. Минотавр втыкает ее в слой осевшего на дне темного жира.

— Эй, М, — произносит Леон, нагнувшись, чтобы не задеть головой лампы для подогрева блюд.

— Ммм? — отвечает Минотавр, не поднимая глаз.

Проволока протыкает осадок. После того как наружу выскакивает несколько сгустков жижи, горячее масло начинает вытекать беспрепятственно, пачкая бумажный фильтр, вставленный в фарфоровую горловину, и стекая в ведро.

— Какой-то малый интересуется соусом в салате, — продолжает Леон.

— Гммм? — Минотавр помешивает масло в фильтре, чтобы осадок не забивал его. Согнувшись над ведром, Минотавр наклоняет голову к Леону.

— Осторожно, М, — говорит Эрнандо, открывая дверцу духовки.

— Хочет знать, нет ли там «Табаско». А то у него аллергия на эту приправу.

Келли терпеливо ждет, наблюдая с другой стороны машины.

Боль пронзает Минотавра. Проходят ничтожные доли секунды — благословенное время, в течение которого совершенно отсутствует физическое ощущение происходящего. Минотавр сливает масло в пластиковое ведро из-под огурцов — такое же, какое он использует при замене холодного масла. Но эта емкость не рассчитана на высокую температуру. Поскольку Минотавр склонился над «фрай-дэдди» и одновременно разговаривает с Леоном, он не замечает, что шов на дне ведра, как раз возле его правой ноги, начинает коробиться и расползаться. Сначала он не чувствует, как масло, нагретое до трехсот семидесяти пяти градусов[7], заливает его башмак со стальным носом. Лишь оказавшись внутри, оно обжигает ему плоть. Носок, точно черный фитиль, впитывает горячую жидкость и усугубляет ощущение. Но Минотавр сначала не поверил, что такое возможно.

Прожив пять тысяч лет, начав свое существование в загнутой спиралью утробе лжи и проведя бесконечную ночь в Лабиринте, пожирая камни, кости и, наконец, ворон, Минотавр знает, что такое боль. Ему известно, чего стоит каждое мгновение времени. Он приветствует его. Он цепляется за каждый момент до тех пор, пока это возможно.

Хотя Минотавр не в ладах с синтаксисом и фонетикой, когда ему приходится говорить, в минуты физических и психических испытаний он инстинктивно издает звуки. Иногда это тоскливое, жалобное мычание. Реже громкий, резкий и даже сердитый крик. После того как горячее масло, оказавшееся в башмаке, обжигает его ногу, с которой немедленно сходит первый слой кожи, и начинает проникать во второй, Минотавр издает вопль, переходящий границы звука. Он открывает черные губы, обнажая стертые желтые зубы, между которыми застряли кусочки пищи. Вываливается толстый, с детскую руку, язык, на кончике которого скопилась слюна. Рот разинут в безмолвном крике. Воздух сотрясается в полости рта, издавая щелчки и хлопки. Но и только.

Раны, нанесенные рогами быков, испанские тореро называют cornadas[8]и носят шрамы от них, как почетные награды. Чем опаснее рана, тем она почетнее. Даже тупой конец рога может натворить немало бед. Почувствовав, что кожа на ноге горит и вздувается пузырями, Минотавр не только издает вопль, но и откидывает голову назад. Стоящему позади него Эрнандо острый рог прокалывает фартук и ткань штанов, пронзает мягкую ткань внутренней части ляжки и упирается в кость. Крик Эрнандо хорошо слышен.

Воцаряется хаос. Граб оставил продолжающую трапезу семью и поспешил на кухню, чтобы навести порядок и помочь Дэвиду, Джо-Джо и Сеси приготовить и разложить по тарелкам невыполненные заказы, но исправить настроение ему не удается. Леон, без которого можно обойтись, прижав к ране Эрнандо несколько полотенец, увозит его в больницу.

— Тебе тоже надо ехать, — говорит Минотавру Маргарита, указывая на ожог. Он сидит, опустив в ведро со льдом бледную костлявую ногу, ничуть не похожую на копыто.

