Читать книгу "Обманутые ожидания - Дана Хадсон"

Едва попробовав ее стряпню, Кейт простонала:

— Нет, так нельзя! Это так вкусно, что мы с мамой скоро превратимся в двух колобков. Надо соблюдать равновесие — пусть один вечер готовит тетя Кристи, а один — мама. Тогда у нас регулярно будут разгрузочные дни.

— Ах ты, поросенок! — Мэри шутливо шлепнула дочь по руке. — Я, между прочим, тоже умею недурно готовить. Ну, когда есть настроение, естественно.

Дочка саркастично признала:

— Это ты правильно сказала, мама: когда есть настроение. А оно у тебя бывает максимум раз в год. Так что, если готовить станешь ты, то лишний вес нам не грозит, поскольку все будет так невкусно, что и есть никто не станет.

Так смеясь и перешучиваясь, они съели все, что было приготовлено, и отправились каждый в свои комнаты.

Посидев немного в помещении, Кристи сочла, что в доме слишком душно, и вышла в сад, где качались замерзшие головки поздних астр. Она понимала, почему Мэри не хочет их убирать — даже замерзшие они не потеряли ни цвета, ни формы и стояли посередине голого газона как обещание новой весны.

Присев на тонко заскрипевшие качели, она оттолкнулась и под их плавное покачивание призадумалась. В сегодняшней суматохе она ни разу не вспомнила Армана. Вернее, не так — она не позволяла его образу пробиться в сознание, хотя в подсознании он присутствовал постоянно. Вздохнув, решила посоветоваться с Мэри — может быть, ей стоит обратиться к психоаналитику? Но тут же решила, что рана еще слишком свежа, чтобы ее трогать. Вот пройдет время, тогда…

А сейчас нужно постоянно чем-то заниматься, чтобы не дать тоске захватить ее душу. Это лучший рецепт, который она знала. Но вот чем ей заняться теперь? После ужасного напряжения последних месяцев, когда работа, учеба и требовательный любовник отнимали все ее силы и время, образовался вакуум, который заполнить было совершенно нечем.

Это угнетало, и сердце еще больше щемило от воспоминаний. Если бы она не услышала тот отвратительный разговор, то сейчас бы уже лежала в постели и ее ласкали уверенные руки Армана. От воспоминаний перехватило дух и заболело сердце, Кристи передернулась от возбуждения и отвращения. Как он мог так спокойно днем заниматься сексом с одной, а вечером пылко ласкать другую? Какая подлость…

Она медленно вытащила из кармана телефон и с сомнением посмотрела на него. Включить или нет запись уничтожившего ее любовь разговора? Чуть поколебавшись, засунула телефон обратно. Нет. Не сейчас. Когда-нибудь потом. Когда в памяти сотрутся его уничижительные слова и она пожалеет о своем побеге, непременно прослушает ее вновь и поймет, что раскаиваться ей не в чем.

Интересно, а если бы Колетт развелась, женился бы Арман на ней? Почему-то Кристи казалось, что нет, хотя она и не могла рационально объяснить эту свою уверенность.

Стремительно стемнело и вокруг враз похолодало. На небе высыпали крупные бесстрастные звезды, освещая все кругом призрачным сиянием. Вот так и ее любовь — призрачная и холодная, приносящая лишь несчастья. Но самое обидное — ведь она предчувствовала, почти наверняка знала, что такой человек, как Арман Гамилтон, не может полюбить какую-то Кристину Адамс, но ничего не предприняла, завороженная его желанием и столь ярко выраженной мужественностью. Да и могла ли что-либо предпринять, если сразу влюбилась в него так безоглядно?

На глаза навернулись горькие слезы, но она тут же их смахнула, не желая быть слабой. Чтобы утешиться, твердо себе сказала:

— У меня все будет хорошо! Я никогда больше не стану доверять мужчинам — во всяком случае, таким, как Арман Гамилтон, — и моя жизнь обязательно наладится!

