Читать книгу "Косовский одуванчик - Пуриша Джорджевич"

Однако припомнила я не Клинтона, а Джона, и тут же его дружескую встречу с генералом Кларком. Сержант и генерал. Повар Рекс был прав – что-то объединяет Кларка и Джона. Может, Кларк послал его сюда как писателя, присвоив ему звание сержанта, чтобы он на собственной форме и шкуре почувствовал, что происходит в Косове через несколько недель после высадки КФОРа? Нет, Мария, погоди! Чего это ради Джон продемонстрировал тебе кассету с Норманом Мейлером и тем, другим, с их словами о безумии Клинтона и о том, что есть война, если это не противостояние двух армий? И разве Джон должен служить НАТО и генералу Кларку образцом поведения молодого писателя, размышляющего в романе о военной и гуманитарной миссии в Косове? А не для того ли Джон оказал мне невероятную любезность, решив показать в романе мое сербское лицо, чтобы с его помощью ненавязчиво рассказать о злодействах сербов в Косове? Наш еще ненаписанный маленький роман начинался совсем как в голливудских фильмах. Два героя, Джон и я, оба красивые и, как полагается в каждом добротном романе, сначала обманывают друг друга, после чего следует коронная сцена «может быть, в кровати». И в этой американо-сербской кровати рождается истина о том, что на самом деле происходит в Косово. Нет, Мария, погоди! Джон, по крайней мере, на первый взгляд, хорошо воспитан, умеет открывать бутылки с шампанским… И ни намека на желание споить меня, чтобы потом «попользоваться», как говорят сербы… Нет, ничего подобного Джон не продемонстрировал, он просто хотел помочь мне, и теперь я уверена, что я, заколебавшись после разговора с ним, все равно помогу капитану Гарольду, если не из любви, то из обязанности вернуть капитану подарок, сделанный его филиппикой в адрес немецкого генерала и бегств от полиции, а также лично подтвержденным решением бежать в Сербию, а не в Лондон… В Лондон, где у него жена и сын Оливер восьми лет… Не того ради он солгал мне, но если бы даже и сказал правду, когда мы спали в отеле «Гранд», я все равно была бы уже не та Мария, что на лугу, с овцами.

Теперь передо мной была не только «Пице-риа Хилари», теперь передо мной встала беззвездная ночь. Встал вопрос – чего я хочу от жизни? И не только от собственной жизни, потому что в нее вмешалась моя страна, чего я хочу от Сербии, чего, чего? В чем, в конце концов, мой интерес? Меня испугало то, что я ставлю себя на первый план, я осталась в Косове, чтобы стать свидетелем, свидетелем преступных бомбардировок, а теперь и натовской оккупации, которая на тарелочке преподнесла миллиону албанцев свою помощь в изгнании из Косова трехсот тысяч сербов. Но эта моя маска борьбы за правду и Сербию после встреч с капитаном Гарольдом, майором Шустером и сержантом Джоном все больше стала подчиняться телу, которое доставляло мне удовольствие, забавляясь любовью, которую я, как баскетбольный мяч, бросала то капитану Гарольду, то мимо майора Шустера сержанту Джону. Не решила ли я покончить с высокими идеалами? Я голову себе сломала в поисках ответа – быть ли мне такой, какая есть? Но за эти несколько дней я была и женщиной, и мужчиной, и испуганной, и почти влюбленной, вся в разобранном состоянии, и напрасно теперь пытаюсь отыскать хоть какой-нибудь пример из того, чему нас учили в универе, и прихожу к тому, как сказал бы не знаю какой философ, что следует «быть таким, какой ты есть». И сейчас все это так глупо выглядит в Косове, где нет ничего, кроме НАТО и девятнадцати стран, где нет никого, кроме трех миллионов людей и шестисот тысяч краденых автомобилей, кроме «апачей» в небе… Да зае-бись вся эта философия с ее словами «быть таким, какой ты есть»! Да, я уверена в том, что после Косова ни одна война не будет походить на это нападение НАТО и девятнадцати стран на нашу Сербию. Но я уверена, что генералы и политики из НАТО, которые выиграли это сражение, проиграют в истории со счетом сто – ноль. Потому что их предупреждали: Норман Мейлер, Дарио Фо, Хосе Са-рамаго, Ноам Хомски, Гор Видал, Тео Анге-лопулос, Петер Хандтке, Матия Бечкович, Милорад Павич, Маркес… Маркес? Маркес? Вспомнив Маркеса, я опять увидела генерала Кларка и Джона. Да, да, был очерк Маркеса про генерала Кларка! Где это было? В «Литературной газете»? Нет… Да, о генерале Кларке он написал в… Не знаю, но одну цитату из Маркеса о генерале Кларке я запомнила. Маркес был проездом в городе, в котором тот жил тогда. «Настолько великодушный человек, что в состоянии обнять и телеграфный столб; солдат, мечтающий заняться литературой; готовый ужасно рисковать, чтобы стать предтечей Третьей мировой войны».

