Читать книгу "Вечное пламя - Виктор Бурцев"

Иван скинул гимнастерку. Отложил винтовку в сторону.

– Ладно… Пойдем уже…

В этот раз страшно не было.

То ли потому, что сзади двигалась группа вооруженных людей, то ли просто… кончился страх. Иван шел спокойно. Не пригибаясь. Но все-таки каждый нерв дрожал от напряжения. Это не было страхом, нет. Просто все чувства собрались в кулак, сжались, напряглись. Вот впереди кто-то перешел улицу, далеко, ничего не видно, просто шаги. Откуда-то слышится музыка. Странно. Война, смерть… И музыка. Не разобрать что, какой-то мурлыкающий вальс. И патефон чуть тянет, видать, давно служит своим хозяевам.

На улице только одно освещенное окно, городок погружен в темноту. И только в центре, как раз около больницы, горит фонарь. Доносится какой-то шум. Вроде бы рык машин.

Иван поравнялся с освещенным окошком.

– Стой… – шепот сзади. – К околице отойди…

И едва слышный топот множества ног. Бойцы быстро окружили дом.

Лопухин осторожно, стараясь не попасть в освещенную зону, подошел ближе. Заглянул в окно.

Закатанные рукава. Крепкие мускулистые руки с широкими ладонями, какие бывают у крестьян, привыкших больше к лопате, чем к автомату. Лицо раскрасневшееся, пьяноватое. На столе ополовиненная бутыль с мутной жидкостью, картошка. Кажется, сало. Яркий зеленый лучок. Простой крестьянский парень. Выпил. Закусил. И доволен жизнью. Светлые волосы, голубые глаза. И белый орел раскинул угловатые крылья на небрежно расстегнутом кителе.

Скрипнула дверь.

Иван присел, потом шлепнулся на живот, вжимаясь в хранящую дневное тепло землю.

На крыльцо вышел человек.

В тусклом свете, льющемся из дверного проема, было видно, как он тянется, зевает и начинает мочиться с крыльца.

– Hans! Kann wird packen, zu sitzen? Gehen! Herr wird der Offizier schimpfen. Man muss den Umweg machen. Schnell der Schicht.[3]

– Ja wenn auch schimpft. So ist es gut. Was wir zu fürchten?[4]

Солдат хмыкнул. Заправился и собрался уже вернуться в избу, но что-то темное мелькнуло за его спиной… Загрохотали по доскам пола сапоги. Лопухин поднялся и кинулся внутрь.

На столе, с заломленными за спину руками, лежал простой крестьянский парень из крепкой немецкой семьи. С простым именем Ганс. И ранее безмятежные глаза его были наполнены ужасом.

Пограничники быстро обежали дом.

– Хозяева где? – рыкнул капитан.

Иван, не дожидаясь приказа, перевел.

Ганс что-то проблеял, получил по морде и ответил более толково:

– Их нет. Нет.

– Идиот… Когда смена постов? Время! Быстро!

Лопухин перевел, постаравшись как можно точнее передать интонации. Для пущего эффекта пленного ткнули прикладом. После чего немец назвал и время смены, и даже пароль. От Ганса пахло луком и самогоном.

– Успеем, – кивнул капитан. – Спроси его про местных. Почему тишина в деревне? Кто еще остался?

Лопухин спросил. Ответ немца не принес ясности.

– Говорит, ушли. Многие. Кого-то расстреляли. Не понятно. У него от страха язык заплетается…

– А доктор есть?

– Говорит, есть. Ихний. Немец.

– А местный?

– Вот его они, кажется, и расстреляли…

Капитан прочистил горло.

Ганс, прижатый к столу, начал плакать. Из небесно-голубых глаз текли крупные детские слезы…

– Хорошо. Успеем. Сейчас рысью жмем к больнице. Берем ихнего эскулапа и все, что сможем. И галопом, слышите, ребята, галопом сваливаем! Баранов и Тихонов, вы прикрываете как можете. Гранаты… Ну, сами понимаете.

Он двинулся на выход.

– А с этими?.. – спросил Тихонов, державший немца.

Капитан обернулся в дверях, и… от этого взгляда Ивану стало страшно.

Тихонов достал нож. Ганс забился, заверещал что-то…

Лопухин поспешно выбежал на улицу.

– Что, газета, не по себе? – поинтересовался капитан.

Иван только кивнул.

– Держи…

Капитан сунул Лопухину какие-то тряпки и «шмайсер».

– Это ж… ихняя форма.

– Точно так. Оденешься и пойдешь. Мы за тобой. А там видно будет.

Иван, преодолевая неясное отвращение к чужой, хранящей еще человеческое тепло одежде, переоделся. Почти впору. Затянул ремень. Чисто автоматически пошарил по карманам. Обнаружилась зажигалка, какие-то тряпки и папиросы, которые он сразу отдал кому-то из пограничников. Кому? В темноте не разглядеть… Зажигалку же, маленькую и удобную вещицу, оставил, все пригодится.

«А хозяин одежки-то мертвец уже», – мелькнуло в голове, и Лопухин вздрогнул.

Войти внутрь больницы оказалось невозможно. Вокруг туда-сюда сновали солдаты. Кто-то помогал санитарам. Было много раненых. На белых повязках ярко выделялись пятна крови. Немцы то ли собирались куда-то спешно эвакуироваться, то ли, наоборот, прибыли новые пациенты. Понять в общей суете было невозможно.

Рычал на парах грузовик. И охрана здесь уже не дремала.

– Ну вот. Тихо не получится, – пробормотал наблюдавший за всем этим капитан. – Придется нагло. Вон трое пошли, видишь?

– Да…

– Это наших субчиков сменять. Если все хорошо будет, то и эти трое вернутся не скоро. Значит, у нас есть время. Надо только подождать, чтобы они отошли подальше и в ласковые руки Тихонова попали. – Он повернул голову влево. – Ребята, по цепочке передайте. Машина должна быть целая! Понятно?!

Через некоторое время капитан насторожился. В дверях больницы показался человек в белом халате. От суетящихся санитаров его отличали очки, застегнутый халат и то особое выражение человека, занятого работой, в которой он разбирается.

– Доктор! На ловца и зверь бежит! Ну, газета, твой выход!

Иван коротко выдохнул:

– Пошел, пошел, пошел!!!

И побежал!

Лопухин несся вперед, вопя что-то бессвязное, повторяя по-немецки одно только слово: «Arste! Arste!» Врача! Врача!

Иван сбил с ног рыпнувшегося было часового и, расставив руки в стороны, бросился на доктора, валя его на землю, в пыль.

В тот же миг сзади оглушительно грохнуло. Взметнулась земля, брызнули в разные стороны осколки. А после зло рявкнули винтовки и раздалась бойкая автоматная стрекотня.

Где-то в стороне, почти на другом конце деревни, отозвались взрывы. Парховщиков, словно танк, двигался к месту событий.