7

Хмурый Арман сидел в малой столовой и с неистовством сжимал и разжимал кулаки, пытаясь смирить жгучий гнев, овладевший им после принесенного отцом известия. Не менее озадаченный и взволнованный Филип Гамилтон с недоуменно поднятыми бровями в который раз повторял:

— И никто ничего не может понять! Она никому ничего не объяснила! Прислала по факсу заявление об уходе и даже позвонить не соизволила! Я думал, ты знаешь, что произошло!

Сын сухо заявил:

— Понятия не имею! Я был на работе, приезжаю — а ее нет! И она даже записки мне не оставила! Только кольцо, купленное мной на помолвку, лежит на моем письменном столе. Что ей взбрело в голову, не знаю.

Гамилтон-старший назидательно произнес, нисколько не сомневаясь в своих словах:

— Это все нынешняя распущенность. Почудилось чего-то там — и пожалуйста! Ушла и не извинилась! Не то что твоя мать — она всегда знала свое место.

Арман не думал, что эти слова можно назвать комплиментом, но возразить ничего не успел. В комнату вошла элегантная, как обычно, Мишель. На сей раз на ней был удивительно шедший ей темно-синий дорожный костюм в стиле ретро. Усмехаясь с каким-то тайным вызовом, она объявила:

— Это ты правильно сказал — знала. В прошедшем времени. При уходе Кристи сказала потрясающую фразу: я не хочу мешать Арману жить так, как ему хочется, но и служить ширмой для его делишек тоже не хочу. Я думаю, эти слова в полной мере относятся и ко мне. Я больше не буду мешать тебе жить, Филип. Хочешь — таскайся с этими молодыми шлюшками, одаривай их как хочется, люби их, в конце-то концов…

У Филипа Гамилтона был такой изумленный вид, будто жена по меньшей мере летала перед ним по комнате на помеле. Он даже сказать ничего не мог, только молча таращился на жену, нелепо приоткрыв рот. Невольно улыбнувшись забавному виду потерявшего дар речи мужа, миссис Гамилтон продолжила:

— Поскольку наш брачный контракт не предусматривает какой-либо компенсации за прожитые с тобой годы, я сложила лишь те вещи, в которых пришла в этот дом. Слава богу, мне все еще впору мои старые платья и костюмы, а то, что сейчас в моде наряды семидесятых годов, делает меня очень модной дамой. Не знаю, почему я их не выбросила — наверное, чувствовала, что они мне еще пригодятся. Естественно, все подаренные мне драгоценности, а также все вещи, купленные на твои деньги, я оставляю. Мне они не нужны, а ты можешь делать с ними все, что тебе угодно.

Гамилтон-старший наконец-то вынырнул из охватившего его ступора и рявкнул:

— Ты горько пожалеешь об этом! Запомни — я тебя обратно никогда не приму!

Мишель горько засмеялась.

— Я жалею только об одном — что не сделала этого давным-давно, еще в то время, когда ты впервые мне изменил. Я прекрасно помню этот день — это был день рождения Армана, ему исполнилось десять лет, и именно в ту ночь ты впервые не ночевал дома. Мне еще тогда надо было бы дать тебе пощечину и уйти. Но я не смогла — в то время я еще слишком сильно тебя любила. Но теперь я поняла, что это не любовь, а жалкая зависимость. Мне не нужен окружающий тебя пустой комфорт, мне нужно лишь самоуважение, которое я потеряла давным-давно. И унижать себя я больше не позволю. Правильно мне сказала Кристи: вокруг меня только бездушная золотая клетка. Ни любви, ни тепла, ни уважения. Ничего, ради чего стоило бы здесь жить. Но я ухожу. Теперь на меня никто не посмеет глядеть с жалким сочувствием, как на несчастную брошенную жену. Я буду свободной. От тебя, твоих подлостей и твоего вранья. И твоего совершенно не нужного мне богатства.