Читать книгу "Королю червонному - дорога дальняя - Ханна Кралль"

— Grüss Gott[36], — приветливо улыбаются они.

— Grüss Gott, — отвечает она и приходит в себя. Поправляет блузку, мокрую от пота на спине и под мышками. Разглаживает белые нитяные перчатки, которые надела в поезде, чтобы не испачкать рук. Война закончилась, думает она. Я иду к мужу. Это последний отрезок моего пути, и глупо было бы теперь свихнуться.

Тропка делается все уже, вокруг склоны, поросшие горными соснами.

Она видит какие-то бараки, а может, дома.

Чей-то голос спрашивает ее, кого она ищет.

— Я вас подвезу, — предлагает голос.

Она видит свои пыльные спортивные тапки, под ногами скользкие камни и гравий. Вот она сидит на раме велосипеда. Велосипед останавливается перед дверью барака. Внутри длинный коридор. Она идет вперед. Кто-то берется за дверную ручку, дверь открывается, она останавливается на пороге. На кровати лежит светловолосый мальчик, щеки у него горят — видимо, жар, рядом стоят мужчины, в ногах у мальчика сидит ее муж. Без рубашки, в шортах. Загорелыми руками упирается в колени. Поднимает глаза… Глядит на нее…

Человек, который ее привел, делает знак, мужчины выходят из комнаты, больной мальчик закрывает за собой дверь. Муж подходит к ней. Обнимает — медленно, очень осторожно…

Она ждет.

Вот сейчас она ощутит безграничную радость. Почувствует себя невероятно счастливой.

Она не ощущает радости.

Не чувствует себя счастливой.

Ничего не чувствует, совсем ничего.

Это все из-за перчаток, догадывается она.

Продолжая обнимать мужа, сбрасывает перчатки. Гладит его. Он теплый. И всё?!

Ее переполняет горечь. Это несправедливо — она нашла мужа и ничуточки не рада.

Муж расплетает ее руки.

— Мне надо выйти, — говорит он. — Я на минутку, ты подожди.

Она послушно садится на кровать.

На пороге муж оборачивается:

— Я только скажу, что ты приехала.

— Кому? — спрашивает она.

— Лизль, — говорит муж. — Я сбегаю вниз… Это быстро, ты подожди.

В барак возвращаются мужчины.

— Вы знаете, куда он побежал? — спрашивает один.

— Знаю. К Лизль.

— И вы не расстроены?

— Нет, отчего бы?

— Она ничего, эта Лизль, — рассказывает мужчина. — Молодая офицерская вдова. Откормила вашего мужа, вылечила от воспаления легких.

— Это очень благородно. Я благодарна… госпоже Лизль. Знаете, так называли нашу венскую тюрьму. Ласково. Лизль, Эльжуня.

— Вы умная женщина, — одобрительно замечает мужчина. Выглядывает в приоткрытую дверь. — Вот он, уже возвращается… Кажется, у него для вас подарок.

На память

— Что мой отец? — спрашивает муж.

— Отца больше нет.

— А Халина?

— Нет больше Халины.

— А твоя мать?

— Не знаю. Мне приснился сон… Я в поезде, а мама стоит на перроне. Она не может забраться в вагон — ступеньки слишком высокие. Я хочу ей помочь, но поезд трогается. Мама кричит: «Ты езжай, не волнуйся!» — и накидывает на голову капюшон. Я его раньше на ней не видела. Поезд все набирает скорость, фигурка мамы вдали все уменьшается, и лица не видно. Я проснулась и сказала Николь: «Я в последний раз разговаривала со своей матерью».

Муж не спрашивает, кто такая Николь, так что она ему не объясняет.

Они сидят на поляне, на холме. Внизу виднеются бараки, еще ниже — городок.

Она перечисляет, кого больше нет: его отца, матери, сестер, племянника, деверей, ее матери, отца, ее подруг — Хали, Баси…

Загибает пальцы — сперва на одной руке, потом на другой. Уже все пальцы загнуты, ладони сжались в кулаки. Она рассматривает свои руки.

Она говорит:

— Мы с тобой остались — ты и я, — и разгибает два пальца на правой руке — средний и указательный. Как победная буква V или как кроличьи уши в детском театре теней. — Я верила, что ты выживешь. Я молилась… Я точно знала, несмотря на три мерзких пики рядом с червонным королем.

— Какие пики? — спрашивает муж.

— Тереса нагадала, что кто-то опасный притаился рядом, нужно быть начеку.

— Цыган! — восклицает муж. — Точно он, во всем лагере не было капо вреднее. Ясное дело, Цыган.

— Он сбежал?

— Ну что ты… О, я же принес тебе подарок.

Он достает сверток, перевязанный красивой ленточкой (из косы Лизль, догадывается она, или от ее шоколадных конфет). Она разворачивает. В коробке, на серебряной бумаге от папирос, лежит темный продолговатый предмет.

— Не узнаешь? — смеется муж. — Три пики! Немцы бежали, но печь в крематории еще топилась.

— Печь топилась… — механически повторяет она за мужем.

— А может, уже и не топилась. Может, мы специально затопили для Цыгана. Ну? Ты рада? Это череп. Мне удалось раздобыть кусок черепа, специально для тебя.

— А остальной Цыган где? — спрашивает она и думает: вот если бы ей показали череп надзирательницы Пёнтек, ей бы тоже было все равно?

— Растащили, — пожимает плечами муж. — Всего Цыгана растащили на сувениры. Тебе не понравилось… — Муж явно разочарован. — Предпочитаешь шоколад? Сейчас принесу.

Он поднимается, но вдруг вспоминает что-то.

— Послушай, — он понижает голос, хотя рядом никого нет. — Я не сказал тебе самое главное. Меня считают поляком. Не знаю, понимаешь ли ты…

— Понимаю.

— Я хочу, чтобы так и осталось, — говорит муж. — Пусть никто про нас не знает. И никогда не узнает. Никто. Не знаю, понимаешь ли ты меня…

— Я прекрасно тебя понимаю.

Муж спускается по склону. Оглядывается. Она сидит, обняв руками колени. Муж не смотрит на ее лицо. Он смотрит на обнажившиеся бедра и белый треугольник трусиков между ними.

— Как ты сидишь?! — кричит он. — Вытяни ноги и сядь прилично!

Она вытягивает ноги.

Мои ноги больше мне не принадлежат, думает она удивленно. Вернулся законный хозяин моих ног, теперь он ими распоряжается.

Она старательно поправляет юбку. Ложится на теплый мох, испытывая радость и бесконечное облегчение.

Возвращение

Они живут на Опернгассе. Сапоги эсэсовца пришлись мужу в самый раз, в немецкую рамку они вставили свою фотографию, а по карте можно планировать возвращение в Польшу.

Она и планирует, но муж говорит: