Читать книгу "От Иерусалима до Рима. По следам святого Павла - Генри Воллам Мортон"

Поутру я распахнул реечные жалюзи, и в гостиничный номер тут же хлынул солнечный свет. Он безжалостно, словно тигр в прыжке, обрушился на каменный пол и залег там яркими пятнами. Стоя у окна, я с удовольствием любовался Алеппо — городом, выросшим на самом краю пустыни. И пока я рассматривал дома с плоскими крышами, купола и белые минареты, в голову мне пришла мысль: Алеппо, как никакой другой, заслуживает звание города «Тысячи и одной ночи».

Я вышел на улицу, в принципе готовый к тому разочарованию, которое часто настигает нас при близком знакомстве с восточными городами. Но на сей раз все было иначе. Алеппо — старый мудрый город — каким-то непостижимым образом умудрился соблюсти баланс: приняв и усвоив толику Запада, он сохранил лицо и исконное очарование Востока. Одновременно существует два Алеппо: современный французский мегаполис и старинный арабский город, в сердце которого, за высокими стенами, прячется один из самых живописных базаров на всем Ближнем Востоке.

Если бросить на Алеппо взгляд с высоты птичьего полета, то вы увидите тысячи маленьких квадратных коробочек, бессистемно разбросанных по огромной площади, постепенно переходящей в пустыню. Из этого однообразия плоских домиков, подобно грибам, вырастают купола мечетей и белые изящные свечи минаретов. В центре беспорядочного нагромождения вырисовывается гигантский конический холм, увенчанный великолепным сарацинским замком. Я смотрел на это величественное строение и чувствовал себя примерно так, как, должно быть, чувствовал крестоносец, прорвавшийся сквозь вражеские ряды и с благоговением замерший перед «ответом» Саладина на христианскую крепость Крак-де-Шевалье. Холм этот искусственного происхождения, и воспоминания о его создании сохранились в местной арабской легенде, которая утверждает, что холм возведен на восьми тысячах колонн. Мне рассказывали, что в ясный день с башен этой грандиозной цитадели можно разглядеть изгибы далекого Евфрата.

В многовековой истории Алеппо были и войны, и землетрясения, и моровые эпидемии. Город неоднократно разрушался, но всякий раз отстраивался заново. Он с завидным постоянством исполнял свое предназначение — служил торговым центром восточного мира. На протяжении столетий сюда приходили караваны из Багдада, привозившие товары из Индии и с Востока. Через Алеппо проходил маршрут, по которому легкие ткани из Мосула (они так и назывались — мосулин или муслин) доставлялись в Европу. В правление королевы Елизаветы между Англией и Алеппо наладились прочные торговые связи, а уже при Якове I здесь открылось официальное представительство — по сути, одно из первых английских консульств. Неудивительно, что английским театралам шекспировской эпохи было хорошо известно название города. Оно дважды встречается в произведениях великого драматурга: первый раз в «Отелло», а второй — в «Макбете». Правда, в последнем случае это упоминание не вполне уместно. Мы помним, что муж шкиперши «плывет в Алеппо, правит «Тигром». Очевидно, Шекспир был не слишком силен в географии, иначе бы сообразил, что отправляет своего шкипера в долгое путешествие по пустыне!

Постепенно значение Алеппо как торгового центра уменьшалось. Как-то так получилось, что город, стоявший на перекрестье караванных путей, оказался на обочине мировой торговли. Первый удар по международному статусу Алеппо нанесли португальцы, когда в пятнадцатом веке проложили новый торговый путь в Индию — в обход мыса Доброй Надежды. Положение усугубил наземный путь через Египет в Красное море. И наконец, добило Алеппо строительство Суэцкого канала.

Алеппо очаровал меня своей таинственностью. Любой восточный город представляет собой загадку для европейца, но здесь это ощущается особенно остро. Загляните на один из алеппских базаров, и вы окажетесь совсем в ином мире — мире, где под тонким покровом вкрадчивых манер кипят необузданные страсти. Представьте себе шумную, оживленную улицу под сводчатым навесом. Несмотря на жаркий день, здесь прохладно и сумрачно — как в нефе христианского храма. Подобные города напоминают мне изогнутые арабские кинжалы в бархатных ножнах. Вы берете их в руки, наслаждаетесь изяществом и легкостью прелестной вещицы, но упаси вас бог забыть, что под обманчивой мягкостью ткани скрывается убийственная, жалящая сталь.

Я прогуливался по узким мощеным улочкам, заглядывал в маленькие дворики, залитые ослепительным солнцем, наблюдал за беспечной многоголосой толпой — дородные торговцы сидят за своими прилавками, седобородые старики скидывают обувь у входа в мечеть — и пытался разгадать, что же таится за этой картинкой.

В таких городах, как Алеппо, мне порой кажется, что живописная повседневная суета — не более чем игра, красочная ширма, за которой скрывается сложная потаенная жизнь. У меня возникает странное ощущение, что типичные городские персонажи — нищий у ворот, торговец специями, погонщик верблюдов, убеленный сединами старец, греющийся на солнышке — не те, за кого себя выдают. Вот-вот прозвучит сигнал невидимого режиссера, актеры сбросят маски и окажутся совсем другими людьми.

Я, конечно, могу ошибаться, но именно такое впечатление производит Алеппо.

Итак, я который уже час прохаживался по алеппскому базару, представлявшему собой скопление улочек с бесконечными лавочками и мастерскими. Местами попадались великолепные сарацинские ворота, которые вели в маленькие дворики с фонтаном и непременным лимонным деревом или же в ханы, караван-сараи, где в холодке под старинным балконом отдыхала дюжина верблюдов.

Здесь были улицы кузнецов, улицы кожевников, красильщиков или ткачей. Разок я наткнулся на улицу, где торговали исключительно специями, и такого выбора я не видал нигде на свете: корица, гвоздика, кориандр, сумах, анисовое семя, алоэ, мускатный орех, шафран, тамаринд, ромашка, хна и прочие пряности — все было расфасовано по маленьким пакетикам и лежало на подносах, в казанах, кувшинах.

Две женщины в чадрах покупали какие-то коренья. Я поинтересовался у молодого армянина, что это за снадобье. Он перевел мой вопрос покупательницам, и одна из них ответила по-арабски — так же смело и живо, как беседовали бы женщины на лондонском рынке.

— Она говорит, это фиалковый корень, — перевел армянин. — Если его растолочь и смешать с медом, получится отменное средство от ревматизма. Втирать надо после горячей ванны.

Я побродил еще около часа по этим крытым базарам, наблюдая за театрализованным представлением под названием «покупка по-восточному». Это настоящий спектакль: руки, воздетые в волнении и ужасе, пренебрежительное пожатие плеч, убедительные жесты и ожесточенная торговля. Как правило, все заканчивалось медоточивыми улыбками, взаимными комплиментами и крошечными чашечками сладчайшего кофе.

Рядом с улицей кожевников стоит величественная мечеть Джами Захария, где захоронен прах святого Захарии, отца Иоанна Крестителя. Оставив обувь у входа, я зашел внутрь. Каменный саркофаг, накрытый тяжелым расшитым покрывалом, помещается за позолоченными ограждениями. Залитый солнечным светом дворик полон коленопреклоненных мужчин. Они молятся, обратившись лицом к Мекке. Я вижу отрешенные лица и раскачивающиеся фигуры, каждый из мужчин без устали кланяется, прикасаясь лбом к раскрашенным плиткам мощеного двора.