Читать книгу "Комплекс Наполеона - Марина Серова"

А четыре года назад Варвара Михайловна поступает на работу в тот самый детский дом… Для чего? Вспомнила про оставленного сына, решила быть вместе с ним? Вот уже всплывает еще одна история о брошенном ребенке. Хотя чему тут удивляться? Ведь нынешнее мое дело связано с детским домом.

Вопросов у меня в голове было еще множество: знал ли Андрей о том, что Варвара Михайловна — его мать? И знала ли об этом Аделаида Анатольевна, когда принимала ее на работу, — хотя она-то была просто обязана это знать. Да и Точилин не зря же упоминал о Никифорове! И случайно ли получилось, что в ночь смерти Сережи Губанова рядом с ним находились двое близких людей — мать и сын?

Одно теперь мне было ясно: кого именно покрывает Варвара Никишина. Да конечно же, своего сына, который лежал в одной палате с Сережей! Но что это означает — Никифоров убил Губанова? За что, почему? Просто потому, что тот мешал ему спать? То есть нелепое, глупое убийство по неосторожности?

Конечно, если этот факт всплывет на суде, оправдать Варвару Никишину будет куда легче, материалов для этого было уже выше крыши. Просто невозможно будет доказать стопроцентно ее вину, вот и все. А вот кто настоящий убийца — я так и не знала. Конечно, не мешало бы потрясти как следует Морозникову, и я даже собиралась это сделать, но потом подумала, что, если оставить раздобытые мною сведения, как-то: нахождение ее на рабочем месте во время смерти Сережи, причем в пьяном виде в обнимку с охранником, который должен был в это время нести вахту, присутствие вместе с ними воспитателя Сокольниковой (следовательно, она тоже оставила своих подопечных без присмотра), а также тот факт, что работница детского дома Никишина, обвиняемая в убийстве, приходится матерью Андрею Никифорову, который находился в момент смерти Сережи в одной с ним палате… Господи, у меня голова пошла кругом.

Так, до суда нужно все четко уложить в голове, собрать всех свидетелей, убедить Антонину прийти в суд. И поделиться новыми открывшимися фактами с Ярославой Ярошенко. Не забыть еще и про Ирину Губанову!

И еще… Мальчик Антон Корольков, с которым дружил Сережа. Стоит к нему ехать или нет? Интуиция подсказывала, что неплохо бы, но я решила довериться костям.

7 + 17 + 19 — «В ваших силах довершить начатое. Бросать сейчас все на полпути — испортить собственную судьбу».

Какая однозначная трактовка событий! Аж боязно! Кости абсолютно безапелляционны, а это, надо признать, бывает с ними довольно редко. Во всяком случае, ясно, что визит к Королькову мне нанести все же придется. Но сначала надо все-таки решить вопрос с Антониной: это было сейчас на первом месте, поскольку мне нужно было, чтобы до суда она оклемалась и была более-менее свеженькой и адекватной. И я снова направилась в Змеиный овраг.

ГЛАВА 5

Антонина была дома. У меня создалось такое впечатление, что в больнице она уже не работает, поэтому выходные, похоже, были у нее постоянно. Выглядела Губанова куда более удрученной и запущенной, чем при первой нашей встрече.

На сей раз я не стала церемониться, не предлагала ей никаких денег, а просто, сев на старый табурет, жестко сказала:

— Суд состоится через три дня. Вы ничего не надумали? И не надо раскачиваться на диване и пытаться разжалобить меня причитаниями о своей несчастной женской доле.

Антонина не выдала никакой реакции. Я резко придвинула табурет ближе к ней и сказала:

— Я была в Санкт-Петербурге. Понятно?

Антонина вздрогнула. Видимо, ей хоть что-то было понятно.

— Так вот, — продолжала я. — Думаю, что на суде будет много интересного. И для вас в том числе. Вот только закончится все далеко не для всех весело. И если вы по своей дури будете продолжать играть в молчанку, то можете запросто загреметь в тюрьму. А там водки нет, — усмехнулась я.

