Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

Угодил Емеля сразу на войну, в австрийскуюкампанию, и провоевал не то семь, не то восемь лет почти без передышки – то сфранцузами, то с персами, то с шведами, то с турками, то снова с французами.Лез в самые горячие места, при любом отчаянном предприятии вызывался охотником.Много раз ранен был, медалями отмечен, нашивки унтер-офицерские заслужил, а всеему мало. И в кампанию двенадцатого года, за дело под Смоленском, когда в ротепоубивало всех командиров, выпала Емельяну заветная награда: сам генерал отинфантерии князь Багратион его расцеловал и представил к офицерскому чину, чтопо тем временам почти никогда и не случалось.

После того Емельян Зюкин отвоевал еще двагода, дошел с армией до самого Парижа, а как вышло замирение, сразу попросилсяв долгий отпуск, хотя был у начальства на самом лестном счету и мог надеятьсяна дальнейшее продвижение по службе. Но моему прадеду нужно было другое – егосмелый до несбыточности план, наконец, близился к исполнению.

На родину Емельян вернулся не простодворянином и гренадерским поручиком, но еще и с собственным небольшимкапиталом, потому что жалования во все эти годы не тратил, при увольнении вотпуск получил наградные и лечебные, да и первоначальные семьсот рублей из-запроцентов чуть не вдвое выросли.

И в его родном селе всё как нельзя лучшескладывалось. Поместье пожгли французы, так что господа совсем разорились итеперь жили в поповском доме. Молодой барин, былой товарищ Емельяна по играм,погиб при Бородине, а та самая девица, из-за которой прадед затеял своюотчаянную игру с судьбой, осталась без жениха, сложившего голову под Лейпцигом.В общем, перед предметом своих мечтаний Емельян предстал почти чтоангелом-избавителем.

Явился он к ней в бревенчатую поповскую избупри крестах, в парадном мундире. Барышня вышла в стареньком латаном платье, исобой от пережитых испытаний сделалась нехороша, так что он ее не сразу ипризнал. Но это ему было все равно, потому что он не барышню любил, а своюневозможную мечту.

Только ничего у него не вышло. Барышнявстретила его поначалу ласково, даже обрадовалась старому знакомцу, но напредложение руки и сердца ответила обидным удивлением, да еще сказала, что,мол, лучше в приживалки к родственникам пойдет, нежели станет «госпожойЗюкиной».

От этих слов Емельян впал в помрачение разума.Никогда прежде хмельного в рот не брал, а тут пустился в такой загул, чтодобром не кончилось. Спьяну при публике содрал с себя эполеты и кресты, топталих ногами и кричал бессвязные слова. За посрамление звания был судим, лишен иофицерского чина, и дворянства. Совсем бы спился, да по счастливому случаюпопался на глаза своему бывшему полковому командиру князю Друбецкому. Тотпожалел пропащего человека и в память о прежних заслугах устроил камер-лакеем вЦарское Село.

Так судьба нашего рода и определилась.

* * *

Когда лицо низменного происхождения питаетнедопустимые мечты в отношении особы высшего порядка, это прискорбно и даже,может быть, возмутительно, но не столь уж опасно, потому что, как говорится,бодливой корове Бог рогов не дал. Но увлеченность в обратном направлении,нацеленная не снизу вверх, а сверху вниз чревата нешуточными осложнениями. Увсех в памяти еще свеж случай с великим князем Дмитрием Николаевичем, вопрекиволе государя женившимся на разведенной даме и за это высланным из пределовимперии. А нам, дворцовым служителям, известно и то, как нынешний государь, вбытность цесаревичем, со слезами молил августейшего отца освободить его отпрестолонаследия и дозволить морганатический брак с балериной Снежневской.То-то все трепетали, да уберегли Господь и крутой нрав покойного царя.

Поэтому волнение, охватившее меня послепресловутого теннисного состязания, вполне понятно, тем более что у КсенииГеоргиевны уже и жених имелся, скандинавский принц с хорошими видами накоролевскую корону (всем было известно, что его старший брат, наследникпрестола, болен чахоткой).

Мне срочно нужно было посоветоваться скем-нибудь, разбирающимся в душевном устройстве юных девушек, ибо сам я, какявствует из вышеизложенного, считать себя докой в подобных материях не мог.

После продолжительных колебаний я решилдовериться мадемуазель Деклик и сообщил ей о своем опасении в самых общих иделикатных выражениях. Мадемуазель, тем не менее, отлично меня поняла и – чтоменя озадачило – нисколько не удивилась. Более того, отнеслась к моим словам споразительным легкомыслием.

– Да-да, – рассеянно кивнулаона. – Я тоже замечала. Он кхасивый мужчина, а она в такой возхаст. Этоничего. Пускай Ксения немножко знает любовь, пока ее не положили в стеклянныйколпак.

– Как вы можете такое говорить! – вужасе воскликнул я. – Ее высочество уже просватана!

– Ах, месье Зьюкин, я видела в Вена еежених пхинц Олаф. – Мадемуазель сморщила нос. – Как это вы меня училинаходное выхажение… Олаф цахя небесного, да?

– Но в случае кончины старшего брата – авсем известно, что он болен чахоткой – принц Олаф окажется первым в линиипрестолонаследования. Это значит, что Ксения Георгиевна может стать королевой!

Покоробившее меня замечание гувернантки,конечно, следовало отнести на счет ее подавленного состояния. Я заметил, что сутра мадемуазель отсутствовала, и, кажется, догадался, в чем дело. Без сомненийона, с ее деятельным и энергичным характером, не смогла сидеть сложа руки –верно, попыталась предпринять какие-то собственные поиски. Только что она можетодна в чужой стране, в незнакомом городе, когда и полиция чувствует себябеспомощной.

Вернулась мадемуазель такая усталая инесчастная, что больно было смотреть. Отчасти из-за этого – желая отвлечь ее отмыслей о маленьком великом князе, я и завел разговор о волнующем меня предмете.

Чтобы немного успокоить, рассказал о том, какповернулось дело. Упомянул (разумеется, безо всякого выпячивания собственнойроли) об ответственной миссии, выпавшей на мою долю.

Я ожидал, что при известии о том, чтозабрезжила надежда, мадемуазель обрадуется, но она, дослушав до конца,посмотрела на меня с выражением какого-то странного испуга и вдруг сказала:

– Но ведь это очень опасно. – И,отведя глаза, прибавила. – Я знаю, вы смелый… Но не будьте слишком смелый,хохошо?

Я немного растерялся, и возникла не оченьловкая пауза.

– Ах, какая незадача, – наконецнашелся я, поглядев в окно. – Снова дождь пошел. А ведь на вечер назначенасводная хоровая серенада для их императорских величеств. Дождь может всёиспортить.

– Лучше думайте о себе. Вам нужно ехать воткхытом экипаж, – тихо сказала мадемуазель, почти не спутав падежей, апоследняя фраза у нее вышла совсем чисто. – Долго ли пхостудиться.

* * *