Читать книгу "Алгебраист - Иэн Бэнкс"

Тайнс, преследуя корабли запредельцев и атакуя их базы, проводила десятилетия в условиях околосветовых скоростей, — сражалась она быстро, а вот старела медленно.

Фассин продолжил семейное дело и в конечном счете стал наблюдателем медленных, а потому проводил свои растянутые десятилетия в беседах с насельниками Наскерона. У него, как и Салууса, были свои безумные годы, он тоже немало погулял в притонах Глантина, Сепекте и где подальше, совершил не такое уж и большое общеобразовательное путешествие по самым красочным уголкам предположительно цивилизованной галактики, теряя деньги и иллюзии, набирая жирок и в гораздо меньших количествах — мудрость. Но его вольности, как думал он сам, были совсем не тех масштабов, что у Сала, и, уж конечно, не столь затяжными. Он довольно быстро вернулся домой, протрезвел, остепенился, прошел подготовку и стал наблюдателем.

Загулы у него по-прежнему случались, но становились все реже и короче, хотя дядюшка Словиус и считал, что они могли быть еще менее частыми и продолжительными.

Даже в освященных тысячелетиями наблюдательских покоях Фассин продолжал гнать волну, что нравилось, конечно, не всем. В последние полторы тысячи лет (то есть в годы правления дядюшки Словиуса) предпочтение отдавали виртуальным экспедициям, а не прямому методу. Во время виртуальных, или опосредованных, экспедиций вы находились в коматозном состоянии под тщательным присмотром в больнично чистом комплексе наблюдателей на Третьей Ярости, низкоорбитальной луне над самой внешней границей туманистой атмосферы Наскерона, и оттуда общались с насельниками при помощи ЯМР-сканеров[1]высокого разрешения, лазерных комплексов, спутников связи и, наконец, механических устройств с дистанционным управлением, которые выполняли самую грязную и опасную работу, находясь в тесном контакте со звеньями, стаями, стадами, косяками и просто отдельными насельниками.

Фассин возглавил маленькую группку мятежников: он и несколько других молодых наблюдателей предпочитали залезать в тесный стреловидный газолет, где, засунув трубки и клапаны в ноздри, уши и прочие отверстия, должны были дышать специальной жидкой дыхательной смесью, вручив свою тело и судьбу маленькому кораблю. Принимая на себя перегрузки, ядовитые испарения, радиацию и все остальное, тот физически доставлял наблюдателя в атмосферу газового гиганта, чтобы можно было полнее заслужить уважение и доверие местных обитателей, лучше выполнить свою работу и научиться местным обычаям.

Случались несчастья со смертельным исходом, неудачи, возникали споры, запреты и забастовки, но в конечном счете — главным образом благодаря неоспоримо лучшим результатам и большему объему собираемых данных (неоспоримо лучшим в том смысле, что они явно превосходили все прежние, а не в том смысле, что старая гвардия могла заявить: мол, того же самого добились бы и традиционной методикой, которая на самом деле, вероятно, и вызвала к жизни это долгожданное улучшение) — молодые победили, и трудные экспедиции, реальные экспедиции, в которых, фигурально выражаясь, приходилось пачкать руки, стали нормой, а не исключением. Эта методика, хотя и более волнующая, более рискованная, была в то же время и более действенной, более занимательной для наблюдателя, а кроме того, более дружественной по отношению к зрителям профильтрованной, прилизанной, с задержкой во времени сетевой трансляции, которую прогрессивные дома наблюдателей поддерживали последние полтысячи лет.

— Вы превратили это в какой-то спорт, — печальным тоном сказал раз Словиус, когда они с Фассином рыбачили вместе в Море плавников на Глантине. — Раньше для этого требовалось больше мозгов.

И тем не менее из стойкого, непреклонного критика движения за реальные экспедиции Словиус (который хватался за любую возможность, чтобы продвигать интересы своего клана) превратился — смотря по ситуации — в своего рода тайного сторонника Фассина и в конечном счете использовал все возможности клана Бантрабал для поддержки племянника и его коллег-революционеров. Тот факт, что оба они, Фассин и Словиус, оказались правы, а их клан процветал и обоснованно считался самым результативным и уважаемым из девяти кланов системы Юлюбиса (а значит, фактически и одним из самых передовых домов наблюдателей во всей галактике), являлся важнейшим и самым положительным достижением Словиуса на посту главного наблюдателя и отца семейства Бантрабал.

Фассин теперь, безусловно, являлся лучшим наблюдателем в системе: это стало особенно очевидно после проведенных им исследований племени Димаджриан — буйной стаи молодых насельников, с которыми он подружился. Он фактически даже стал членом стаи на целое столетие во мнимом времени, что во времени реальном составило шесть лет. По наблюдательским представлениям, он даже еще не достиг расцвета сил, но тем не менее уже был одним из лучших в своей профессии. Он родился триста девяносто лет назад, но лишь сорок пять из них прожил по физиологическому времени, а выглядел и того моложе — лет на тридцать пять.

Иногда он вспоминал о происшедшем в разбитом инопланетном корабле, думал о том, что случилось с Салом, Тайнс и с ним самим, и ему приходила в голову мысль: кошмар той ночи осенил их каким-то странным благословением, обратным проклятием, заколдовал эту троицу, словно Айлен, сама того не ведая, отказалась от того золотого будущего, что ожидало ее, и щедро наделила им их троих.

Он поцеловался с Тайнс на прощание. Та направлялась через портал и по Комплексу на дальнюю оконечность галактики — в Академию флота, куда ее пригласили преподавателем, на год. Фассин держал путь на противоположный край системы Юлюбиса, где в это время находился Наскерон, — он не оставлял попыток извлечь знания из насельников.

Тайнс благополучно прошла через портал за день до его уничтожения. Фассин находился в лайнере на расстоянии одного дня пути от Сепекте и, даже не выслушав до конца известие об уничтожении портала, понял, что увидеть Тайнс ему, видимо, больше не суждено.

Сал, который в это время вполне мог оказаться бог знает где, был дома со своим многострадальным папочкой. Часов десять он пребывал в ступоре — все никак не мог поверить в случившееся, а потом целый месяц провел в трауре по утраченной свободе, пытаясь утолить свою скорбь вином, наркотическим чадом и развратом в жалких притонах системы Юлюбиса. Вообще-то в Сепекте, и особенно в Боркиле, имелись бары, курильни и бордели, имевшие репутацию хуже некуда (в Боркиле целый район — Бугитаун был отведен для подобного рода отдыха), но беда в том, что они не принадлежали к остальной части цивилизованной галактики. Фасс как-то в одном из бугитаунских баров-борделей наткнулся на Салууса, но тот был настолько пьян, что даже не узнал друга юности.

Потом Сал встал на путь праведный, подстригся, избавился от нескольких татуировок и множества знакомых и в начале следующей рабочей недели появился с самого утра в офисе компании, где служащие все еще пребывали в прострации — каждая ложная тревога наводила на них ужас, и в любую минуту они ожидали вторжения.

С самого начала всех в системе мучили вопросы: «Зачем?», «Почему нас?», «Что дальше?» и «Только ли нас?»