Антонина заволновалась еще сильнее. В вопросах юриспруденции она, безусловно, не разбиралась, в этом плане с ней было проще, чем с более-менее подкованной Ириной Губановой. Но черт побери, насколько же с ней было сложнее в силу повреждений в ее мозгах!

Она схватила со стола пачку дешевых сигарет и закурила, стряхивая пепел в стакан, из которого только что что-то пила. Правда, меня кое-что порадовало: пила она точно не водку. И вообще не что-то спиртное. И вообще сейчас она показалась мне более адекватной. Наконец она вздохнула и неожиданно сказала грустным, совершенно трезвым голосом:

— Знаете, как я здесь оказалась?

Я этого не знала, но все же кивнула, дабы заставить ее продолжать разговор и вывести его наконец на нужный итог.

— Думаете, я сразу стала пить? — невесело улыбнулась Антонина. — Мне, конечно, за Сережку прощения нет, да и вообще… Во многом я сама виновата. Но все же Владу не стоило так… Со мной ладно, но с Сережкой… Пусть я оказалась плохая мать — но он-то все равно отец!

Она покачала головой, но не пьяно, как раньше. Впервые я почувствовала в ней нормального человека и поверила, что сейчас эта женщина говорит искренне. И хотя, как я думала, дальнейший ее рассказ мало чем сможет помочь мне в расследовании смерти ее сына, тем не менее я ее выслушала.

* * *

Мутные и хаосные девяностые годы прошлого столетия все воспринимают по-разному. Для Виктора Перетурина, например, они явились периодом финансового расцвета. В каких только махинациях не участвовал этот маленький, кругленький живчик! И, главное, все ему сходило с рук. Он катился, как мячик, по съехавшей с катушек стране и четко следовал своей цели: на всем делать деньги, пока есть возможность. Не гнушался Перетурин ничем: ни тем, что пришлось одно время побыть наперсточником на вокзале, ни продажей левой водки, ни основанием нескольких контор, каждую из которых можно было бы назвать «Рога и копыта»… И вот однажды судьба завела его в стан аферистов-риэлторов. Проще говоря, ребята выискивали уязвимых в социальном плане граждан (чаще всего — страдающих алкоголизмом, наркоманией или просто несчастных инвалидов, которым нужны были деньги) и, пользуясь последним имевшимся у них достоянием — квартирой, — переселяли их в иные места. Разумеется, за доплату, совершенно мизерную, но которой на данный момент те были рады.

И операция по выселению Антонины Губановой была для Перетурина совершенно рядовым событием. И все, по его мнению, сложилось более чем удачно: один из знакомых Перетурина, его старый приятель еще с босоногих пацанских времен, явился к нему и выложил информацию о том, что вот, мол, у каких-то его знакомых есть прекрасный вариант. И что он согласен поделиться сведениями, разумеется, не за бесплатно. И что та «синета ́ », которая проживает в благоустроенной квартире, испытывает, как это ни печально, материальные трудности и не может удовлетворять растущие потребности своего организма в алкоголе. И самое главное, что «синета ́ » дозрела до того, чтобы расстаться со своей жилплощадью. Вернее, поменять ее на худшую.

Нужно только подсуетиться, подъехать, предложить энную сумму и перебить конкурентов. Что другие «риэлторы», коих развелось масса, хлопают ушами, и никто этих выгодных «синих» клиентов не пасет. Перетурин, как уже упоминалось, по натуре своей был авантюристичным и легким на подъем человеком. С клиентами он обычно легко находил общий язык. А уж заговорить мог практически любого. Даже с бандитами, которые по определению не понимали шуток, он умудрялся договариваться на льготных для себя условиях. Он то делал серьезный вид и ссылался на свои связи в губернской администрации, то мимикрировал под «своего парня», то, если дело касалось женщин, пускал в ход свое мужское обаяние.