Читать книгу "Бураттини. Фашизм прошел - Михаил Елизаров"

Стивен Кинг, стиснутый пространством современной Германии, беспомощен. Ни один его сюжет в ней не работает. По крайней мере я не поверю ему. Фредди Крюгер не может проживать в Дортмунде или Гамбурге. Кинг-Конг никогда не пройдет по Берлину. Эти персонажи противоречат художественной правде несчастной выхолощенной страны.

Само собой, в Германии по-прежнему остается место для «страха», но корни его уже не питаются «потусторонним». Там, где когда-то текли подземные воды архаики и магизма, веками питавшие менталитет страны, теперь – дистиллированная жижа. На нищей культурной почве едва способны произрастать вялые околокриминальные корнеплоды – безвкусные сериалы о наркоторговцах и нелегалах, выродившихся националистах и турках, гомосексуалистах и натуралах. Все плюшевое и бумажное. Чудовищно, вопиюще беззубое.

Не ждите от Германии даже китча типа «Техасской резни бензопилой».[7]Заодно не надейтесь на «От заката до рассвета»[8]в немецком национальном разливе. Страна живет в благополучном стерильном, воистину атеистическом времени, способном лишь импортировать чужую «мифоспособность» – из Голливуда или от европейских соседей.

Эту культурологическую драму не следует упрощенно воспринимать в способности или неспособности творческого представителя Германии накропать очередного многотомного Гарри Поттера. Хотя и Гарри Поттера не напишут – нечем, кончились все волшебные чернила.

Самое обидное, что «сказку» даже не сымитировать. «Мифотворчество» – сложнейший процесс, тянущийся из незапамятных времен, развивающийся и изменяющийся вместе со своей страной. Он сложнее самой культуры, ибо древнее ее.

Объяснять суть «мифотворчества» долго и сложно. Но действие его проявляется в одном: способно ли еще данное время оставить по себе легенду или, на худой конец, сказку. Особенность этой «легенды-сказки» в том, что она реализуется в умах зрителей, свято верящих, что в их стране все еще способны происходить самые невероятные фантастические вещи.

Советский Союз был страной, практиковавшей государственный магизм. Сказочная мумия до сих пор лежит на главной площади и пребудет там вечно. Каббалистические советские пентакли мертвой Родины все еще украшают кремлевские башни.

Россия щедро кормится подземными водами векового божьего страха. Поэтому в ней до сих пор возможно все. Художественное живет наравне с реальным.

Германия – благополучная страна отмершей мифологии. Легенды, саги, эпосы – все в прошлом. Не будет больше ни розенкрейцеров, ни тевтонов. Ни гномов, ни эльфов, ни Лесного Царя…

А ведь остальные страны фашистского договора как-то выкрутились. Та же Австрия. Может, Альпы помогли, сберегли в пещерах волшебство? Италия опять-таки все сказочное сберегла. Но там на страже мифологического стоит Ватикан.

Япония… Она еще и поделиться сказочным может: один Годзилла чего стоит.

А Германии – все, конец. Дремлет коматозным потребительским сном. Да и тот под цензурой…

Творог

Я поделюсь с вами жизненным опытом. Такой вы точно не переживали. Я допускаю, что вы венчались под водой и разводились в жерле вулкана. При этом я уверен, что никто из вас никогда не покупал слойки с творогом в переходе метро на станции «Площадь Ильича». А вот я однажды покупал и расскажу об этом.

Угораздило меня проголодаться и решил я отделаться малым общепитовским злом. Я почему-то подумал, что творог менее отравоопасен, чем, к примеру, мясо или сосиска. Творог – начинка типично пацифистская. С кислым плаксивым бабьим душком – тво-ро-жок. Пищевую «травоядную» семиотику никто не отменял. Скажи мне, что ты жрешь, и я скажу, что ты за пацан. Думаю, на зоне не стоит говорить про творог, потому что сразу опустят…

Ларек находился в подземном переходе, цена слойки с творогом – восемнадцать рублей. За стеклом торговали две продавщицы, обе похожие на Чингачгука в исполнении Гойко Митича[9]– непреклонные красно-коричневые лица с мужскими волевыми морщинами. Первый, Митич, неопрятно поедал что-то мучное, второй, Гойко, занимался не менее антисанитарным делом – пересчитывал мелочь.

Обратился я сразу к обеим – и к Гойко, и к Митичу: «Мне две слойки с творогом, пожалуйста», – и протянул в оконце пятьдесят рублей.

Митич, как ворона с сыром, то бишь с пирожком во рту, призадумалась, строго оглядела меня, но торговли не начала. Я согнутым, как клюв, пальцем, постучал по стеклу в том месте, где находился нужный лоток: «Мне две слойки. С творогом. Две! – и для пущей наглядности показал рогатую „викторию“. – Две! Слойки!»

Гойко продолжала увлеченно заниматься монетками, точно выбирала, что пойдет на монисто. Митич, хоть и нехотя, но решила обслужить. Взяла было щипцы, дважды вхолостую щелкнула ими, пытаясь ухватить неподатливую слойку. Взялась за дело пальцами. Брезгливо, как крысу, прихватила слойку, швырнула в пакет. А потом вынула изо рта свой пирог (может, самсу или хачапури – я не разглядел родовой признак) и сунула в тот же пакет: пожал-те! Жри, бледнолицый!

Я сказал себе: «Спокойно, „индейцы“ просто устали. Шутка ли, все утро в ларьке, а до этого годы в американской резервации, испитые от огненной воды предки. Надо по-хорошему, надо вежливо».

– Вы мне случайно бросили в пакет свой пирог. Мне он не нужен. Потрудитесь заменить его на слойку с творогом.

Насупленные индейские брови срослись над переносицей в крылатый орлиный размах. Плечи расправились. Митич, как вождь, скрестила руки.

Чувствуя, что «разжигаю» национальную рознь, я решил все же побороться за свои права:

– Вы не поняли? Вы мне бросили в пакет надкушенный пирог…

С недовольным видом Митич выудила из пакета свой объедок, схватила с лотка замену и запихнула в пакет. Глянула исподлобья. Теперь доволен, кондопога?[10]

Я понял, что слой толерантности на мне довольно тонкий и нестойкий: доли микронов, чуть проведи по мне ершиком – позолота слезает и показывается тусклая латунь шовинизма.

– Давайте сделаем так. Этот пакет вы оставляете себе. А мне дадите другие слойки. И если вас не затруднит, не берите их руками.

Возможно, «индейцы» не понимали обращения на «вы». Вежливое множественное число сбивало их с толку. А может, наоборот, настраивало на другой толк. Что там лопочет за стеклом прихвостень ДПНИ?[11]Что ему опять, суке, не понравилось? Митич снова потянулась рукой к слойкам.