Читать книгу "Сожженные дотла. Смерть приходит с небес - Герт Ледиг"

Сейчас будет выстрел. Сзади или спереди. Его не было. Как будто они не хотели его замечать. Или, наоборот, все смотрят на него? Видят его трусость и жалеют на него пулю? Голос унтер-офицера: «Ты, трус!» Его собственный голос: «Я — не трус!» «Перебежчик!» — гаркнул унтер-офицер. Никто не кричал. Колючая проволока оказалась позади. Обессиленный, он упал в яму. Трясясь от страха, он протянул узкоглазому лицу розовую бумажку.

Два или три человека в коричневом набросились на него. Прижали руки к земле. Перерыли его карманы. Отпустили. Понятным движением показали, что он должен ползти по яме дальше. За ним следовал охранник. Над ним свистели пули. Из немецких окопов. Наконец он осмелился выпрямиться. Короткий ствол миномета торчал в небо. На него бросали враждебные взгляды. На поляне — танк, ствол пушки повернут на запад. Под его прикрытием сидели остальные. Никто не обращал внимания на клочок бумаги, который посыльный все еще держал в руке, хотя он каждому его предъявлял.

Человек, одетый в кожу, вылез из танка и спрыгнул рядом с ним. Комиссар носил свой пистолет на шнуре, висевшем на шее. Он подошел к нему и сильно ударил в лицо. Удар пришелся в щеку. Ему стало плохо. Он хрипло дышал, босые ноги болели. Снова он попытался проверить действие пропуска. Кто-то вырвал бумажку из рук и растоптал. Ему показалось, что он потерял что-то очень важное. Комиссар что-то ему кричал, но он не мог ничего понять. Снова удары. Грубые руки лазали по его карманам. Фотография детей, портрет жены были разорваны и брошены в грязь. У посыльного потекли слезы. Комиссар плюнул ему в лицо. Он прокричал какой-то приказ. Какой-то красноармеец схватил посыльного за руку и потащил дальше. Его били по спине, один из ударов пришелся по голове. Он упал. Рука нащупала обрывок фотографии. За своим охранником он поковылял по траншее.

Траншея вела в тыл. Они спотыкались об убитых русских. Один из них был похож на ефрейтора Шуте. Они были даже на одно лицо. Бледные и безжизненные, как в музее восковых фигур. Кожа напоминала пушистый персик. Губы, казалось, шевелились. Он увидел издевательскую улыбку…

— Оставь меня в покое! — закричал он с бешенством.

Конвоир ударил его прикладом в грудь. Последнее слово было просто бульканьем. Они поковыляли дальше. Они подошли к склону, круто обрывавшемуся на восток. В нем было множество землянок. В одну из них втолкнули посыльного. Его приняли несколько красноармейцев. Они повели его подземным ходом, с потолка которого капала вода. «Как в лисьей норе, — подумал посыльный, — только тут шире и воды больше». Они добрались до пещеры. Он увидел шаткий стол. Начался допрос. Он стоял босиком в луже. На столе оплывала свеча. От усталости он валился с ног. Ноги мерзли. Мягкий голос из-за свечи задавал вопросы. Разобрать лица он не мог, его взгляд не проникал за дрожащее пламя свечи. За ним все тонуло во мраке. Двигаться он не мог. Перед его лицом чья-то рука играла пистолетом. Когда он не захотел ответить на первый вопрос, почувствовал, как холодная сталь ствола уперлась ему в затылок. Голос задавал за вопросом вопрос. Он должен был отвечать быстро и точно. Если он медлил, рукоятка пистолета била его по затылку. Голова раскалывалась. Он уже не знал, откуда берет ответы. Они вылетали из него сами собой. Какая рота? Какой батальон? Сколько человек в отряде? Где расположена артиллерия? Он отвечал на каждый вопрос. Он хотел добавить, что он — перебежчик, что в пропуске было написано о достойном обхождении. Голос не давал ему на это времени. Напротив него сидела бесчувственная машина. Холод от лужи добрался до низа живота. Голова горела пламенем. Большой палец тоже начал болеть. Он покачнулся. Пламя свечи стало удаляться от него. Но они не знали жалости. Он пробормотал бессмысленные слова. Его стали бить. Ударили ногой в желудок. Колени кровоточили. Язык прилип к небу. Зубы кровавыми кусочками валялись на полу. Его ударили ногой в пах, так что он свалился. Падая, он взмолился о пощаде. Голосовые связки отказали. Он еще жестами пытался показать, что он — перебежчик. Они потащили его вон, к выходу. Катили его вниз по склону. Он кувыркался. Упал в землю разбитым лицом. В лоб врезался камень. Он открыл глаза. Перед ним был новый мучитель. Ударов, которые его подняли и погнали дальше, он уже не чувствовал. Он ковылял по лощине, мимо орудий, боевой техники и красноармейцев. Они смотрели ему вслед так, будто он выбрался с того света. Он сплевывал кровь. Рваные штаны прикрывали только низ живота. К окровавленным бедрам прилипли остатки ткани. Его ноги пружинили, как стальные прутья. Остались только кости и сухожилия. Он бежал по солнцу. Его тень скакала за ним, как кобольд. Он стал похож на пугливого пещерного зверя, заблудившегося при свете дня и сослепу пытающегося найти укромный уголок.

