Читать книгу "Другие места - Николай Фробениус"

Пирожные были изумительные. Горьковатый шоколадный мусс с миндальным пралине. Целый час мы вели нервный, прерывающийся разговор. Пили эспрессо. Роберт крохотными кусочками ел пирожные. Я пил минеральную воду. Рассказал ему, как мечтал стать артистом и о своих путешествиях. Обрывки, эпизоды. Роберт рассказал мне о своем родном городе, Хёнефоссе, друзьях. Им всем хотелось казаться интеллектуалами, сказал он.

– Мы были смешные, носили длинные пальто, читали Ницше и считали, что Хёнефосс – малоинтересное место. Сразу после гимназии я уехал в Осло изучать философию. Я не знал в Осло ни души. И приехал сюда, переполненный надеждами. Я был уверен, что моя жизнь должна измениться. Бездонное одиночество. Вот единственное, что я вынес из философии. Меня подвел мой диалект. Нельзя рассуждать о Деррида на хёнефосском диалекте. Я бросил философию и начал заниматься в Институте журналистики.

– Там было лучше?

– Я ненавидел журналистику. С первого дня. Но ничего другого мне не оставалось. И я остановился на ней. Меня спасло упорство. Непоколебимое упорство. Я решил стать журналистом. Репортажи. Новости. Я сосредоточился на том, что мне меньше всего нравилось. На новостях. Мне они казались совершенно неинтересными. Это был вызов с моей стороны, я должен был добиться успеха в том, что считал совершенно бессмысленным.

– Что же такого бессмысленного в новостях?

– Их чересчур много.

– Но ведь ты хотел писать о новостях?

– Чтобы стать хорошим журналистом, я хотел овладеть тем, что мне нравилось меньше всего. Не уверен, что ты это понимаешь. Постоянная пустота ведет к злу, сказал мне один человек. Все новости казались мне пустыми. Не знаю, понимаешь ли ты, как это функционирует. Это своего рода слепота.

– Не понимаю.

– Должен сказать, что я стал хорошим специалистом по новостям. Работал в этой области несколько лет. Много ездил. Писал об автомобильных авариях, животноводстве, пожарах. Иногда на криминальные темы. Подозрения. Версии. Мы выезжали на место преступления ради хорошего заголовка, а не для того, чтобы узнать правду. В конце концов мне это надоело. Ведь я уже доказал, что могу. Писать об экономике гораздо интереснее, правда. Это уже настоящая журналистика. Мне это больше нравилось. Но и этому пришел конец. Слишком много было информации… Я не выдержал.

Роберт спросил у меня о маме, я сказал ему, что она лежит в больнице, и тут же пожалел об этом. Мне не хотелось говорить о ее болезни, во всяком случае с ним, почему-то мне казалось немного извращенным говорить с ним о ее болезни. Поэтому я сказал, то ничего серьезного. В ее болезни. Ничего серьезного. Пустяки, сказал я. Больше мы об том не говорили.

Мы ели пирожные, выпили еще эспрессо и минеральной воды. Рассказывали какие-то истории и засмеялись, когда Роберт пролил кофе на счет.

Мы ни разу не упомянули отца и ничего не сказали о нашем сходстве.

Попрощались на улице возле кафе. Шел мелкий дождь, из Дворцового парка на улицу сползал туман.

– Приятно было с тобой познакомиться, – сказал он.

– Будем держать связь.

– Непременно.

– У тебя есть мой номер телефона.

– Тогда мы еще поговорим, наверное.

– Да.

Я пошел по Драмменсвейен к центру, а он – к Хюитфельдтсгате. Я думал о его словах, меня заинтересовала одна фраза.

Постоянная пустота ведет к злу.

Туман полз из парка и растекался по улице.

Ты упакован в серый цвет, ворочаешься в нем, плюешься, харкаешь, он лезет тебе в горло и стирает взгляд. Ты катаешься по земле, она не очень гостеприимна. Повсюду мелкие камешки и ветки. Ты и не знал, что на земле столько мусора.

Но вот дно достигнуто.

Земля упаковывает тебя. Она становится серой и закатывает тебя в цилиндр из непонятной грязи, камней, веток и забытого мусора. Ты внутри, ты кричишь, но голос сам себя душит. Это ночь в вечном дне. Наконец светает. Свет проникает в щели цилиндра.

Ты выглядываешь наружу.

Пейзаж изменился. Корова исчезла. Сеновал. Поле. Ты лежишь в центре города. На тротуаре. Кто-то незнакомый поддает ногой по цилиндру, и ты катишься по улице. В животе щекочет. Мимо летят дома. Ратуша. Высотки. Конторы. Эспрессо-бар. Ты высовываешь язык в щель цилиндра.

Тебе хочется попробовать мир на вкус.

Повествование изменилось.

Сельская местность исчезла.

Ты в центре города.

Сеновал превратился в ратушу. Поле превратилось в человека с зонтом. Корова стала велосипедом и девушкой в платье из пластика.

Ты с любопытством вглядываешься в щель цилиндра.

Повествование начинается снова.

Все нужно рассказать снова, с начала.

Его зовут Роберт Аск, он мой единокровный брат, но во время нашей первой встречи никто из нас даже не упомянул о том, что мы братья. Или о том, что мы похожи, как близнецы. Может быть, нас немного тревожило, не вообразили ли мы себе это сходство.

По пути домой я думал только о его родимом пятне.

Не будь у него этого родимого пятна, нас было бы невозможно отличить друг от друга, думал я. И вместе с тем это пятно казалось мне отвратительным. Я остановился посреди улицы, закрыл глаза и увидел у него на щеке это родимое пятно. Оно выросло. Расползлось по всему лицу и в конце концов заслонило его целиком.

Когда я вернулся домой, возле калитки стоял контейнер. Я зашел в сад и простоял несколько минут, любуясь своей выставкой. Непригодные вещи средней семьи. Потом принялся носить, кидать и крушить. Через два часа контейнер был заполнен хламом, а я, довольный и потный, стоял у калитки.

12

Я сидел и сортировал отцовские видеофильмы. Разложил их в хронологическом порядке. Хотя мама и избавилась от телевизора, кассеты с документальными фильмами и телепрограммами отца все еще стояли на полке. Я снял их и разложил стопками на полу. Рассортировал. Поставил обратно на полку.

Потом достал последний сделанный им фильм.

Обнаружил, что никогда не видел его.

Я знал, что отец долго занимался расследованием, делал какие-то съемки в Швеции и часами просиживал в архивах Шведского телевидения.

Шведский премьер-министр Улоф Пальме был застрелен в восемьдесят шестом году, когда он выходил после сеанса из кинотеатра «Гранд» на Свеавеген в Стокгольме. Расследование убийства премьер-министра так и не привело к вынесению приговора.

Последний документальный фильм отца начинался этими двумя фразами.

Фильм был смонтирован из архивных пленок, текстов и интервью.

В начале фильма руководитель следствия Ингемар Крюселль говорит об «избыточной информации» и о лабиринте теорий и дезинформации в деле Пальме.