Читать книгу "Дикие пчелы на солнечном берегу - Александр Ольбик"

— Все так, сынок, все так — точь-в-точь, как Адольф. Но ничего, отольются им наши с тобой слезки, отольются, это я тебе говорю, — Карданов положил руку на автомат. — Вот построим с твоим дедом избу, вас туда эвакуируем, а сам подамся в лес. А как же ты думал — за Бориску я должен? Должен. За твою бабушку Люсю — должен? Должен. За мою жену Дусю и говорить нечего… За Адольфа у меня к ним тоже кое-какой есть счетик…

У Ромки мордашка от ягод очернилась и повеселела. Его стало греть изнутри. Да и обращение к нему бородача поднимало его в собственных глазах на недосягаемую высоту. Когда это с ним кто еще так серьезно разговаривал? Нет, дед, конечно, разговаривал, но у того слова все же больше были обращены к самому себе.

— Ничего, Ромашка, кончится вся эта канитель. Найдем твоих сестер с братом, и заберу я вас с мамкой в Ленинград. Вот где житуха, парень! Кино, мороженое, электрический свет. А главное, Ромашишка, какой там вкусный хлеб! Нет, ты такого и в глаза не видал. А колбаска, а селедочка — пальчики оближешь. И представь себе, все это добро бери в магазине и жуй, как буржуй…

Лесной комар уселся Ромке на лоб и стал потихоньку засасывать кровь. Но сколько он хоботком ни шевелил, желанная жидкость все не шла и не шла — ее и у самого Волчонка было немного. Комар посидел на его лбу, посидел и от нечего делать полетел дальше.

Карданов полулежал на лапах папоротника и рассуждал:

— А лотом, гляди, что получается… Штак у меня спросит: куда это ты, Карданов, подевал Адольфа? Что я ему на это отвечу? Дескать, реквизировали фашистские морды… А он тогда другое спросит: а кто это может подтвердить? Свидетелей, Ромик, нет — вот в чем беда. Ты-то, конечно, все видел из корзины, а ведь сказать не сможешь…

Ромка замотал энергично головой. Он явно опровергал слова беженца. Он даже соскочил с бревешка и, жестикулируя, наступил ногой на автомат и как будто застрочил из него: тэ-тэ-тэ-тэ… И потом: му-у-у… И стукнул-себя ладошкой в грудь и снова глаза сделал блюдцами. Попробуй тут не принять в расчет такого свидетеля…

— Ух ты, раздухарился, шпингалет, — засмеялся Карданов. — Ну, даешь, чертенок! Значит, еще раз выручишь? Ну, давай, лопочи, лопочи…

Карданов вдруг посерьезничал. «К сожалению, Ромик, твои показания в расчет не возьмут. Тут надо что-то другое придумывать, надо крепко шевелить мозгой. Тут одно не то слово и… Но это мы еще с твоим дедом обмозгуем. Конечно, он хоть и Керен, а дать объехать себя на кривой никому не позволит. Понял? Однако, как эта дура у них работает?»

Карданов взял в руки автомат и стал его изучать. Отстегнул «магазин» — из него выпал патрон. Взвел и щелкнул затвором, затем одним глазом заглянул в бездонную темень ствола. Ощутил запах недавней смазки, смешанный с тонким, удушливым ароматом пороховой гари. Ромка, не спуская глаз, наблюдал за действиями беженца. И не то восторг, не то подступающее из глубины его существа беспокойство блуждало на его утомленном лице.

В лесу становилось сумрачнее и темнее, ползущие тучи; цеплялись за верхушки деревьев.

— А где это ты свою пилотку подевал? Э, парень, да мы в панике и пиджак твой забыли… — Карданов задумался: — Что-то мы с тобой, Ромка, не то сделали… Улику оставили…

На хуторе их встречали со слезами и причитаниями. Мама Оля, подхватив Ромку на руки, ушла с ним плакать в хату. Верка повисла на шее отца и тоже заревела белугой. Один Вадим сохранял спокойствие: с Грихой они взялись рассматривать автомат. Уже добрались было до торбы, но тут их остановил строгий голос Карданова..