Он свалился бы на носилки, если бы его конвоир не схватил за руку. Красноармеец заставил его поднять носилки. Другого носильщика, русского, он видел только со спины. Они несли раненого. Конвойный мог его больше не толкать, зато он мог свалиться под тяжестью носилок. Он стал негнущимся, как палка. Каждый шаг отдавался в позвоночнике, каждая неровность дороги отдавалась жгучей болью в груди. Он сжал разбитые челюсти. Хотелось кашлять. Он плюнул. Сгусток крови полетел в траву.

Раненый на носилках смотрел на него. Он боялся, что человеческая развалина упадет на него. Смутно посыльный видел защищающийся взгляд, направленный на него. В ушах слышался странный треск. Словно молоток, стучащий по стволу дерева. Когда ударом воздуха его смело в сторону, он увидел орудия, направившие свои дергающиеся жерла в небо. Больше он ничего не слышал. Он оглох.

В каком-то месте, где было полно людей в белых повязках, он поставил носилки. Отовсюду его толкали. Солдаты оттолкнули его в сторону. Это были красноармейцы в такой же грязной и разорванной форме, как и у него. Конвоир потерялся в толпе. Какие-то чужие люди, как сквозь туман, пытались до него докричаться. Выплыл белый халат. Пара рук осторожно сняла с него китель. Острие иглы впилось в правое предплечье. Сразу же по телу прошла сладкая волна тепла и защищенности. Стук в затылке прекратился. Мышцы расслабились. От свинцовой усталости он свалился на пол. То, как его ощупывали, перевязывали большой палец, как едкой жидкостью смазывали ему небо, он видел как бы со стороны. Ему дали место в траве. Накрыли пахнущим камфарой одеялом. И он утонул в море тупого безразличия. Ему казалось, что в шумной суматохе перевязочного пункта он нашел, наконец, лучшее место на этой Земле.

XI

Поток начинался в лесах у Подровы, обтекал стены склада и с шумом разбивался у станции Эмга. Они выходили из низины за высотой, из болот у развязки дорог, отовсюду, где восточнее Эмги на рассвете еще оставались неатакованные позиции. Как и при любой панике, причина была незначительной: несколько танков, которые медленно продвигались по дороге от Подровы на Эмгу. Зеленые коробки вынуждены были на узкой дороге идти один за другим. Пулемет первой из них гнал перед собой сотни солдат и сметал всех тех, кто еще хотел выполнять приказы и соблюдать порядок: здоровых, раненых, офицеров и солдат. Артиллеристы побросали свои готовые к бою орудия. Свежие запасные роты бросали оружие. Набегающая масса вела себя, как стадо скота, предназначенного на убой. Все новые и новые группы выплевывало болото слева и справа от дороги. Офицер, бросившийся наперерез волне, был бесцеремонно отброшен в грязь. Когда он выбрался из ее цепких объятий, толпа уже успела пробежать мимо. Ему оставалось только следовать в последних рядах, среди которых смерть собирала свой урожай. Здесь брели раненые и слабаки. Их, как косой, косил пулемет. Хвост толпы становился длиннее и длиннее.