— Я тебя отвезу, М, — предлагает Келли.

— Нет, — отвечает он, избегая ее взгляда. Из гордости. От смущения.

— Можно посмотреть? — спрашивает она.

— Нет, — говорит он. В больницу он не поедет. И не разрешит никому смотреть. В его прицепе в зеленом глиняном горшке, напоминающем бакен, растет алоэ. Нет. В больницу он не поедет.

Воцаряется неловкое молчание. Посетителям разносят еду и извиняются за задержку. Граб закрывает ресторан на час раньше.

— Как себя чувствуешь, М? — спрашивает он, развязывая фартук.

— Ничего.

Граб садится рядом с ним. Минотавр встревожен.

— Послушай. — Граб делает паузу, прежде чем продолжить разговор. — Завтра я, пожалуй, вызову дезинфекторов и попрошу их как следует обработать все заведение. К нам уже несколько раз обращались с жалобами.

Минотавр находит, что это хорошая мысль, но не понимает, какое она имеет к нему отношение. Шеф снимает оболочку с пахнущей мятой зубочистки и начинает чистить под ногтями.

— На завтра заказов нет. Я справлялся у Дэвида.

— Ага.

— Завтра можем закрыть заведение. Пусть клопоморы как следует поработают, а потом проветрят помещения. Посмотрим, что с бедром Эрнандо, да и с твоей ногой.

Минотавр кивает.

— Я бы хотел, чтобы завтра вечером ты приехал ко мне обедать. Познакомишься с моими детишками, еще раз увидишься с женой. Хочу кое о чем с тобой побеседовать.

Минотавр согласен, он приедет. Граб сообщает, в котором часу его ждет, и просит ничего с собой не привозить.

Домой Минотавр добирается мучительно и медленно. До глубокой ночи он лечит обожженную ногу.

Глава 13

Утренний воздух приятен и прохладен. Если бы не отдающая болью нога, смазанная соком алоэ и обернутая марлей, Минотавр был бы доволен тем, что лежит на своей узкой кровати и почесывается. До его обостренного обоняния доносится запах жимолости и горелого дизельного топлива, сохранившегося после того, как братья Крюз еще на рассвете покинули кемпинг. Запах жимолости, горелой солярки и крови. С привкусом металла и кислый. Нечто стихийное. Минотавр не сразу находит источник запаха. На кончике правого рога, который постоянно находится в поле его зрения, напротив рога, видимого другим глазом — оба они служат системой координат, которые помогают ему ориентироваться в мире, — целых три дюйма отполированной поверхности покрыты темной пленкой засохшей крови. Крови Эрнандо.

При виде запекшейся крови Минотавр испытывает тошноту. Не потому, что рога его никогда не орошались кровью, тем более кровью тех, кого он любит. Именно рогами он столько раз в своей жизни вносил беспорядок, что и вызывает тошноту. Минотавр не чувствует себя виноватым просто потому, что невозможно выдержать нагрузку, которая наверняка накопилась бы за столь долгую жизнь, даже если бы она принадлежала иному существу, а не чудовищу. Он живет изо дня в день, из года в год, из века в век, пребывая в состоянии безразличия, иногда благостного, иногда окаянного. Минотавр испытывает тошноту оттого, что за многие годы научился распознавать возникающие в его жизни циклы. Он перемещается с места на место, из одного периода времени в другой. Он поселяется на одном месте и пытается быть незаметным, насколько это возможно для существа с туловищем человека и головой быка. На какой-то промежуток времени устанавливается «стасис», застой. Иногда это продолжается десятилетие. Два десятилетия. Иногда полвека. Минотавр стряпает, ухаживает за своим телом, занимается своими делами и старается не вмешиваться в чужие дела. Но затем все идет наперекосяк. Чаще всего у кого-то возникают неприятности, и Минотавру приходится куда-то переезжать. Он страшится приближающегося вечера и обеда у Граба.