Читать книгу "Жена тигра - Теа Обрехт"

Наконец я не выдержала:

— Интересно, как долго вы намерены лечить ребенка, заворачивая его в смоченную водкой простыню, и применять прочие невежественные способы вроде закутывания в жару в ватное одеяло или засовывания в носки картофельных очистков? — Даре давно уже перестал меня слушать, но я не умолкала: — Твоим детям лекарства нужны! Жене тоже. Да и тебе, пожалуй, они очень даже не помешали бы.

На дальнем краю виноградника раздался крик землекопа: он что-то там нашел. Все ринулись туда, в междурядье даже возникло небольшое столпотворение, потому что каждому хотелось прибежать первым. Даре тоже бросил заступ и устремился на зов. Возможно, он рассчитывал, что я, оставшись в одиночестве, сразу же уйду, но не тут-то было. Наоборот, я пошла следом за ним вдоль ряда к тому месту, где над глубокой ямой стоял на коленях какой-то худощавый молодой мужчина, а остальные сгрудились вокруг него так, что ничего рассмотреть было невозможно. Я остановилась на некотором расстоянии и даже на цыпочки встала, чтобы хоть что-то увидеть.

Даре наклонился к яме и копнул землю рукой. Взошедшее солнце уже заливало виноградник бледноватым утренним светом, земля в его лучах казалась влажной и странно светлой. Потом Даре выпрямился, держа на ладони какой-то острый осколок желтого цвета длиной примерно с палец. Кость, догадалась я.

Даре покрутил косточку на ладони и снова уставился в яму, потом вдруг резко выпрямился, повернулся ко мне и спросил:

— Вот, доктор, что вы на это скажете? — Он протянул мне на ладони обломок, но я не представляла, что этот тип имеет в виду, а потому молчала, тупо глядя на желтоватую косточку. — Вряд ли она человеческая, — заявил Даре и бросил кость на землю. — Скорей какого-то животного. — Это он сказал уже тому человеку, который ее нашел.

Один из сыновей Даре стоял рядом со мной, устало опираясь о заступ. Мальчик казался на редкость тощеньким, у него были волосенки цвета песка и широкие скулы. Он все время судорожно пытался проглотить пленки и утишить боль в воспаленном горле. Ребенок был такой несчастный и так мучился, что у меня даже слезы на глаза навернулись от жалости.

Когда он собрался вновь идти на свое место, я быстро перехватила его, пощупала ему лоб и сказала Даре, который уже направился было в нижнюю часть виноградника:

— У твоего мальчика высокая температура!

Солнце уже окутало всю вершину горы Брежевина желтой пеленой. Теперь она сползала по склону к винограднику, дому Барбы Ивана, нашему окну на верхнем этаже, скрытому зарослями олеандра, и к морю, сверкавшему за домом и казавшемуся отсюда странно плоским. У меня было такое ощущение, словно я не спала несколько дней подряд и совершенно обессилела.

Во всяком случае, поспеть за Даре, быстро шагавшим по только что вскопанной каменистой земле, я была не в состоянии и сердито крикнула ему в спину:

— Твой сын болен и слишком мал, чтобы заставлять его так тяжело работать! Ты нарушаешь закон!

— Я нахожусь в своей стране и знаю ее законы.

Это была наглая ложь. У него был тягучий, медлительный говор тех, кто обитает к востоку от столицы.

— Нет, это уже не твоя страна! — запальчиво возразила я.

— Но и не твоя, доктор.

— Все-таки даже в этой глуши найдутся представители тех организаций, которые два раза думать не станут…

Но Даре, видно, моих речей и так хватило с избытком. Мгновенно развернувшись, он ринулся на меня, и мы чуть не столкнулись лбами. Жилы у него на шее надулись, глаза налились кровью. Я стояла чуть выше, зато у него был заступ. В общем, дело явно принимало опасный оборот.

— Ты думаешь, что первая сюда в белом халате явилась, чтобы мне это сказать? — почти прошептал он, и в его дыхании я отчетливо почувствовала едкий запах абрикосовой ракии. — Будто я ничего такого раньше не слышал. Будто мне не грозили, что непременно в мою жизнь вмешаются и ребятишек моих у меня заберут! Ну, давай начинай! Посмотрим, много ли тебе времени на это потребуется.