— Не трожь, салабоны! Отойдите — кому говорю!?

— А мы думали, — всхлипывала Верка, — а мы думали, вас уже нет в живых… Эти взрывы, потом дым… Мы все поняли… Вадя даже лазил на дерево… Знаешь, что он мне сказал, папочка?

— Ничего я такого особенного не говорил, — Вадим принял обиженную позу.

— Нет, говорил! — стояла на своем сестра. — Ты сказал, что видел человека с коровой, который зашел в дом перед самым взрывом.

— Да врет она все… Разве отсюда что-нибудь увидишь?

— Папа, — попросила Верка, — дай нам честное слово, что больше никогда от нас не уйдешь. Ни-ког-да!

— Скажите Роме спасибо — ей-богу, вытащил меня с того света… А где это он, чертенок?

Карданов поднял с земли автомат и торбу и понес прятать трофей в баню.

Близость леса и дождь создавали ощущение затерянности, безрадостной сумеречности. Земля возле хаты осклизла и напоминала овсяный кисель, который Ромка не терпел, но который все чаще появлялся на столе. Вот и сейчас он сидел за деревянной миской, хлебал жидкий киселек и запивал его кипятком.

Он уже давно высушил слезы и сам был переодет в сухие штаны, а вместо рубахи мама Оля надела на него одну из своих старых кофт. Поэтому Ромка был весь цветастый и таким его увидел Карданов, вошедший в дом.

Ольга сидела напротив сына и расслабленно осознавала его безопасность. Посмотрела на беженца, и на ее лице произошла едва уловимая перемена. Брови отлетели от переносицы, а в глазах тихо разгорались потайные звездочки. Карданов подошел к женщине и взял ее руку в свои ладони — как будто хотел их отогреть.

— Нам есть что с Ромкой вам рассказать, — Карданов уселся на лавку и стал доставать кисет. — Нас в Верене так прищучили, что уж думали — без возврата… Однако рассказы после, нам сейчас завалиться бы с веничком на полок. Как ты думаешь, Ромик?

Ромка немедленно бросил ложку и стал сползать с лавки.

— Он тут как тут, — Ольга стала убирать со стола. — Конечно, сходите погрейтесь. Надо Тамарку попросить, чтобы натопила баню.

Ольга вышла на улицу и крикнула:

— Томка, а Томка, где тебя черти носят!

Глава восьмая

Ромка страсть как не любил ходить с мужиками в баню. Больше паровоза и змей боялся он горячей воды. Только мама Оля и баба Люся мыли его летненькой водичкой. Зато дед не щадил, лил на него горячую воду и приговаривал: «Болести в подполье, на Ромку здоровье». Но от такого здоровья он верещал так убойно, что железная бочка с горячей водой, приткнувшаяся к боку каменки, тоже начинала стонать и подвывать.

На полку было жарко и душно, и потому Волчонок соскочил на пол и присел на корточки, чуть ли не уперся носом в старые, отдающие прелью половицы. И хорошо бы так сидеть и сидеть. Пришел дед, и в дверь пахнуло желанной прохладой.

У него в руках свежий березовый веник, а между ног что-то болтается. Волчонок смотрит на это «что-то» и не может отвести глаз. Нет, он смотрел не на то, что и у него есть — «краник», как называет его мама Оля — он смотрел на дедову килу, только что освобожденную от бандажа. Тот вместе с одеждой остался в предбаннике.

— Ну как тут парок? — поинтересовался дед и взлохматил Ромке волосы. — Говорят, Лексеич, вернулся ты без бугая…

Карданов только что кончил париться, а потому находился наверху блаженства, откуда все земные скверны кажутся самыми распустяковыми пустяками…