* * *

«ИТАК, – сказала я себе перед „Пицериа Хилари“ и под небом без звезд, – итак, Мария – сказала я себе, – если генерал выпивает за стойкой с сержантом, тогда этот сержант… Тогда Джон его личный писарь или писатель нового романа, который сначала воспроизведет слова вроде Маркесовых, а потом убьет их или возьмет в плен».

Ну а чтобы меня не убили или не взяли в плен, я прислушалась к голосу тела: «Выпей виски у Скендера, уведи его, а потом отправь капитана Гарольда в Сербию, а сама, Мария, вернись в Косово, чтобы закончить роман с Джоном, а может, и майор Шустер простит тебя за ложь о похищенных родителях!»

«Пицериа Хилари» сверкала небольшими лампочками: буква А была немного больше прочих. Я снова в форме – ебать я хотела этот психоанализ, разве годится для нормальной психики эта улица, начинающаяся от «Пицериа Хилари», на домах которой вместо номеров светятся имена: «Дом Клинтона», «Киоск Блэр», «Кафе Вацлав Гавел», «Ресторан Кук», «Чайная Тачи», «Кинотеатр Мадлен Олбрайт», «Авеню Уокера» – того самого, который сочинил резню в деревне Рачак, после чего Клинтон и велел начать бомбардировки. Да, тут где-то Солана должен быть… А, вот он, «Тупик Солана», он со своей напудренной бо-роденкой мог бы стать прекрасным типажом для Кустурицы.

Итак, Гитлера заменила Хилари, имя без всякой негативной коннотации. Но всякая замена похожа на розу, которая – как бы ее ни называли – зовется розой. Замены имени на вывеске было достаточно для того, чтобы Скендер пару часов спустя уже прохаживался по кафане как метродотель – он был в смокинге, угадывал пожелания клиентов, а девять блондинок разносили напитки, улыбки и оставляли на жопах и сиськах свободные места для поцелуев нажравшихся солдат. Естественно, лучшими клиентами были итальянцы. Вокруг них с гитарой в руках кружил Эмин Джи-новици, а они в четыре голоса распевали: «Poj improviso venivo dal cello infinito…» Девять блондинок откликались: «Volare oho cantare oho ho ho nel blu di hinto di blu» …

Я продралась сквозь солдат и песню к прилавку. Скендер встретил меня радостно:

– Иди к русским девкам!

– Что, сразу? – спрашиваю.

– Помогло мне имя «Хилари». Спасибо тебе, Мария.

– Спасибо скажешь, когда дом увидишь, – принялась я его обрабатывать.

– Полегче, пиано ма лонтано, – откликнулся Скендер.

– Пошли, – повторяю.

– Нет, Мария, прибыл генерал Кларк со свитой офицеров, телекамерами и репортерами. Надеюсь, он сюда заглянет, если не ради меня, то ради Хилари.

– Ладно, – говорю, – у меня другой покупатель есть.

– Кто? – встрепенулся Скендер.

– Раймонда! – нагло вру я.