Читать книгу "Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук"

Верино лоно напоминало роскошную апельсиновую рощу, и когда я прикладывал к нему ухо, то ловил шум морского прибоя, крики чаек, ветер в снастях парусников, прибывающих из Византии, Ассирии, Египта, груженных слоновой костью, имбирем, перцем кайенским и цинамоном… Там, в его глубинах, пульсировало сердце океанов, дивные мистические рыбы взблескивали глазами в чащах красных кораллов, извивались похотливо водоросли, и когда я погружал свой блудень, то даже слышал, как задевали о него упругие рыбины и скользкие медузы, заплетались ламинарии и хороводы русалок.

Мне чудилось, что когда я заглядывал в глубины ее лона, то видел всех тех хайдеггеров, как они, голые по пояс, загоревшие, словно пираты, обливаясь потом, тащат огромные мешки с пряностями, разгружая заморские корабли. Ускользая в бездны Вериного лона, я чувствовал, как вся премудрость мира переполняет меня. И тогда меня охватывал страх. Как я смел проникать сюда своим тупоголовым босяком, этим брутальным тараном, который создан для разрушения вражеских фортеций, пробивания дубовых врат, изничтожения Карфагена, – сюда, в эту страну миражей, в эти нежные теплые глубины?!

Мне нравилось прятаться в ее лоне, словно в гнездышке, и представлять себя маленьким пушистым медвежонком, а вглядываясь в него в густой темноте, видеть, как вокруг сияет золотой нимб, казалось, вот-вот оттуда выкатится утреннее солнце точно так, как восходит оно из Необозримого Влагалища Небесного и заходит в него. Попробуйте поиметь девушку, развернув ее роскошницей к солнцу, словно подсолнух, – вы почувствуете, как неизъяснимая сила втягивает вас вовнутрь, как поднимаются навстречу волны и обволакивают жезл. Когда я касался пальцами сокровенных врат ее лона – оживали звуки невидимой тайны, неясные намеки звуков, меланхолия пространства с бесконечными коридорами лабиринта. Как у большинства интеллектуальных барышень, Верино влагалище было сомкнуто, как раковина устрицы. Наслаждались ли вы когда-нибудь устрицами? На вкус они напоминают роскошницу Веры. Устрицу едят еще живой, приправив перцем, солью и уксусом, тогда она начинает пульсировать, дрожать, и, собственно, такую обезумевшую устрицу глотают, запивая белым вином. Я вкушал Верину роскошницу, ничем не сдабривая, а она пульсировала, дрожала и сходила с ума, сначала пробуя мой язык, затем поглощая меня с головой, и руками, и ногами, засасывая меня всего, и я превращался в беззащитную устрицу в горячих устах влагалища, я не владел собой, растворяясь в ее неизбывных соках, становясь ее частицей, малюсенькой и незаметной.

3

Вообще, если честно, Вера имела на меня все права – ведь это я лишил ее невинности. Проживая в Галиции, вы не можете быть уверены в том, что, заманив девушку к себе домой, более того, оставив ее на ночь, сможете уломать ее. Она может оказаться целочкой, и всю ночь вы потратите лишь на выслушивание ее нравоучительных монологов о чистых чувствах. И не более того. Правда, целочки бывают разные. Одни не разрешат снять с себя даже туфелек, другие сбросят все, но до истерики будут зажимать свои трусики.

У женщин каждого народа найдутся свои конкретные части гардероба, которые они защищают до конца. У галичанки – это трусики. Вы можете все с нее сорвать, ласкать везде, даже самые экзотические и закрытые места и зоны – однако снять трусики она вам не позволит, вцепится в них пальцами, так что те побелеют, скрестит ноги в такой замок, что, кажется, только смерть заставит его разомкнуться, будет извиваться и взбрыкивать, словно змея и дикая лошадь в одном лице. Это огромное счастье, что мы живем в эпоху трусиков тоненьких и нежных, которые можно просто разорвать. А представим себе, как мучались наши отцы, раздирая добротную крепкую фланель?..

И все же когда вам наконец удастся совлечь с нее этот последний символ независимости, она сразу сникает обессилено и с неизъяснимой печалью раздвигает ноги. Есть и такие, что обязательно спросят, когда начнешь стаскивать с них джинсы: «А что потом?» Честно говоря, у меня от такого вопроса все сразу падает. Встречаются и такие целочки, которые, не разрешая снять с себя трусики, с радостью примут вставень в любые другие места. К таким относилась и Вера. Роскошницу она хранила для мужа. И это в свои двадцать два года! Мне еле удалось убедить ее, что он того не стоит.

Пробивание целочки – акт, исполненный истинного драматизма. Существует бесчисленное количество мужчин, которые за всю жизнь не повстречали ни одной невинной девушки. Не знаю, за что меня Бог наказал, но судьба посылала мне преимущественно целочек. Я понял, что этот крест надлежит нести с достоинством, и я нес его, не жалуясь, однако же и не млея от восторга. Добродетель – это нечто такое, что соединяет девушку с Пречистой Девой, и, потеряв ее, она разрывает священную связь. Тоненький лепесточек целочки, словно мембрана в ухе, чутко принимает сигналы из космоса и посылает обратно, когда вы ее пробиваете, в небесах происходят необратимые катаклизмы. Поэтому девушка, угостившая вас своей добродетелью, отчего-то считает, что после этого вы становитесь как бы вечным стражем ее влагалища. До сих пор мне приходится выслушивать любовные стенания своих прежних подруг, в чьих влагалищах я прописан уже навеки.

Если гетман Хмельницкий держал Збараж в осаде целых полгода, то Верину фортецию я взял за месяц. Перед тем мы исправно занимались оральным сексом, что для Веры было в порядке вещей.

– Все вы, мужчины, одинаковы, – говорила Вера. – Вам бы только своего добиться. Пока ты не лишил меня девственности, я знаю, что ты меня не бросишь. А если лишишь и бросишь, то как я объясню все своему мужу?

– Думаешь, он будет тебя допрашивать?

– Почему бы и нет? Это его право.

– Тогда он дебил. Ты найди себе такого мужа, чтобы он не комплексовал по поводу того, что у тебя был кто-то до него.

– А разве бывают такие, что не комплексовали бы?

Я хотел ответить: «Конечно! Я такой!» – но удержался.

– Это очень больно? – спросила она, когда я наконец уговорил ее отдаться по-настоящему.

– Да нет, а если перед тем хорошенько выпить, то вообще ничего не почувствуешь.

– Обманываешь ты меня. А вот мама говорила, что это очень болезненно и кровь течет.

– Ты бы еще бабку свою спросила.

– Я спрашивала, но бабушка уже не помнит.

Через некоторое время она все же решилась.

– Может, мы попробуем чуть-чуть, хорошо? Если мне больно станет, я скажу.

Я согласился, но только обнял ее, как она спохватилась:

– А что, если пойдет кровь? Нужно что-нибудь подстелить.

– Подложи под себя книгу. Я потом буду хранить ее как реликвию.

– Издеваешься? С книжкой неудобно.

– А полиэтиленовый пакет сойдет? – спросил я, теряя терпение.

– Нет-нет, он слишком мал. Ведь неизвестно, сколько крови я потеряю.

Пришлось мне сходить на кухню, снять со стола клеенку и учтиво разостлать ее на постели.

– Ой, она такая холодная! – съежилась Вера. – И почему так колет?