— Мальчик здесь всю ночь провел — отошли его домой.

Мальчишка, о котором шла речь, все это время подслушивал, остановившись чуть выше на твердом каменистом склоне холма и понурив худые плечи.

Даре прислонил заступ к бедру, вытащил из кармана пару рабочих перчаток, натянул их на свои мозолистые руки с трауром под ногтями и окликнул сына:

— Слышь, Марко, доктор советует тебе домой пойти. — При этом он даже не взглянул на мальчика. — Ты уж сам решай. Пойдешь?

Мальчик несколько мгновений колебался, растерянно осматривая склон, а потом, так и не проронив ни слова, повернулся и пошел работать.

Даре наблюдал за ним с улыбкой, значение которой я определить не смогла, затем повернулся ко мне.

— Довольно. Нет у меня времени на пустые разговоры. У меня где-то здесь покойник зарыт, надо его поскорее найти, тогда и ребятишки мои сразу поправятся. — Сказав это, он отвернулся от меня и пошел прочь, таща за собой свой заступ, потом вдруг снова остановился. — Ну что, доктор? Хочешь ты, чтобы мои ребятишки поправились?

Я молча смотрела на него, на лысину, которая теперь была отчетливо видна. К ней прилипли редкие волосы. Даре тем временем продолжал неторопливо, осторожно ступая по мелким камням, спускаться вниз.

— Я не понимаю… — начала я, не зная, что сказать.

— Тут где-то на винограднике один наш родич зарыт, — пояснил Даре, широко раскинув руки и как бы обхватывая ими всю территорию виноградника. — Его тут двенадцать лет назад похоронили. Во время войны. — Теперь он говорил спокойно и совершенно серьезно. — Нашему покойнику очень здесь не нравится, вот он и заставляет всех нас болеть. Как только мы его отыщем, так сразу же отсюда и уйдем.

Наверное, я слишком сильно устала, во всяком случае, мне вдруг показалось, что я вот-вот рассмеюсь ему прямо в лицо. Исчерпав все прочие доводы, он, конечно же, использовал эту нелепую историю, просто чтобы от меня отделаться. Но ведь они перекапывают землю недостаточно глубоко, и работа их совершенно лишена какого бы то ни было плана. Значит, эти люди действительно ничего не сажают и не выпалывают. На полевых мышей тоже не охотятся. Выходит, цель у них и впрямь какая-то другая.

Я почти в шутку спросила:

— А вы под основами моста проверяли?

Даре несколько мгновений смотрел на меня, причем очень серьезно, не мигая, потом ответил:

— Конечно, там мы все в первую очередь осмотрели и перекопали.

Глава четвертая

Тигр

Тщательно проанализировав все, что я знаю о жене тигра, могу со всей уверенностью заявить, что реальным фактом тут является, по крайней мере, следующее: в конце весны 1941 года без объявления войны и какого бы то ни было предупреждения немцы начали бомбить нашу столицу. Эта бомбежка не прекращалась трое суток.

Тигр не знал, что это бомбы. Он вообще не понимал, что происходит. Над головой со свистом и скрежетом пролетали истребители, на город падали снаряды, в противоположном конце зоопарка жутко ревели медведи, а вот птицы внезапно умолкли. Время от времени на тигра обрушивались волны дыма и страшного жара, странное серое солнце появлялось в небе, успевая за какие-то несколько минут взойти и закатиться. Взбудораженный происходящим, с пересохшей глоткой, тигр метался, высунув язык, вдоль ржавой решетки и мычал, как вол. Он чувствовал себя очень одиноким, к тому же хотел есть. От этого голода вкупе с громоподобными звуками бомбардировки в его душе вспыхнуло предчувствие собственной смерти, которое он не мог ни прогнать, ни принять. Зверь не понимал, как ему теперь быть, что делать с этим новым знанием. Вода у него в поилке высохла, и он в отчаянии катался по каменному полу загона, по несъеденным костям в углу и стонал тем протяжным печальным стоном, на который способны только тигры.